Рука Москвы
Шрифт:
Допрос проведен заместителем начальника Первого Главного Управления НКВД СССР полковником Трофимовым в присутствии секретаря-стенографиста майора Александрова.
ВОПРОС. Моя фамилия Трофимов. Полковник Трофимов. При всех наших беседах будет присутствовать майор Александров. Он секретарь-стенографист. Все, что вы скажете, и все, что я скажу вам, будет дословно фиксироваться. Есть ли у вас жалобы на обращение с вами?
ОТВЕТ. Нет.
ВОПРОС. Есть ли у вас жалобы на условия содержания?
ОТВЕТ. У меня еще не было времени оценить условия содержания. Где я нахожусь?
ВОПРОС. В здании Наркомата внутренних дел СССР.
ОТВЕТ. В Москве?
ВОПРОС. В Москве.
ОТВЕТ. Могу я подойти к окну?
ВОПРОС. Подойдите.
ОТВЕТ. Это Москва?
ВОПРОС. Да, Москва.
ОТВЕТ. Мертвый город. Как Берлин. Не разрушен, но все равно мертвый. Сейчас шесть часов утра. Почему на улице так много людей?
ВОПРОС. Они празднуют победу. Девятое мая объявлено праздником. Днем победы. Праздник продолжается. Люди радуются победе.
ОТВЕТ. Странный праздник. Нужно радоваться концу войны. Победе радоваться нельзя.
ВОПРОС. Во все времена люди праздновали победу. Не знаю ни одного случая, чтобы праздновали поражения.
ОТВЕТ. Поэтому история так и движется. От одной катастрофы к другой. Победы пьянят, но ничему не учат. Учат поражения. Это центр Москвы?
ВОПРОС. Центр. Лубянка.
ОТВЕТ. Значит, это и есть Лубянка? А с виду — обычное учреждение. Только очень длинные коридоры. Не предполагал, что когда-нибудь изнутри увижу Лубянку.
ВОПРОС. Давайте начнем. Можете курить. Вы курите?
ОТВЕТ. Нет.
ВОПРОС. Вы понимаете, почему оказались на Лубянке?
ОТВЕТ. Понимаю. Не совсем понимаю, как я здесь оказался. Но почему — понимаю. Это значит, что вы не считаете меня мелкой сошкой. Это высокая оценка моего вклада в борьбу против коммунистов.
ВОПРОС. С сентября 1941 года до марта 1945 года вы воевали против Красной Армии в качестве командира 658-го Восточного батальона германского вермахта, а затем в качестве командира полка и командира 20-й Эстонской дивизии СС. На оккупированных немцами территориях вы проводили карательные операции, массовые расстрелы евреев, коммунистов и лиц, принимавших активное участие в деятельности советских органов. Вы признаете себя виновным в этих преступлениях?
ОТВЕТ. Не затрудняйтесь, полковник. Чтобы расстрелять меня, вам не нужны никакие формальности. Я мог бы сказать, что выполнял приказы. Но не скажу этого. Я знаю, чего вы от меня хотите. Вы этого не добьетесь. Так что лучше вам сразу меня расстрелять. Вы сделали ошибку, затеяв операцию по моему похищению. Как называются такие операции на вашем профессиональном жаргоне?
ВОПРОС. Секретное изъятие.
ОТВЕТ. Звучит канцелярски. Похищение, по-моему, романтичней. Но это дело вкуса. Так вот, секретное изъятие меня было ошибкой.
ВОПРОС. Почему вы так думаете?
ОТВЕТ. Мой ответ нужен вам для протокола?
ВОПРОС. Я хочу вас понять. Но если не хотите, можете не отвечать.
ОТВЕТ. И вы не будете ломать мне кости и загонять иголки под ногти?
ВОПРОС. Вы на Лубянке, штандартенфюрер, а не в подвалах гестапо.
ОТВЕТ. Не вижу разницы. Разница только одна. И она не в пользу Лубянки. В гестапо пытали, чтобы добиться правды. На Лубянке пытали, чтобы добиться
ВОПРОС. Маршал Тухачевский был врагом народа и признал свою вину.
ОТВЕТ. Это и было для меня потрясением. Его признание.
