Руины Арха 1
Шрифт:
Катя с брезгливой гримаской перепрыгивает ступени, куда из клюва волкоршуна падает, отмеряя секунды, кровавая капель.
Выныриваем в круглый зал с колоннами, здесь роща грибов.
У пола шляпки жмутся друг к другу как народ на митинге, одни – крошечные холмики, другие – по колено. Под тенью шляпок волосатые ножки как дремучий лес. На упавших плитах высятся грозно, как стражи, грибы-одиночки. На колоннах – трутовики, как этажи тарелок. Стены дали приют домикам на изогнутых, как крючья, тонких ножках, что-то вроде опят или поганок. Даже потолок в грибницах пушистых шариков.
В воздухе плавают фиолетовые огоньки, много, как в снегопад, только не падают, каждая будто живет своей жизнью.
Борис пересекает грибное царство широкими шагами.
– Не задерживаемся!
Мы с Катей спешим следом.
– Сонные грибы, – прошептала Катя, озираясь.
Выходим из зала, я вдруг зеваю как бегемот, перед глазами мутная пленка. Катя прикрывает ротик тылом ладони, пряча зев. Борис помотал головой, как пес после речки. Останавливаемся.
Борис лицом ко мне, палец тычет в арку, откуда мы вынырнули, та теперь далеко, но я еще вижу танцы фиолетовых светлячков.
– Такие места всегда пробегай. А то рухнешь спать прямо там.
– И не проснешься, – добавила Катя.
Перевожу взгляд на нее.
– Ты уже с этими грибочками встречалась…
– Питалась ими, когда кончились запасы. Подбегала к краю грибницы, задержав дыхание, срывала ближайший – и прочь.
– А откуда знала, что съедобные?
– Не знала. Но пришлось рискнуть, жрать было нечего.
– Рисковать приходится каждый день, привыкай, – сказал Борис.
– Дайте угадаю, – сказал я. – Человек дышит фиолетовыми пылинками, они усыпляют, а потом грибочки оплетают спящего нитями и высасывают соки.
– Зачет тебе по микологии, – рассмеялся Борис.
Вышли в зал размером с футбольное поле, его наискось пересекает речка. Берега закованы в цепи мощных плит, на каждой плите – высокая статуя женщины то ли в монашеской, то ли в жреческой робе, в руках кувшин под наклоном, из шеренги таких кувшинов в речку льется вода. Не каменная – настоящая. Вода наполняет русло, шипучие потоки разбегаются в обе стороны, исчезают за челюстями решеток в углах.
Прячемся за одной из статуй.
На том берегу у костра сидят трое. В лохмотьях, такие не всякий бомж наденет.
На одном поверх лохмотьев костяные доспехи: нагрудник из ребер, черепа наплечников, наверное, рычуньи, рогатый шлем, тоже из черепа, кажись, бычьего, хотя не знаю, есть ли тут быки…
Видимо, этот в доспехах – главный. Его зад греется на черной меховой шкуре, та устилает обломок плиты. Главарь отрывает клыками от кости жареные волокна мяса, они пышут паром.
Двое других живо переговариваются, первый размахивает кружкой, из нее плещет пена, второй то и дело заносит дубину, темное полено крошит камни у ног.
– Мерзы, – шепнул Борис, точно плюнул.
К моему горлу подступил ком ярости. Губки Кати стянулись в узел.
Выжидая удобные моменты, украдкой перебегаем от статуи к статуе, сквозь шум реки становятся слышными голоса, а когда мы скользнули за статую, что смотрит прямо на трех стервятников, начали различаться слова.
– В прошлый раз я бы тебя перепил.
– Если б не свалился как бревно, ха-ха!
– Не в счет. Я тогда трахнул ту красотку пять раз, а ты всего один. У тебя сил осталась куча!
– В кишках у тебя куча! Тебе то бабы, то печень, то еще какая хрень мешает. Давай схлестнемся!
– Не, бухла мало. Вылакаешь за раз, до меня очередь не дойдет!
– Говорю же…
– Тихо! – оскалился рогатый. – Дайте пожрать спокойно.
Двое начали подкалывать рогача, по залу гуляет смех, вожак порыкивает, наблюдаем из теней укрытия.
Цепочкой – Борис впереди, Катя в хвосте – проскальзываем по каменной дужке над рекой, будто ниндзя, общая ненависть сделала единым целым, словно мысли друг у друга читаем.
Вожак нас не видит, загораживают туши подчиненных, те сидят к нам спинами, смех и ругань заглушают наше приближение.
Борис рванул вперед, прыжок через головы хохмачей, вожак вскочил, из лохмотьев на поясе блеснул пистолет, но Борис, пролетая над пламенем, отбивает ножом. Грохнуло, пуля взбила гриб пыли сбоку от костра, Борис налетел на вожака, ядро из двух тел бешено укатилось в полумрак.
Я обхватил локтем шею того, что с дубиной, в бок его клюнул зубастый кинжал Курта, еще и еще. Входит как в масло, а вырывать приходится с силой. Меня швыряет туда-сюда как в челюстях дракона, вонючий бандит ухитрился дотянуться концом дубины до моей лопатки, но боли я не ощутил. Дубина упала, мерза обмяк, брезгливо отталкиваю в костер, на распластанном чучеле тут же взрастают огненные цветы.
На краю зала Борис поднялся на ноги, но главарь с разбега таранит рогами в туловище, Борис успел повернуться боком, рога прошли с двух сторон, Борис и главарь падают в связке, прокатываются кубарем, вскоре оба разгибают спины, но руке Бориса вражий шлем, держит за конец рога.
Вожак едва обрел равновесие, Борис обрушивает шлем ему на морду, глухой хруст, второй рог вошел в глаз, вылез за ухом.
Тело мерзы нелепо качнулось, пятится назад. В итоге гравитация побеждает с тяжелым глухим ударом, под черепом набегает темная лужа.
Оборачиваюсь к Кате. Кроха провернула над третьим, который так и не выпустил из лапы кружку, хардкорное фаталити. На мерзе не осталось живого места, гигантская котлета из свежего фарша, еще не побывавшая на сковороде. Трудно поверить, что так можно сделать кастетом и ножницами.
Особенно Катя постаралась в паху.
Нет сомнений, ей доводилось не только встречать подобных типов, но и узнавать на себе их уродские наклонности. Девочка свела счеты.
Борис подобрал с пола пистолет, трофей перелетает ко мне, ловлю.