Рука и сердце Кинг-Конга
Шрифт:
– Ага, – сказала Верочка, обласкав этот шедевр итальянской кожгалантереи потеплевшим взглядом. – Только она не Томина. У них с Борисом Аркадьевичем разные фамилии были, хоть он ей и муж законный. Не знаю почему.
– А сколько у Лады любовников, вы знаете? – прямо спросила я.
Верочка не дрогнула, деловито уточнила:
– Вам за какой период времени? Я там три месяца работала.
– Давайте за три месяца, – согласилась я.
– Давайте, – сказала она и выразительно посмотрела на мой бумажник.
Я дала ей пятисотку.
– Значит, так. – Верочка аккуратно свернула денежную бумажку вдвое и спрятала в нагрудный карман на кнопке. – Случается, спит моя хозяюшка и с приходящим домашним мастером Васькой, и с соседом Витькой – он автомеханик. Но постоянных мужиков, не считая законного мужа, который и вовсе уже помер, у Лады Викторовны двое. Один красавчик ведущий с телевидения, его все знают, вот и вы мне его фотографию на телефоне показывали.
– Максим Смеловский, – кивнула я.
– Он. А второго я ни имени, ни фамилии не слышала, хозяйка его вообще по-идиотски называет, какой-то кошачьей кличкой – Гжесик. Хотя, может, это и есть фамилия?
– Опишите этого Гжесика, как он выглядит.
– Высокий, ладный, симпатичный. Чернявый такой. На актера из нового фильма «Зорро» похож, только что не загорелый.
Я насторожилась. Голливудский актер Антонио Бандерас всегда был мне симпатичен, но всяческие чернявые с недавних пор четко ассоциировались с массовыми автоугонами и отдельным разбойным нападением на Алку Трошкину.
– Чем занимается, не знаете?
– Какие-то дела с покойным хозяином у него были, я об этом ничего не знаю, но мужик не бедный, на джипе ездит! – с уважением сказала Верочка. – И одевается дорого. А уж часы свои он как-то у хозяйки в спальне забыл – они и вовсе золотые, тяжелые, сразу видно, больших денег стоят. Я, когда уборку делала, их подобрала и Ладе вернула, так она мне за это целую тысячу дала.
Тут я сочувственно подумала, что Гламурной Кисе Верочкино молчание наверняка постоянно обходилось в копеечку, и с намеком помахала в воздухе второй пятисоткой. Вкупе с первой она тоже складывалась в тысячу.
– Что-нибудь еще об этом Гжесике? Все, что знаете!
– Ну что? – Верочка добросовестно подумала. – Знаю, что этот Ладин хахаль ходит в фитнес-клуб «Апельсин»! Он как-то, уходя, перчатки из кармана пальто потянул, а оттуда бумажка вывалилась. Я ее потом подобрала, негоже ведь на пороге мусору валяться. Посмотрела – а это чек, написано: «Фитнес-центр «Апельсин», за оплату абонемента – 3000 рублей». Недешево, я вам скажу, нынче спортом заниматься!
– Вы-то можете себе позволить, – пробормотала я, с сожалением проводив взглядом вторую пятисотку, исчезающую в кармашке на кнопке. – Какая дата на том чеке была, не помните?
– Дату не помню, но было это в феврале, как раз под праздник. Хозяин по делам уезжал, вот Лада с этим своим Гжесиком и хороводилась.
Я взяла в руки бумажник и подержала его на ладони. Верочка печально вздохнула и пожала плечами. Я поняла, что добавить к сказанному она при всем желании ничего не сможет, и мы расстались.
Выходя из «Мегаполиса», я позвонила в салон красоты и попросила аннулировать мою запись на прием солнечных ванн. Желание срочно пофритюриться в солярии у меня не прошло, но загорать я решила в другом месте.
В фитнес-клубе «Апельсин».
За стойкой ресепшена скучал субтильный молодой человек в тугих черных брючках и белоснежной рубашечке, тщательно подогнанной по фигурке. Наряд в стиле «светлый верх – темный низ» дополнял красный шейный платок, продетый в кольцо с большим голубым камнем под цвет глаз. В качестве дополнительного аксессуара выступала скромная серебристая табличка беджа. На ней было написано просто и без затей: «Илларион». Цветовая гамма костюма навевала воспоминания о пионерской организации, в которую Иллариона наверняка не взяли бы – сразу было видно, что он плохой мальчик. Как сейчас говорят, «противный».
– Добрый день, Илларион! – сказала я.
– Можно Ларик, – ласково ответил милый юноша, томно растягивая гласные. – Добрый день. Вы у нас впервые? Хотите узнать о наших программах? На некоторые сейчас есть специальные цены.
– А что можно в этом месяце взять на три тысячи рублей? По абонементу?
– Комплекс номер пять. Тренажерный зал три раза в неделю и дважды бассейн, но только дневное время, с двух до трех. Не самый удобный вариант для работающих по стандартному графику.
Ларик похлопал ресничками и сочувственно улыбнулся. Я заволновалась: неужели по мне так заметно, что я напряженно тружусь в офисе с девяти до шести? Я что – выгляжу изможденной, усталой и бледной?! Желание немедленно залечь под ультрафиолетовые лампы достигло пиковой величины и отодвинуло на второй план все другие соображения.
– Солярий свободен? – озабоченно спросила я Ларика. – Мне на десять минут. Прямо сейчас!
Под тихое размеренное гудение «на солнышке» меня разморило, я едва не уснула, но десять минут истекли огорчительно быстро. Придирчиво рассмотрев себя в зеркале, я убедилась, что светлые следы от присутствовавшего на теле нижнего белья имеют место быть и, значит, борьба с анемичной бледностью проходит с успехом. Это вернуло мне хорошее настроение и готовность сражаться на других фронтах. Одеваясь, я размышляла, как бы мне половчее выведать у Ларика что-нибудь о Гжесике, и соседство этих милых имен в одной семантической конструкции навело меня на интересную мысль. Что, если Гжесик – это не фамилия, а уменьшительно-ласкательное имя?
– На первом курсе в университете с нами учились слависты по студенческому обмену из Польши, – припомнил мой внутренний голос. – Пять девочек и один мальчик, Гжегош. Польские девочки звали его Гжесь!
– Гжегош – по-русски Григорий, – сориентировалась я. – И, коль скоро Лада называет своего любовника не Гришенькой, а Гжесиком, можно предположить, что у него польские корни.
– Послушайте, Ларик, – спустя несколько минут обратилась я к любезному юноше. – Не могли бы вы мне помочь в одном деликатном деле?