ВОПРОС. Вернемся к теме нашего разговора. Вы сказали, что считаете ваше похищение нашей ошибкой. Почему? Повторяю, можете не говорить. Загонять вам иголки под ногти я не буду.
ОТВЕТ. Что ж, скажу. Почему бы и нет? Пока я говорю, я живу. Современная Шахрезада: тысяча и одна ночь на Лубянке. Скажу не потому, что хочу жить. Вы чем-то мне симпатичны, полковник. Вы воевали?
ВОПРОС. Да. В СМЕРШе.
ОТВЕТ. СМЕРШ. Военная контрразведка. Чувствуется. Там тоже нужна была правда, а не признания. Вы ставили перед собой две цели. Первую цель вы могли достичь на месте. Ликвидировать меня без лишних хлопот. Второй цели вы не достигните. Так что вся ваша сложная операция оказалась напрасной.
ВОПРОС. Какой вы считаете нашу первую цель?
ОТВЕТ. Она очевидна. Война не закончилась капитуляцией Германии. Она продолжается. И будет продолжаться еще очень долго. В любой войне нужны некие вдохновляющие примеры. Символы. Так получилось, что таким символом стал я. Совершенно к этому не стремясь. Кавалер Железного Рыцарского креста. Единственный эстонец, представленный к высшей награде Третьего рейха — Рыцарскому кресту с дубовыми листьями. Командир одной из лучших дивизий Третьего рейха. Да, полковник. Моя дивизия сражалась даже тогда, когда разбегались целые корпуса и в панике драпала хваленая «Мертвая голова». «Ребане» — по-эстонски «лисица», «степной лис». Моих солдат и офицеров называли «щенки лисицы». И этим я, пожалуй, горжусь. Так что ничего удивительного, что во мне увидели символ борьбы за освобождение Эстонии от советских оккупантов. Роль руководителя эстонского сопротивления была словно бы специально написана для меня. Это понимали в Сикрет интеллидженс сервис. Это просчитали и вы. Так что убрать меня, обезглавить эстонское сопротивление заранее — это и была ваша первая цель. Все правильно, полковник?
ВОПРОС. Какой вы видите нашу вторую цель?
ОТВЕТ. Она тоже совершенно ясна. Заставить меня согласиться на роль руководителя эстонского сопротивления, но работать на вас. Тут логика ваших действий мне непонятна. Я уже сказал вашим людям «нет». И готов повторить вам. Я не буду на вас работать. Доставив меня в Москву, вы сделали свою задачу неразрешимой. Даже если допустить, что вы получите мое согласие. Как вы вернете меня в Германию? Как объясните мое отсутствие? Или вы думаете, что сможете перевербовать меня за один день? Вы можете пытками вынудить меня согласиться работать на вас. Но как только я окажусь на Западе, я немедленно выдам всех ваших людей.
ВОПРОС. Я в этом не сомневаюсь. Однажды вы уже поступили подобным образом. Ваше предательство привело к разгрому таллинской подпольной организации. Так-то вы отблагодарили наших чекистов. А они рисковали жизнью, когда эвакуировали вашу любовницу Агнию Штейн в Англию.
ОТВЕТ. Если бы они не тянули с эвакуацией, а провели ее до прихода немцев, им не пришлось бы рисковать жизнью. И все сложилось бы по-другому.
ВОПРОС. Вы хотите сказать, что стали бы работать на нас?
ОТВЕТ. Работать на вас я не стал бы ни при каких обстоятельствах. Чтобы я, эстонский офицер, стал работать на НКВД после того, что вы вытворяли в Эстонии? После того, как вы без всякой вины расстреливали самых достойных граждан, а их семьи ссылали на голодную смерть в Сибирь? Допустить такое могли только ваши тупые чекисты со странной мешаниной марксизма и идеализма в мозгах. Нет. Я бы просто исчез. Перебрался бы в Финляндию, а оттуда в Англию. У меня было уже все готово.
ВОПРОС. Почему же вы не исчезли?
ОТВЕТ. Я не мог взять с собой Агнию, она не выдержала бы этого путешествия. Она была беременна. А потом у нее родилась дочь.
