Рудничный бог
Шрифт:
Но для самой Насти эта встреча имела далеко идущие последствия. Не успела коляска доктора отъехать от ворот, как ее призвала свекровь и сурово отчитала за то, что невестка осмелилась действовать за ее спиной.
– Мне доложили, что ты кому-то писала, – начала Фелициата Алексеевна.
– Не «доложили», а «донесли», – ответила Настя, в душе которой произошел какой-то перелом. – Эта ваша приживалка… она шпионит за мной! Это низко! И мерзко!
– Да я пытаюсь защитить тебя! – воскликнула старая княгиня.
– Как? Заперев в четырех стенах? Запретив всякие встречи с людьми? Право слово, вы обращаетесь со мной, как с арестанткой! Чем я, в таком случае, лучше Алексея? Он хотя бы знал,
Настю прорвало. То, что полгода копилось в ее душе, сейчас вылилось на свекровь. Старая княгиня съежилась в кресле, как впервые, глядя на свою невестку.
– Ты не в себе, – только и вымолвила она.
– Не в себе? Уж не хотите ли вы сказать, что я сошла с ума? – из груди рвался болезненный нервный смех. – Хорошо! Позовите еще раз доктора Штерна, созовите консилиум и пусть светила медицины решают, повредилась ли я рассудком и как меня надо лечить. Но вы… По какому праву вы вмешиваетесь в мою жизнь?
– Я – твоя свекровь! Бабушка твоего будущего ребенка…
– Моего ребенка. А о своем собственном вы уже забыли?
– Алексей, – за весь месяц, что Настя прожила в семействе Варских, это имя всего второй раз слетело с уст ее свекрови, – Алексей сейчас далеко…
– Ближе, чем вы думаете. Он жив, он на этом свете. И не за тридевять земель.
– Он сослан на каторгу! Князь Варской – и на каторге! Ты это понимаешь?
– Да. Большего унижения придумать им было невозможно.
– Они знали, на что шли!
– Да. Знаю и я, – кивнула Настя.
– Что ты задумала? – Фелициата Алексеевна подалась вперед, хватаясь за подлокотники кресла. – Признавайся, а не то…
– Что? Посадите меня под замок, на хлеб и воду? – запальчиво возразила молодая женщина. – Отправите в смирительный дом? Прикажете арестовать? Мне все равно!
Вскинув подбородок, она вышла, едва сдержавшись, чтоб не хлопнуть дверью.
Эта вспышка имела последствия. Когда через два дня приехала ее мать, обе старшие женщины сначала долго шушукались о чем-то в покоях княгини Варской, а потом Насте как бы между прочим сообщили, что в ближайшие дни, не дожидаясь родов, они собираются съездить к морю. Дескать, там этим летом соберется отличное общество. Более того, там будет кто-то из великих княжон, а всем известно, как император любит своих сестер, особенно младшую, Аполлинарию. Вполне возможно даже похлопотать для Насти милостей при дворе. И мать, и свекровь так живописали ей все прелести путешествия к морю, что на какой-то миг молодая женщина им поверила. Смягчения приговора для Алексея она добиться не в состоянии, но, по крайней мере, может изменить собственную судьбу.
Тем временем начались сборы в дорогу. Выправляли паспорта, перетряхивали багаж, срочно шили новые платья для путешествия – в общество великих княжон не стоило показываться, в чем попало. Оба старшие княгини почти непрерывно что-то писали, но за самой Настей надзор не слабел ни на минуту.
И вот, когда уже был назначен день отъезда и накануне собирались вперед отправить подводу с вещами, на ее имя пришло письмо.
Доставил послание фельдъегерь императорской курьерской службы, когда все семейство собралось в столовой и за поздним завтраком оживленно обсуждало предстоящую поездку. В разговор включился даже Елисей, в подробностях расспрашивавший о том, какое там будет дамское общество. Особенно его интересовала некая Мими Тараканова, что тут же послужило поводом для веселых двусмысленных намеков его маменьки. Княгиня Фелициата Алексеевна даже улыбалась и грозила «вертопраху» сыну пальцем – зачем, мол, так долго скрывал о том, что у него имеется дама сердца? Насте тяжело было присутствовать на этом семейном веселье. Все так живо обсуждали Мими Тараканову, как будто Елисей Варской уже собирался на днях сделать ей предложение. Будто Алексея Варского вовсе не существовало на белом свете!
В это время и явился фельдъегерь, сообщив, что у него послание для Анастасии Варской.
– Это я, – в наступившей тишине Настя медленно поднялась с места.
Фельдъегерь приблизился чеканным шагом и протянул ей запечатанный двуглавым орлом пакет.
– Его высочество светлейший князь Петр Ольденбургский желает дать вам аудиенцию двадцать шестого числа сего месяца в одиннадцать часов утра, – произнес он, отсалютовал и покинул комнату. Настя осталась стоять, глядя ему вслед. Конверт с императорской печатью жег ей руки, но не вскрывать же его в присутствии посторонних?
– Что это значит, Анастасия? – нарушил молчание голос ее матери.
– Сама не понимаю, – пробормотала она.
– Все ты понимаешь, – вступила ее свекровь. – Ты все-таки кому-то написала? Но как? Нелли Шумилина, так? Это она?
Настя кивнула, сама не зная, зачем. Она действительно передавала подруге письмо, но адресованное на высочайшее имя. Его сиятельство князь Петр Ольденбургский никоим образом не был адресатом. Как так получилось, что ответил именно он?
– Ты хоть понимаешь, что наделала? – не отставала ее мать. – Ты знаешь, что это за человек?
– Да, мама, – откликнулась Настя, все еще пребывая во власти своих дум.
– «Да, мама!» – всплеснула руками та. – И она говорит так спокойно!
– А что мне еще делать? Если люди не хотят мне помочь, я готова попросить помощи у самого черта!
Обе княгини встрепенулись. Мать даже занесла руку, словно собираясь отвесить дочери пощечину, но сдержалась.
– Ты поедешь? – свекровь смотрела холодными глазами змеи.
Настя с усилием сломала печать, вскрыла конверт. На гербовой бумаге было начертано всего несколько слов: «Его сиятельство князь Петр Ольденбургский желает дать аудиенцию княгине Анастасии Варской в своем доме…» – и больше ничего, только дата и время.
– Ты поедешь? – снова прозвучал тот же вопрос.
– Да.
До самого последнего момента, до того, как подошел назначенный час, Настя не была уверена в том, что встреча состоится. Родная мать отказалась с нею разговаривать, свекровь тоже отмалчивалась. Мужская половина семейства ограничивалась дежурными фразами. Молодая женщина почти уверилась в том, что ей придется идти пешком или брать извозчика, но к назначенному часу у крыльца остановилась коляска.
Не без внутренней дрожи Настя пускалась в путь. Она не могла не заметить, как шлепает губами сопровождавшая ее приживалка – старая дева молилась про себя. И Малаша, выйдя провожать, тайком перекрестила свою барыню, а у ее собственной матери было какое-то странное выражение лица. И ничего не было в том удивительного, если учесть, к кому собиралась Анастасия Варская с визитом.