Руденко. Генеральный прокурор СССР
Шрифт:
В частности, имеют хождение произведения „Говорит Москва”, „Фантастические повести”, „Любимов” и другие, авторы которых скрываются под псевдонимами Николай Аржак и Абрам Терц. Как видно из предисловия к „Любимову” и другим произведениям, их авторы являются советскими гражданами, нелегально передавшими свои рукописи за границу».
В тот же день Синявский был задержан и направлен в следственный изолятор КГБ. 11 сентября первый заместитель
Генерального прокурора Маляров дал санкцию на его арест. Через три дня был взят под стражу и Даниэль.
Спустя четыре месяца следствие было завершено, и начальник Следственного отдела КГБ направил
При выборе государственного обвинителя по этому делу произошел эпизод, который наглядно свидетельствовал о том, что Руденко умел ценить и уважать позицию прокурора, а к поддержанию обвинения относился как к нравственному долгу каждого работника. Об этом поведал автору бывший помощник Генерального прокурора СССР В. Г. Демин. Он рассказывал:
«Поддерживать обвинение по известному делу Даниэля и Синявского было поручено заместителю начальника отдела по надзору за рассмотрением в судах уголовных дел Прокуратуры СССР Николаю Николаевичу Шанявскому. Потомок известной интеллигентной фамилии, фронтовик, потерявший на войне ногу, эрудит, блестящий юрист и обвинитель (несмотря на заикание – фронтовую контузию), родственник Р. Плятта, Шанявский имел огромный авторитет в нашей юридической среде. Однако на предложение Р. А. Руденко Николай Николаевич ответил кратко и ясно: „Товарищ Генеральный прокурор! По такому делу я обвинение поддерживать не стану!"
Р. А. Руденко тут же перевел разговор на другую тему и этого вопроса больше не касался. К Н. Н. Шанявскому он сохранил то же уважительное отношение, которое было и прежде…»
14 февраля 1966 года дело рассматривалось Судебной коллегией по уголовным делам Верховного суда РСФСР под председательством Л. Н. Смирнова.
Государственное обвинение поддерживал помощник Генерального прокурора О. П. Темушкин. Синявского защищал адвокат Э. М. Коган, а Даниэля – М. М. Кисенишский.
Синявский и Даниэль виновными себя не признали. Синявский говорил, что, направляя свои произведения за границу, не стремился причинить вред Советскому государству, а исходил только из того, что хотел видеть их напечатанными, так как его произведения сложные и даже свои обычные статьи в СССР он публиковал с трудом.
А вот что говорил Даниэль: «О том, о чем я пишу, молчит и литература, и пресса. А литература имеет право на изображение любого периода и любого вопроса. Я считаю, что в жизни общества не может быть закрытых тем… Я хочу еще сказать, что никакие уголовные статьи, никакие обвинения не помешают нам – Синявскому и мне – чувствовать себя людьми, любящими свою страну и свой народ. Это все. Я готов выслушать приговор».
Суд приговорил «виновных» к лишению свободы: Синявского – на семь, а Даниэля – на пять лет.
28 августа 1991 года приговор Судебной коллегии по уголовным делам был опротестован Прокуратурой Союза ССР в Президиум Верховного суда РСФСР. В протесте предлагалось приговор в отношении Синявского и Даниэля отменить, а уголовное дело прекратить за отсутствием в их действиях состава преступления.
Если к преследованию одних диссидентов Прокуратура СССР и лично Руденко имели все же косвенное отношение, то что касается изгнания из страны А. И. Солженицына и ссылки А. Д. Сахарова – самое прямое.
Архипелаг
В 1970 году Александру Солженицыну была присуждена
Вопрос о «наказании» писателя витал во властных кабинетах и коридорах. Не могли только решить, как лучше это сделать: то ли выдворить из страны, то ли привлечь к уголовной ответственности. Но избавиться от всемирно известного писателя Советское правительство решило твердо. Роль основного двигателя отводилась, конечно, Комитету государственной безопасности и его руководителю Ю. В. Андропову. Но не последнюю скрипку играл здесь и Генеральный прокурор.
После присуждения Солженицыну Нобелевской премии в области литературы был подготовлен проект указа Президиума Верховного Совета СССР «О выдворении А. И. Солженицына из пределов СССР и лишении его советского гражданства». Тогда же Руденко и Андропов направили в Секретариат ЦК КПСС довольно любопытную записку, в которой они излагали свое видение «проблемы Солженицына». Они писали:
«Проживание Солженицына в стране после вручения ему Нобелевской премии укрепит его позиции и позволит активнее пропагандировать свои взгляды… Выдворение Солженицына из Советского Союза лишит его этой позиции – позиции внутреннего эмигранта и всех прочих преимуществ, связанных с этим… Сам же акт выдворения вызовет кратковременную антисоветскую кампанию за рубежом с участием некоторых органов коммунистической прессы… Взвесив все обстоятельства, считали бы целесообразным решить вопрос о выдворении Солженицына из пределов Советского государства».
Интересно, что совершенно иную позицию занял в этом вопросе тогда министр внутренних дел Щелоков, который считал, что Солженицыну нужно дать немедленно квартиру, прописку и вообще проявить к нему внимание. «За Солженицына надо бороться, а не выбрасывать его, – писал он. – В данном случае надо не публично казнить врагов, а душить их в объятиях».
Однако ни одна из точек зрения тогда не возобладала. Солженицына не выдворили из страны и не «задушили в объятиях». Но травля писателя продолжалась, и вопрос ни на один день не оставался закрытым. В последующем он обсуждался даже на Политбюро ЦК КПСС, где после долгих дебатов было принято решение предоставить Председателю КГБ СССР Андропову «разрубить гордиев узел». Политбюро приняло специальное постановление «О мерах по пресечению антисоветской деятельности Солженицына А. И.». Проведение «карательной операции» было поручено Андропову и Руденко. Они должны были определить всю процедуру следствия и суда и после согласования всех вопросов произвести арест писателя.
О том, как происходили арест и изгнание, Солженицын подробно описал в своих автобиографических книгах. Но некоторые детали прояснил бывший старший следователь по особо важным делам при Генеральном прокуроре СССР Ю. А. Зверев. Он рассказал, что однажды Руденко пригласил его к себе и, передав вышедшую за границей книгу Солженицына «Архипелаг ГУЛАГ», а также подборку «отзывов прессы» на нее, поручил «изучить на предмет решения вопроса о возбуждении уголовного дела»…
«Я изучил и доложил, что в книге содержится огромный материал, причем наряду с суждениями и выводами автора там огромный массив фактов, которые либо соответствуют действительности, либо ложны… Я и сейчас думаю, что не все отдельные факты абсолютно точны. Это теперь мы все так много знаем о том периоде. А тогда – только слухи… Было очень страшно верить…