ВОПРОС. Почему вы не сбежали после того, как ее отправили в Англию?
ОТВЕТ. Я не мог этого сделать. Потому что эти тупые идиоты, ваши чекисты, отправили ее одну, а про дочь забыли. Я должен был попытаться ее спасти.
ВОПРОС. Вам это удалось?
ОТВЕТ. Нет. Она погибла в таллинском гетто вместе с родителями Агнии.
ВОПРОС. Вы были командиром 658-го Восточного охранно-конвойного батальона. И не смогли спасти свою дочь?
ОТВЕТ. Мой батальон направили на очистку Псковской области. Я не мог не выполнить приказа.
ВОПРОС. И вы его выполнили. Пока вы очищали Псковскую область, ваши соратники очищали Таллин. И успешно очистили. В том числе и от вашей дочери. Для чего вы вообще вступили в вермахт, если с самого начала не собирались нам помогать?
ОТВЕТ. Этого потребовали ваши люди. Я отказывался. Тогда они пригрозили, что перешлют мою подписку о сотрудничестве с НКВД в гестапо. Они сами предопределили свою судьбу.
ВОПРОС. Когда вы сообщили немцам о своей связи с подпольщиками?
ОТВЕТ. Как только понял, что ваши люди не оставят меня в покое. Вся операция по уничтожению таллинской агентуры НКВД с самого начала шла под контролем гестапо.
ВОПРОС. Почему вы застрелили Феликса Мюйра?
ОТВЕТ. Потому что он воплощал в себе все, что я ненавидел. Он и ему подобные называли себя революционерами и привели Эстонию к краху. Эстонцы — честный трудолюбивый народ. А эти самовлюбленные маньяки никогда не умели и не желали работать. Они разлагали эстонцев своими химерами. Социальное равенство. Какое может быть социальное равенство? Они разрушали Эстонию на деньги русских. Феликс Мюйр был предателем. Я мог бы передать его в гестапо, но не сделал этого. Он должен был получить возмездие от рук эстонца. Теперь, полковник, вы понимаете, что все ваши попытки завербовать меня бесполезны.
ВОПРОС. Вы сказали, что эстонцы — честный трудолюбивый народ. Значит ли это, что себя вы считаете плохим эстонцем?
ОТВЕТ. Не понимаю, чем вызван ваш вопрос.
ВОПРОС. Перед войной, когда зажиточные эстонцы поспешно уезжали и распродавали свое имущество, вы активно скупали их недвижимость за бесценок.
ОТВЕТ. Да, скупал. Они не верили в будущее Эстонии. Я верил. Я хотел стать богатым. Хотел, чтобы моя семья жила в роскоши. Чтобы мои дети учились в Кембридже. Не вижу в этом ничего предосудительного.
ВОПРОС. Вы скупали недвижимость на взятки, которые получали от поставщиков продовольствия.
ОТВЕТ. Я понимаю, откуда дует ветер. Меня пытались на этом завербовать. Эти люди судили всех по себе. Им и в голову не могло прийти, что можно служить в интендантстве и не брать взяток. Можно, полковник. Я сам не брал взяток и не давал брать другим. Поэтому десять лет ходил в лейтенантах. Зато эстонские солдаты не знали, что такое прогорклое масло и тухлая солонина. Мне не нужны были взятки. Мой отец был крупным рыботорговцем. Он скопил за свою жизнь неплохое состояние. На его деньги и по его совету я и скупал недвижимость. Наш расчет не оправдался. Что ж, это коммерческий риск.
ВОПРОС. Вы воевали на стороне немцев в расчете на то, что победа Германии вернет вам вашу собственность? Или рассчитывали, что ваши воинские заслуги заставят нацистов закрыть глаза на вашу связь с еврейкой?
ОТВЕТ. Я воевал на стороне немцев, потому что у меня не было выбора. Выбор был только один: воевать за коммунистов или против коммунистов. Я воевал против. И не жалею об этом.
ВОПРОС. В 1939 году ваша семья эвакуировалась в Англию. Знаете ли вы, какая судьба постигла ваших родных?
ОТВЕТ. Да, знаю. Они погибли. Их пароход был торпедирован в Северном море.
