Рука Фатимы
Шрифт:
Беатриче старалась объяснить эти явления побочным действием препарата, регулирующего схватки, уговаривала себя, что скоро привыкнет к нему, адаптируется. Она не могла найти более подходящего объяснения провалу в памяти, чем амнезия. Надо обязательно предупредить врачей. Однако не хватает еще попасть в психиатрическое отделение… Другой вариант при всем его мистицизме ближе к правде: возможно, появление камня в кармане брюк – его новая проделка? Не собирается ли он совершить с ней еще одну авантюру?.. Держа камень в дрожащих руках, она со страхом в него всматривалась. В неоновом свете лампы, висевшей над ее головой, сапфир сверкал
Она разжала пальцы: лучась и сверкая, камень лежит на ладони. Невидимая рука зажгла внутри него свет. Он похож на глаз, который смотрит спокойным, дружественным взором. Если верить старинной легенде, это осколок глаза Фатимы, любимой дочери пророка Магомета. Она принесла в жертву свой глаз ради того, чтобы примирить поссорившихся сыновей Аллаха.
В изнеможении Беатриче откинулась назад. Кровать трясется, как велосипед на булыжной мостовой. Удары сердца отдаются в ушах и голове. Череп раздулся, как воздушный шар, в который закачали столько воздуха, что он вот-вот разорвется.
А потом началось невообразимое… Все вокруг закрутилось, закружилось. Блокиратор, тумбочка, стены и дверь вращались все быстрее, будто Беатриче была не в больничной палате, а на карусели.
Вот оно, и вправду началось… К своему удивлению, она поняла, хотя и убеждала себя не верить в таинственную силу камня: Бухарой все не кончится. Но что сейчас камень затевает с ней?.. Снова перенесет ее в другое время? Если да, какой маршрут уготован ей на сей раз?
Да, опять предстоит необычайное путешествие. И она прикусила губы, чтобы не рассмеяться: уж слишком обыденна ее жизнь. А может, все-таки нужен психиатр?..
Комната кружится все быстрее… И вот уже все предметы, потеряв очертания, слились в один клубок. Вдруг в центре завихрения образовалась зияющая черная дыра…
Все-таки это случилось! Покорившись судьбе, Беатриче сомкнула веки. В этот момент она знала, что не сошла с ума, все происходит наяву. Куда бы ни привел ее камень Фатимы, он не причинит ей вреда.
Беатриче чувствовала: мощная невидимая сила поднимает ее с постели, заставляет кружиться вокруг собственной оси… Ее замутило, и, не успев осмыслить происходящее и даже испугаться, она потеряла сознание.
III
Маффео Поло сидел верхом на лошади и рассеянно всматривался вдаль. В этот день охота по необъяснимым причинам не доставила ему никакого удовольствия. Поскольку ничего другого не приходило в голову, он объяснил это присутствием своего брата Никколо – тот вместе с Джинкимом сопровождал его сегодня. Это бывало нечасто: у брата слишком много важных дел, и на такую «праздную вещь», как он всегда называл охоту, не оставалось времени.
Но при чем тут Никколо, если орлица, сидящая на плече Маффео, сегодня такая тяжелая, словно вылита из свинца? А может, дело в том, что день выдался особенно холодный. Близится зима, высокая степная трава, подернутая серебристым инеем, хрустит под копытами
В глубине души Маффео понимал, что Никколо тут ни при чем. Не Никколо причина его тоски и неудовлетворенности и не холод. Просто он боится смотреть правде в глаза – любой правде.
– Чего ты ждешь, Маффео? – крикнул Джинким, отвлекая его от мрачных мыслей, и рассмеялся.
Улыбка расплылась во все лицо монгола. Казалось, он не замечал дурного настроения товарища по охоте.
– Если ты сейчас не прогонишь свои мысли, твоей орлице не достанется добычи.
Маффео поднял голову, прикрывая рукой глаза, чтобы не слепило солнце. Но птицы, которую недавно Джинким выпустил в небо, он не увидел. Неужто она набрала такую высоту? А может быть, дело в зрении – он стал плохо видеть?
Маффео вздохнул. Как хорошо было бы сейчас неспешно скакать по холмам, дышать зимним воздухом, напоенным запахами высоких трав, а не мчаться в головокружительном темпе за беркугом и его добычей! Но признаться в этом Джинкиму он не мог – тот бы его не понял. Как ему понять! Монгол в полном расцвете сил, жизнь бьет в нем ключом. Он любит охоту с беркутом и стремительный бег лошади по бескрайним монгольским степям. Пока что ему неведома разрушительная сила старости; он не стремится к покою и теплу согревающего огня. Маффео поежился: тоска его обрела наконец свое презренное и роковое имя – старость.
– Джинким прав, – высказался Никколо.
У брата голова занята только ценами на зерно и поиском выгодных торговых путей, и все же охота, кажется, доставляет ему большее удовольствие, чем Маффео.
– Джинким уведет у тебя всю добычу.
Орлица будто поддакивала словам Никколо. Рвала кожаный шнурок, на котором ее держал Маффео, стремилась взлететь вслед за своей сестрой – клекот ее слышен из-под колпачка, что накрывает ей голову. Постепенно рука Маффео под тяжестью огромной птицы онемела.
Болело плечо, все явственнее он чувствовал ее когти, – несмотря на толстые рукавицы из двухслойной кожи, прошитые двойным швом, они глубоко впиваются ему в руку. Когти и клюв беркутов обладают такой мощной силой, что могут в клочья разорвать лису или волка. Охотник должен всегда быть начеку, чтобы птица не поранила и его самого.
«Пальцы одеревенели, – думал Маффео, осторожно снимая колпачок с головы птицы; голова его вплотную приблизилась к клюву беркута. – Старик я стал, надо мне сидеть дома и греть ноги у огня, а не ходить на охоту».
На эту охоту его пригласил Джинким – его и Никколо. Только он и его брат – больше никто не сопровождал Джинкима на охоте. А кто он такой, Маффео Поло, чтобы отвергать этот знак дружбы со стороны брата и наследника престола великого Хубилай-хана?
Он отпустил повод – и орлица взлетела. Издав пронзительный клекот, снова ущипнула Маффео за руку, как бы стараясь отомстить ему – так долго держал ее на привязи. Потом расправила крылья, задев Маффео по щеке и чуть не сорвав с головы подбитую мехом шапку. Большая птица величественно взмыла в небо – устремилась туда, где и должна быть птица. Там, высоко-высоко, обе птицы встретились и превратились в две маленькие черные точки посреди бескрайней небесной сини. Они кружились друг вокруг друга, резко пикировали вниз, потом опять взмывали ввысь. Это их танец.