Рука и сердце Кинг-Конга
Шрифт:
– Ой, плохо мне, плохо! Сердце у меня, сердце! – заныла старая гадина, ногой запихивая под сиденье свою корзину.
Сочувствия в массах ее плач не вызвал, и через минуту операция по спонтанному выявлению карманников победоносно завершилась. В бабкиной плетушке под клетчатой тряпочкой обнаружилось с полдюжины кошельков, и, если бы Петины коллеги с монтировками не встали на защиту подлой старухи, разъяренные пассажиры совершили бы самосуд. При этом неприметный тип в кепке тоже старательно изображал обиженного, и бабка его не выдала, так что пришлось мне вмешаться и указать на ее предполагаемого сообщника.
– А теперь, господа хорошие, садимся на свои места и дружно едем в милицию! – весело объявил наш водитель.
Бабку и типа в кепке честные граждане всю дорогу крепко держали за руки, и со стороны могло показаться, что в маршрутке едет компания друзей, неспособных разомкнуть объятия. В райотдел милиции мы вошли неразрывной узловатой цепью, как герои сказки «Гусь-гусь, приклеюсь, как возьмусь».
– Вы куда, граждане? – заволновался дежурный на входе.
– Командир, мы карманников поймали! – важно сказал Петя. – Я водитель с десятого маршрута, а это мои товарищи.
Дежурный уважительно посмотрел на товарищей с монтировками и перевел взгляд на конвоируемое ими пассажирское стадо:
– Сразу столько карманников?!
– Карманников двое, остальные потерпевшие и свидетели, – объяснил наш водитель.
Поверхностно оценив ситуацию, дежурный позвонил кому-то, и из глубины бесконечного коридора райотдела пришли какие-то мужчины с приятно удивленными лицами. В тесном пространстве предбанника образовался водоворот, из которого отдельными потоками вынесло вороватую бабку с ее напарником, боевую тройку водителей, дюжину пассажиров и лично меня. Закружившись, я безропотно позволила какому-то гражданину увлечь меня к выходу и встрепенулась только на крыльце:
– А как же?
– А так!
Каменные пальцы сильно придавили мою шею. В глазах у меня потемнело, и отключилась я так быстро, что даже не успела почувствовать страха.
4
В жучка-притворяшку мы с Зямой детьми играли летом на даче. Неугомонный братец как-то высмотрел в саду насекомое, которое, почувствовав опасность, мгновенно валилось на бок, поджимая лапки. Это выглядело так забавно, что я не удержалась от подражания и, поощряемая старшим братом, быстро разучила этот трюк. Было мне тогда года три, ростом я еще не вышла, так что падать было и не больно, и не страшно, зато очень весело. Позднее детский навык пригодился мне для воспитания дедулиной собачки – на редкость глупого фоксика, который никак не мог освоить нехитрые действия по команде «Умри!». Я показывала ему, как надо, и «умирала» так убедительно, что восторженные зрители из числа дачной детворы били в ладоши и просили меня выступить на «бис». Подозреваю, что и дедулин фоксик был не столько идиотом, сколько поклонником драматического искусства и нарочитой тупостью раз за разом вынуждал меня бревном валиться в кусты только для того, чтобы вновь насладиться незабываемым зрелищем. А лет в пятнадцать я помогала Алке Трошкиной – звезде нашего школьного драмкружка – вживаться в роль нежной барышни. Аллочке плохо удавались внезапные обмороки, и я довольно успешно натаскивала ее по методу жука-притворяшки.
Однако все это были цветочки, ягодка оказалась впереди!
Когда каменно твердые пальцы придавили мою сонную артерию, в глазах у меня потемнело, в ушах зашумело, но я успела услышать истошный выкрик своего внутреннего голоса:
– Умри! – и без раздумий подчинилась команде.
Сымитировать потерю сознания было единственным способом избежать настоящей отключки. Я не собиралась сдаваться без борьбы, но, с учетом превосходящей физической силы противника, имело смысл использовать военную хитрость имени бесценного жучка.
Глаза я, разумеется, закрыла и развитие ситуации отслеживала иными органами чувств. Мое мгновенно обмякшее тело было туго охвачено по талии стальным обручем мускулистой руки и в вертикальном положении перемещено на несколько метров. Затем я услышала характерный звук открываемой автомобильной дверцы, меня хлопнули по макушке, ловко сложили пополам и усадили на сиденье, где я сразу же повалилась на бок, продолжая старательно имитировать полную нежизнеспособность. Навыка я не утратила и в роли обморочной девы наверняка выглядела вполне убедительно, однако публика у меня на сей раз была неблагодарная, недоверчивая, как сам Станиславский: мои вялые ручки живо опутала липкая лента, кусок которой склеил и уста. Прихватив с собой мою сумку, Станиславский аккуратно закрыл дверцу. Через несколько секунд открылась, а затем закрылась дверь впереди слева. Я обратилась в слух, чтобы не пропустить характерный звук, с каким срабатывает центральный замок, закрывающий разом все четыре двери. Этот тихий щелчок в моем случае был бы равнозначен выстрелу, убивающему надежду, но его не последовало! Мягко заурчал мотор, и мы поехали.
– Ну же, не спи! – зашептал мой внутренний голос. – Надо шевелиться, пока этот гад ничего такого не ожидает. Он наверняка думает, что вырубил тебя основательно. Действуй прямо сейчас!
Я и не собиралась залеживаться в чужой машине, хотя она явно была очень хорошей: диванчик просторный, мягкий, обтянут натуральной кожей, ход плавный, с минимумом шумов… Я чутко прислушивалась к автомобилю: вот он отклонился от прямой – значит, мы перестроились в правый ряд. Остановились, но мотор работает – вероятно, ждем сигнала светофора.
– Давай! – рявкнул внутренний голос.
Машина едва начала движение, входя в поворот, когда я распрямилась, как полуспущенная резиновая кукла, в которую вдохнули добрую порцию воздуха, потянулась связанными руками назад и сразу же – повезло! – нащупала ручку. Отпереть дверцу было секундным делом, а открылась она сама.
– Пошла! – рявкнул внутренний голос голосом моего инструктора по парашютному спорту, и я вывалилась из машины боком, от всей души надеясь встретить на этом крутом повороте своего жизненного пути травяной газон.
Встретила сырой сугроб! Тоже ничего.
Оскальзываясь на ледяной слякоти, встала и, не обращая внимания на боль в боку и изумленные лица прохожих на тротуаре, на заплетающихся ногах со всей возможной скоростью припустила в сторону, противоположную движению транспорта.
Бежать со связанными за спиной руками было очень неудобно. Я без церемоний упала задом в очередной сугроб, протащила руки под собой, выводя их вперед, сорвала с губ липучку и побежала дальше, на ходу зубами кромсая скотч на запястьях и благословляя своего стоматолога.
Позади гудели машины. Обернувшись, я увидела, что большой черный джип нагло маневрирует посреди дороги, пытаясь втиснуться на свободный пятачок небольшой стоянки. Следовало ожидать пешей погони, и я заволновалась: куда бежать? Пешком до самого дома? Мой враг – парень крепкий, спортивный – догонит! На ближайшую остановку общественного транспорта? Так троллейбус ходит с такими промежутками, что за время его ожидания меня десять раз поймают и убьют!
Я задергалась, широко разбрасывая обрывки скотча и заодно призывая такси, но машины объезжали меня по дуге. Тертым таксистам я явно не внушала доверия.