ВОПРОС. Пароход был торпедирован немецкой подводной лодкой. Немецкой, штандартенфюрер.
ОТВЕТ. Я не могу ставить это немцам в вину. Это война.
ВОПРОС. Нам известно, что в начале апреля 1945 года, вскоре после того как 20-я дивизия СС сдалась в плен, полковник Форсайт из Сикрет интеллидженс сервис предложил вам сотрудничество с британской разведкой. Вам было предложено возглавить эстонское сопротивление СССР и руководить разведшколой. Вы отказались. Почему?
ОТВЕТ. Я устал от войны. Я хотел только одного: чтобы меня оставили в покое. Я был готов отсидеть сколько положено за мои преступления, если мою деятельность суд союзников сочтет преступной. Но воевать я больше не хотел. Ни на чьей стороне.
ВОПРОС. По этой же причине вы отвергли предложение о сотрудничестве с нашей стороны?
ОТВЕТ. С вашей стороны вербовочный подход ко мне был полным идиотизмом. А шантажировать меня подпиской о сотрудничестве с НКВД было верхом идиотизма. О ней я сразу рассказал немцам, а потом англичанам. Неужели вы думаете, что я оставил бы в руках НКВД такой козырь?
ВОПРОС. Почему вы не выдали англичанам нашего разведчика, который пытался завербовать вас?
ОТВЕТ. Не из любви к СССР, полковник. Не из любви к русским. У меня нет к русским ни ненависти, ни любви. Я не хотел больше воевать ни с кем. Поэтому я посоветовал вашему разведчику убираться и больше никогда не показываться мне на глаза. Он последовал моему совету. И правильно сделал. Если бы он повторил свою попытку, я немедленно бы его выдал.
ВОПРОС. 23 февраля 1944 года по представлению командующего группой армий «Север» Гитлер подписал приказ о награждении вас Рыцарским крестом с дубовыми листьями. Почему эта награда не была вручена вам сразу после того, как был подписан приказ?
ОТВЕТ. Я отказался ее принять. Меня наградили за то, что моя дивизия сдержала наступление русских на Северо-Западном фронте на рубеже реки Векши. Я написал рапорт о том, что произошла ошибка. Моя дивизия не совершала того подвига, который ей приписывали. Я не знаю, почему наступление Красной Армии было приостановлено, но моей заслуги в этом не было.
ВОПРОС. Но Гитлер не отменил своего приказа. Почему?
ОТВЕТ. Могу только предположить, что мой рапорт не был ему передан. Вероятно, в штабе группы армий «Север» решили, что передать мой рапорт — значит, признаться в том, что они не знают, что происходит на фронте.
ВОПРОС. Но в первых числах мая 1945 года вы согласились принять эту награду от гросс-адмирала Деница. Почему?
ОТВЕТ. Со мной имел беседу генерал Слендер из Адмиралтейства. Он приехал в лагерь под Аугсбургом, где была изолирована Эстонская дивизия. Он сообщил, что у союзников есть серьезные основания предполагать, что Сталин может предпринять попытку захватить Европу. Сил союзников недостаточно, чтобы сдержать Красную Армию. Он сказал, что Эстонская дивизия является одной из наиболее боеспособных воинских частей. Командование союзников хотело бы использовать ее для отражения ожидаемого наступления русских. Она будет вооружена и выдвинута к демаркационной линии. За участие в отражении советской агрессии все солдаты и офицеры дивизии будут признаны не военнопленными, а добровольно перешедшими на сторону англичан. Они будут освобождены от любой ответственности за свое участие в войне на стороне Гитлера. Генерал Слендер сообщил, что это гарантирует премьер-министр Черчилль. Он спросил, согласен ли я руководить боевыми действиями дивизии. Я ответил согласием.
ВОПРОС. Вы только что сказали, что устали от войны и не хотели воевать ни на чьей стороне.
ОТВЕТ. Речь шла не обо мне. Я нес ответственность за всех солдат и офицеров моей дивизии. Генерал Слендер посоветовал мне принять Рыцарский крест с дубовыми листьями из рук нового верховного главнокомандующего вооруженными силами Германии гросс-адмирала Деница, так как это поднимет боевой дух дивизии. Мне это было неприятно, но я согласился. Генерал Слендер сказал, что я должен быть готов выехать в ставку верховного главнокомандующего в Мюрвик-Фленсбурге. Церемония награждения была назначена на восьмое мая.
