Рудничный бог
Шрифт:
– Руки убери!
– Ну, Дуняша… Ну, ягодка моя сладкая…
– Кому сладость, а кому горечь! Все вы, парни, хороши! Сорвете маков цвет и поминай, как звали! А мне потом ворота дегтем вымажут? А мамка чего скажет? Тятька – тот вовсе косы повыдергает!
– Не повыдергает, небось.
– Откуль знаешь?
– Ну, я ж и посвататься могу…
– Ой… Васятка…
– А чего? Вот как пост пройдет, так сватов и зашлю. Пойдешь за меня, Дуняха?
– Не пойдет.
Парочка хором вскрикнула, когда Сысой Псоич воздвигся над ними из кустов.
– Ой, лихо!
Хозяин рудника только усмехнулся. Слухам о своей колдовской силе он не препятствовал – наоборот, поддерживал, справедливо полагая, что так его будут больше бояться. Да и что скрывать правду? Действительно знается он с нечистой силой. И даже больше того. Людям не стоит знать разве что, как далеко простирается его власть над незримым миром и насколько велики силы того, кто среди них известен как хозяин небольшого рудника. Но ведь и Петр Ольденбургский, поставлявший ему заказы, тоже не простой человек. И только он знает, кому и на что идут все те редкие руды.
– Попались, – промолвил он. – Теперь не уйдете!
– Помилуй! – вскрикнул парень, валясь в ноги.
– Молчать! В глаза смотреть!
Девка взвыла дурным голосом, но тут же осеклась, зажимая себе рот руками и глядя на колдуна белыми от ужаса глазами. Парень не мог и того.
Сысой Псоич окинул обоих пристальным взглядом. Девка ничего. Спелая. А вот парень…
– Ко мне!
Вскинул руку, растопырив пальцы. Парень побелел, задрожал мелко, но ослушаться не посмел, приблизился, опускаясь по знаку колдуна на колени. Глаза его остекленели, когда ладонь легла ему на голову. Ногти впились в кожу под волосами, захватили в горсть вихры, заставив запрокинуться.
– Слушай меня, – глядя глаза в глаза, раздельно промолвил колдун. – Завтра поутру придешь на рудники. Скажешь, что хочешь работать. Спустишься в забой. Пока я не отпущу. Понял?
– Приду, – пролепетал парень.
– А сейчас ты все забудешь, – колдун разжал пальцы, отступил. – Иди!
Парень встал, сделал шаг, покачнувшись, как пьяный.
– Васятка, – взвыла девка, но тот даже не посмотрел в ее сторону. Побрел к поселку, тупо глядя перед собой сонными глазами.
Оставшись наедине с колдуном, Дуняша тоненько заскулила. Ее скулеж стал громче, отчаяннее, когда Сысой Псоич обернулся к ней.
– Иди за мной!
И зашагал вперед, не оборачиваясь и не следя, идет ли за ним девка. И так знал, что идет – вон как скулит, дуреха. Чует, что к чему. А ведь зачаровать-то нельзя. Должна понимать, что происходит, должна чуять страх – и все равно подчиняться. Когда жертва кричит и бьется, оно к лучшему. Как звери сбегаются на кровь, так и Рудничный со своими слугами пойдет на ее чувства. Для этих, которые там, слаще страха нет ничего. У них над колдуном Сысоем потому и нет власти, что он, колдун Сысой, никогда не испытывал никаких сильных чувств. О чем бы ни шла речь, что бы ни происходило, он всегда оставался спокоен и холоден.
На ходу полез в калиту на поясе, достал палочку-рогатку, отшлифованную десятками и сотнями прикосновений его рук до того, что она и на дерево перестала походить. Взялся за концы, покачал туда-сюда и пошел осторожнее.
Шагали они в сторону от человеческого жилья. Вечерело. Становилось прохладно. Запели комары, когда они вступили под кроны росших на склоне горы деревьев. Где-то в лесу, где уже было темно, закричала сова. Дуняшка клацнула зубами, тоненько взвыла от страха. Только бы не помешала! Только бы не пришлось останавливаться и тратить на нее время и силы!
Толстый слой кедровой хвои вперемешку с прошлогодней листвой и пробившейся сквозь нее летошней травой пружинил под ногами. Колдун Сысой умел ходить по лесу так, что его еще в юности считали сыном лешего. Да мать и сама не могла точно сказать, от кого понесла единственного сына. Как бы то ни было, в лесной чаще Сысой чувствовал себя, как дома. И сейчас шагал уверенно, туда, куда вела его лоза. Шел и тихо бормотал себе под нос:
Змею – камень,
Руде – пламень.
Древу – солнце,
Жару – хладень.
Камню – силу,
Жизни – смерть.
Свету – мрак,
Духу – ветер.
Земля отзывалась на простое заклинание теплом и тяжелым смрадным дыханием. Где-то там, в ее недрах, шла своя жизнь. Где-то там горели неугасимые огни, в которые бурлила и плавилась кровь земли. Среди них, в чаду и жару, извивалось напоенное силой тело Змея. Говорят, это и есть Ад. Сысой не брался спорить.
То самое место он почуял еще прежде, чем лоза качнулась в его пальцах туда-сюда, указывая на проходящую поблизости подземную жилу. Склон тут был пологим, удобным для строительства, да и деревьев росло мало. Правда, сама жила была глубоко, но ведь он знал отличный способ, как притянуть ее поближе.
– Стой!
Всхлипывающая Дуняшка остановилась, обхватив себя за плечи руками. Вечер наступал прохладный, с гор задувал ветерок, и она продрогла. Не думала, не гадала, что придется бродить по горам вокруг рудника, вот и мерзнет в простом сарафане. Ничего, скоро согреется! Подземного жара на всех хватит.
Поселок Невейск за деревьями не был виден, а вот до рудника оказалось не так уж далеко. Оставив девку дрожать от страха и холода, Сысой Псоич прошелся туда-сюда, замечая, в какую сторону проходит жила. Выбрал место, притопнув ногой:
– Иди сюда!
– Отпустите меня, – заныла Дуняшка. – Христом-богом мо…
– Цыц! Иди, кому говорю!
Девка заскулила тоненько, но спорить не посмела. Подошла, вся дрожа, встала перед колдуном. По круглым щекам ее текли слезы, она хлюпала носом, кусала губы. Обычная девка, ничем не примечательная. Тело крепкое, молодое.
Не тратя слов, Сысой положил ладонь ей на грудь, сжал.
– Ой!
– Нешто больно? – он прищурил глаза, заговорил ласково. – Да ты не боись, ягодка! Чего испугалась? Или я больно тебе делаю?