Руины
Шрифт:
— И тогда все?
Он смотрит на меня и качает медленно головой.
— Я не знаю.
— Значит, ты просто хочешь войти в жизнь моей дочери и просто быть в ней, когда тебе будет удобно?
— Кам…
— Не камкай мне здесь. Я знаю, каково это, когда ты готовишься к бою. Это может занять тебя на несколько месяцев.
— Ты не справедлива.
— Нет, это ты не справедлив. Я не позволю
— Она и моя дочь тоже! И я упустил четыре года ее жизни, потому что ты не очень-то и старалась связаться со мной! — так громко кричит он, что по началу это шокирует, возбуждает. Но потом это разжигает во мне гнев, словно пламя, о существовании которого я не подозревала до сих пор.
Я поднимаюсь на ноги.
— Пошел. На хер. Зевс. Это ты мне изменил. Ты переспал с другой женщиной. Ты бросил меня. Ты порвал со мной по телефону. В тебе даже было недостаточно уважения, чтобы сообщить мне об этом лично. Потом ты просто жестко игнорил меня. Даже блокировал мою электронную почту, черт возьми! Как я должна была с тобой связаться? Я даже не могла приблизиться к тебе, чтобы поговорить. Я сделала все, что смогла. Я поговорила с единственным человеком. У которого был доступ к тебе. Не моя вина, что он гребаный ублюдок. Возможно, то что я сделала не было так идеально, как сделал бы сам всемогущий Зевс, но я, блядь, сделала все что могла. И я успешно воспитывала свою дочь последние четыре года, без тебя. Ты мне не нужен. И Джиджи, черт возьми, тоже не нужен.
Я знаю, что поступаю дерьмово и говорю ужасные вещи. Но сейчас мне хочется причинить ему боль, такую же, какую он причинил мне.
— Кам. Твою мать. Прости. Я не это имел в виду… — он поднимается на ноги, в глазах паника, он тянется ко мне.
Я отхожу от него. В защитном жесте складываю руки на груди.
— Да, именно это. А теперь тебе пора уходить.
— Нет, пожалуйста, Кам. — Он проводит рукой по голове, хватая себя за волосы. — Мне не следовало этого говорить. Ты знаешь, что я не это имел в виду. Я в замешательстве. Я только что узнал, что у меня есть дочь, ради всего святого. И возможно я не соображаю сейчас здраво. Но Джиджи – она моя дочь, и я хочу быть частью ее жизни. Мне нужно быть частью ее жизни. Я клянусь и тебе и ей, что ничто и никогда не помешает моим с ней отношениям. Я никогда не причиню ей вреда.
Глава 7
Я смотрю на Зевса, колеблясь между гневом, болью и знанием того, что не имею права удерживать его в стороне от дочери. Я не такой человек. Не в моей природе причинять кому-то такую боль. И удерживание Джиджи в стороне от него – это только навредит ей, а я никогда не смогу причинить ей такого вреда.
Я расслабляюсь и выдыхаю.
— Если ты ее подведешь, Зевс… я лично убью тебя.
— Я не подведу ее. Богом клянусь. — он приближается ко мне. Настолько близко, что я чувствую его лосьон после бритья. Такой знакомый, но не знакомый на нем аромат.
— Ты поменял лосьон после бритья, — говорю я. И как только слова срываются с моего языка, я осознаю, какую глупость сморозила. Но осознание того, что он хотел стереть меня из своей жизни даже подобным образом ранит меня. Больно.
—
Ну, охренеть, как жалит.
Я смотрю на его грудь. Не хочу, чтобы он видел сейчас эмоции в моих глазах.
— Ну, извини, что и тут помешала. Наверное, это неловко, трахать других женщин и чувствовать мой запах на себе.
— Господи, Кам. Я совсем не это имел в виду, и ты это знаешь.
— А знаю ли? — я совершаю ошибку, посмотрев ему в глаза. Я осознаю это за секунду до.
Это ощущение, словно гранату бросают в уже полыхающий огонь между нами.
Между нами взрывается притяжение.
Он смотрит на меня так же, как и годы назад, и от этого болит душа. Я чувствую миллион эмоций в этот момент. И ни одна из них не разумна и не правильна.
Это напоминает мне о давно ушедших днях. Влечение между нами никогда не было проблемой. Даже в самые первые дни знакомства, когда мы не торопились. Я всегда знала, что Зевс хочет меня.
Пока он не захотел кого-то еще.
И это словно ушат холодной воды на мою голову.
Я отступаю и вновь обнимаю себя. Мое сердце укрывается еще одной броней в груди.
— Джиджи скоро вернется домой, — говорю я, Зевсу пора уходить. — Наверное, будет лучше, если тебя не будет здесь, когда она вернется домой.
— Хорошо, — говорит он. — Но могу я увидеть ее завтра?
— Да, я поговорю с ней, когда она вернется. Дам ей знать, что завтра мы проведем время с новым другом.
Когда провожаю его до двери, интересуюсь о его семье.
— Как твой отец?
— Все еще пьянствует. — Зевс пожимает плечами, словно это не важно, но я-то знаю. — Я дважды отправлял его на реабилитацию. — говорит он мне. — Ни секунды ни прошло удачно. Он не хочет трезветь. Он забил на жизнь. Теперь он просто заливает в себя спиртное до полусмерти.
Это огорчает меня.
Бретт Кинкейд был алкоголиком с самой нашей первой встречи с Зевсом. Он не злой пьянчуга. Просто бесполезный. Он начал пить после смерти матери Зевса, Грейс. И становилось все только хуже и хуже: он уволился, стал затворником. Тогда Зевс взял на себя ответственность, заботу о своих братьях и сестре. Он бросил обучение и устроился на работу на мясоперерабатывающий комбинат. Он продолжал заниматься боксом, проводя все больше боев, чтобы заработать деньги, но каким-то образом он смог найти время и для меня.
Именно тогда, когда его пригласили на Олимпиаду, представлять Америку, его жизнь изменилась к лучшему. Но также это положило начало концу «нас». Его боксерская карьера стремительно росла вверх. А я осталось там, позади, забытая и раненная его уходом.
— Мне очень жаль это слышать, — сказала я ему. — Может, знание того, что у него есть внучка, поможет ему, — добавляю я с надеждой.
— Да, может быть. — Он не выглядит уверенным в этом.
<