ВОПРОС. Что было дальше?
ОТВЕТ. Восьмого мая мы узнали, что подписана капитуляция Германии. Я решил, что все отменяется. Но рано утром девятого мая за мной приехали два британских офицера, капитан и майор, и сказали, что награждение состоится. Они предложили мне надеть парадный мундир и все награды. Мы выехали на виллисе около восьми утра. За рулем был майор, капитан сидел сзади, а мне предложили занять место впереди, рядом с майором. Они сказали, что отвезут меня на военный аэродром, а оттуда на самолете уже другие люди доставят меня в ставку гросс-адмирала Деница. Примерно через час, на пустынном отрезке дороги, виллис резко затормозил. Я хотел спросить, в чем причина остановки, но в этот момент к моему лицу прижали тряпку с хлороформом. Очнулся я уже в самолете, который летел в Москву.
ВОПРОС. Остались ли в живых какие-либо ваши родственники, которым вы хотели бы написать?
ОТВЕТ. Из близких — нет. Возможно, жив кто-то из дальних родственников. Но я ничего не знаю об их судьбе.
ВОПРОС. Есть ли у вас в Эстонии друзья, которым вы хотели бы сообщить о себе?
ОТВЕТ. Я не знаю, живы ли они.
ВОПРОС. Не хотели бы вы дать знать о себе Агнии Штейн?
ОТВЕТ. Она жива?
ВОПРОС. Да, она жива. Мы можем передать ей ваше письмо и доставить ответ.
ОТВЕТ. Храни ее Господь, если она жива. Нет, я не буду ей писать. Пусть думает, что я погиб. Я для нее погиб.
ВОПРОС. Она ничего не знает о вас. Она вообще ничего не знает. Она не знает, что в таллинском гетто погибли ее дочь и ее семья. Она не знает, что вы были штандартенфюрером СС. Хотите, чтобы она об этом узнала?
ОТВЕТ. Вы блефуете, полковник. Вы ничего не знаете о ней. И ничего не узнаете от меня.
ВОПРОС. Вы ошибаетесь. Среди ваших документов мы нашли почтовую квитанцию. В начале апреля вы отправили письмо Агнии Штейн на лондонский главный почтамт до востребования. Думаю, об этом вы условились еще перед ее эвакуацией в Англию. Что может помешать нам воспользоваться этим адресом? Не спешите отвечать, штандартенфюрер. Я дам вам время подумать до завтра. А когда будете думать, имейте в виду вот что. Сейчас работают международные комиссии в нацистских лагерях смерти.
ОТВЕТ. Я не знаю ни о каких лагерях смерти. Это коммунистическая пропаганда.
ВОПРОС. Это не коммунистическая пропаганда. Вы не знаете о лагерях смерти, потому что не хотите знать. А весь мир уже знает. И с каждым днем узнает все больше. Насколько мне известно, вы владеете английским языком?
ОТВЕТ. Да.
ВОПРОС. Очень хорошо. Я принесу вам лондонские газеты с репортажами из Дахау, Маутхаузена и других концлагерей. В их газовых камерах были уничтожены миллионы евреев. Миллионы, штандартенфюрер. Цифра не окончательная, она уточняется, но речь идет именно о миллионах. Я много чего повидал за эту войну. Но даже у меня от этих газетных снимков леденеет кровь. А теперь думайте. И не делайте попыток покончить с собой. Это ничего не изменит. Ваша возлюбленная проклянет вас и после смерти.
ВОПРОС. Вы ознакомились с газетами, которые я вам передал в камеру?
ОТВЕТ. Да.
ВОПРОС. Я вижу, они произвели на вас впечатление. Сейчас Би-Би-Си готовит к выходу на экран документальный фильм о Дахау. Мы достанем копию. Специально для вас.
ОТВЕТ. Я не буду его смотреть.
ВОПРОС. Не настаиваю. Но на Западе его посмотрят все. В том числе и Агния.
ОТВЕТ. Чего вы хотите от меня?
ВОПРОС. Я хочу, чтобы вы ответили на мои вопросы. Это самые невинные вопросы, которые не причинят никакого вреда вашим друзьям и знакомым.
ОТВЕТ. Спрашивайте.
ВОПРОС. Расскажите о своем детстве. Где вы родились, кто ваши родители, другие члены семьи. Где вы жили, в какой школе учились, кто из учителей вам запомнился. Предупреждаю: любая ваша попытка что-либо исказить или утаить будет иметь для вас самые тяжелые последствия.
ОТВЕТ. Для чего вам нужно знать о моем детстве?
ВОПРОС. Хотя бы для того, чтобы проверить, насколько вы искренни. Начинайте рассказывать.
Листы 3 — 18 изъяты из протокола допроса и переданы в оперативный отдел Первого Главного Управления НКВД СССР.
ВОПРОС. Продолжайте рассказ о вашей учебе в Высшей военной школе. Когда вы туда поступили, почему, кто были вашими сокурсниками и учителями.
ОТВЕТ. Нет, полковник. Я не скажу вам больше ни слова. Пока вы не предоставите мне доказательства, что Агния жива.
ВОПРОС. Вы уверены, что можете ставить нам условия?
ОТВЕТ. Да, уверен. Я понял, что все это означает: мое секретное изъятие и все ваши вопросы. Вам придется выполнить мое условие.
ВОПРОС. Что же вы поняли? И уверены ли вы, что поняли правильно?
ОТВЕТ. Да, уверен. Я уверен и в том, что буду вам нужен еще долго. Может быть, очень долго. Тех сведений, которые я сообщил о себе, слишком мало для качественной легенды.
ВОПРОС. Не понимаю, о какой легенде вы говорите.
ОТВЕТ. Вы все понимаете. И должны были подготовиться к тому, что это пойму и я. Вероятно, вы не рассчитывали, что я пойму это так быстро. Теперь я знаю, что произошло, когда меня
ВОПРОС. Что же, по-вашему, произошло?
ОТВЕТ. Меня подменили. Да, полковник. Меня подменили. Где-то существует человек, который называет себя моим именем. Он читает мои показания и пропитывается ими. Что ж, он уже может выдать себя за Альфонса Ребане, которому девятнадцать лет. Но он так и останется девятнадцатилетним курсантом Высшей военной школы, если вы не представите мне доказательств, что Агния жива. А теперь отправьте меня в камеру, потому что я не скажу больше ни слова.
ВОПРОС. Не спешите, штандартенфюрер. Мы предполагали, что рано или поздно вы потребуете этого от нас. Посмотрите на эту фотографию. Снимок сделан в первых числах мая. Узнаете?
ОТВЕТ. Да, это Агния. Почему она в военной форме?
ВОПРОС. Она всю войну проработала в английском военном госпитале. В конце войны ей присвоили звание лейтенанта.
ОТВЕТ. У нее изможденный вид.
ВОПРОС. Ничего удивительного. Она включена в состав комиссии, которая обследует Освенцим. Это один из тех нацистских лагерей смерти, о которых я вам рассказывал и о которых вы читали в «Таймс». Это очень тяжелая работа. Морально тяжелая, штандартенфюрер. А для нее, еврейки, особенно.
ОТВЕТ. Вы сообщили ей обо мне?
ВОПРОС. Нет. Пока мы не знаем, что ей сообщать. Это будет зависеть от вашей готовности сотрудничать с нами. Вариантов два. О первом я вам сказал: мы сообщим ей правду о вас. Вариант второй: мы сообщим ей, что вы находитесь в советских лагерях в качестве военнопленного. И выйдете на свободу — ну, скажем, через десять лет.
ОТВЕТ. Я не выйду на свободу через десять лет. Я вообще на свободу не выйду. Сообщите ей, что я погиб.
ВОПРОС. Мы не сделаем этого. И вы знаете почему. Нам нужно, чтобы она была жива и знала о том, что вы тоже живы. Только в этом случае мы можем рассчитывать на вашу откровенность.
ОТВЕТ. Вы разрешите мне взять этот снимок в камеру?
ВОПРОС. Да, разрешу.
ОТВЕТ. Задавайте вопросы.
ВОПРОС. Продолжайте рассказ о своей учебе.
ВОПРОС. Перерыв в наших беседах был вызван тем, что мы проверяли ваши показания. Проверка не выявила неточностей. А те, что выявлены, несущественны. Мы удовлетворены. Ваше сотрудничество с нами заслуживает поощрения. Мы поощрим вас. Вы будете довольны.
ОТВЕТ. Чем вы намерены меня поощрить?
ВОПРОС. Я сообщу вам об этом в конце допроса.
ОТВЕТ. Что ж, если вы так любезны, удовлетворите мое любопытство. Это поможет мне снабжать вас более точной информацией. Чем занимается человек с моим именем?
ВОПРОС. Этого я не могу вам сказать.
ОТВЕТ. Я догадываюсь. Он выполняет ту роль, от которой отказался я. Возглавляет эстонское сопротивление. И, возможно, руководит разведшколой. Или будет руководить, когда завершится формирование его легенды. Значит, церемония награждения штандартенфюрера СС Альфонса Ребане Рыцарским крестом с дубовыми листьями все-таки состоялась. Гросс-адмирал Дениц не заметил подмены. Он и не мог заметить, так как меня никогда не видел. Да и обстановка девятого мая, на другой день после капитуляции Германии, не способствовала пристальному вниманию к моей персоне. Но как могли не заметить подмены англичане?
ВОПРОС. Вы правильно поставили вопрос. Попытайтесь сами ответить.
ОТВЕТ. Английские офицеры, которые вывезли меня из Аугсбурга, были вашими агентами?
ВОПРОС. Нет, они были настоящими английскими офицерами. Да, разведчиками. Но из Сикрет интеллидженс сервис. Они доставили в ставку Деница человека по имени Альфонс Ребане. А после награждения переправили его в графство Йоркшир, на базу будущей разведшколы. Там он сейчас и пропитывается вашей жизнью.
ОТВЕТ. Не понимаю.
ВОПРОС. Вам и не нужно этого понимать. Давайте работать, штандартенфюрер. Мы остановились на вашем назначении в интендантство таллинского гарнизона. Продолжайте показания.
Листы 3 — 26 изъяты и переданы в оперативный отдел Первого Главного Управления НКВД СССР.
ВОПРОС. Я обещал вам поощрение. Вот оно. Это письмо Агнии Штейн, адресованное вам. Я разрешу вам взять письмо в камеру. Там вы его и прочитаете. Оно написано в октябре сорок первого года, вскоре после эвакуации Агнии в Лондон. Всю войну она писала вам письма. Но не отправляла, потому что не знала куда.
ОТВЕТ. Как к вам попало это письмо?
ВОПРОС. Наш человек установил с ней контакт. Разумеется, не представляясь. И дал понять, что вы живы и находитесь в плену.
ОТВЕТ. В плену у кого?
ВОПРОС. Мы решили, что не следует этого уточнять. Он сказал, что может передать вам записку от нее. Но в этой записке не должно быть ничего конкретного, потому что она может быть перехвачена. Она дала ему это письмо. Возьмите. Это подлинник. Письмо на эстонском языке. Я, разумеется, его читал в переводе. И я позавидовал вам, штандартенфюрер.
ВОПРОС. Продолжайте показания о вашей службе в качестве командира 45-го полка 20-й Эстонской дивизии. Будьте максимально подробны.
ОТВЕТ. Можете не напоминать, полковник. Я знаю, для чего вам нужны подробности. И я наконец-то понял, почему англичане не заметили подмены. Этому есть только одно объяснение.
ВОПРОС. Какое объяснение вы нашли?
ОТВЕТ. Вы подтвердите, если я прав?
ВОПРОС. Нет. Но мне любопытен ход ваших рассуждений. Это деталь вашего психологического портрета. А все, что касается вас, нас очень интересует.
ОТВЕТ. Я рассуждал так. Во главе эстонского сопротивления непременно должна быть авторитетная фигура. Англичане предложили эту роль мне, не сомневаясь в ответе. Но получили отказ в самой решительной форме. Они попытались найти фигуру эквивалентную. Но такой не нашлось. И тогда у английской разведки рождается план подмены. Не могу оценить его с точки зрения профессионала, я всего лишь армейский офицер. Но мне этот план кажется остроумным. Находят подходящего кандидата, эстонца. Конечно, эстонца, иного быть не могло. И начинают комбинацию. Пока все правильно, полковник?
ВОПРОС. Я слушаю вас с большим интересом.
ОТВЕТ. Очень важным элементом этой комбинации становится вручение Альфонсу Ребане дубовых листьев. Теперь я понимаю, почему генерал Слендер так настаивал на этом. Боевой дух дивизии тут ни при чем. Боевой дух дивизии был достаточно высок и без этого награждения. Нужен был символический акт. Только этим я и могу объяснить странную и даже фантасмагорическую нелепость этого действа. В самом деле, полковник. Война проиграна. Восьмого мая подписана безоговорочная капитуляция Германии. А девятого мая гросс-адмирал Дениц вручает штандартенфюреру СС Ребане высшую награду уже несуществующего Третьего рейха. Не фантастика?
ВОПРОС. Мне интересно следить за ходом вашей мысли.
ОТВЕТ. Что ж, продолжайте следить. Что происходит дальше? Здесь мне видится два варианта. Этот мой двойник, лже-Ребане, оказывается вашим агентом. Вы могли завербовать его после того, как англичане начали комбинацию. Но это, пожалуй, маловероятно. У вас для этого было слишком мало времени. И англичане наверняка плотно контролировали все его контакты. Гораздо вероятней другое: этот человек уже работал на вас и вы каким-то образом сумели подсунуть его СИС как наиболее подходящую кандидатуру на роль Альфонса Ребане. Да, это вернее. Это объясняет все. Англичане прекрасно знали, кого доставили в ставку Деница. А обстановка там гарантировала от того, что кто-то будет присматриваться, какого там эсэсовца и для чего привезли к гросс-адмиралу. Согласитесь, это единственное объяснение.
ВОПРОС. Оно выглядит логичным.
ОТВЕТ. Но что делать со мной, с настоящим Альфонсом Ребане? Ни я, ни подробности моей жизни англичанам в общем-то не нужны. Так что для английской разведки лучше всего меня просто убрать. Но вам подробности моей жизни нужны позарез. У советской госбезопасности очень дальний расчет. Альфонс Ребане видится вам не просто символической фигурой и руководителем разведшколы, откуда диверсантов будут засылать в Эстонию. Он должен стать центром притяжения для националистического подполья в самой Эстонии. С ним будут искать связи все новоявленные борцы с коммунистическим режимом и тем самым расшифровывать себя еще до того, как предпримут какие-то конкретные действия. На Альфонса Ребане будут выходить люди, которые его не знали, но у которых есть общие с ним знакомые. Для этого лже-Ребане и нужна очень тщательно проработанная легенда. Для этого советской госбезопасности и нужен я. Живой. Все верно, полковник?
ВОПРОС. Интересная версия.
ОТВЕТ. Итак, ситуация. Англичанам нужно меня без всякого шума убрать, а вам нужно во что бы то ни стало этого не допустить. Удобней всего человека убрать в тот момент, когда он выехал из одного места, но еще не приехал в другое. Значит, во время моей поездки в Мюрвик-Фленсбург. Из Аугсбурга выехал один Ребане, в ставку Деница приехал другой. И здесь я должен отдать должное вашей разведке, полковник. Она сработала в высшей степени профессионально. Вы сказали мне неправду. Те два английских офицера, которые увезли меня из лагеря, были вашими агентами.
ВОПРОС. Вы ждете, что я скажу, что это так? Или что это не так?
ОТВЕТ. Я понимаю причину вашей иронии. Да, слишком сложно. Советская госбезопасность всегда работает более простыми и надежными методами. Значит, остается только один вариант. Пока английские джентльмены деликатно усыпляли меня хлороформом и выбирали место, где меня пристрелить и закопать, их перехватила ваша диверсионная группа. Виллис подорвался на мине. Или стал жертвой нападения вервольфа. Картина обычная для нынешней Германии. И мин на дорогах полно. И вервольф нападает на машины. Так или иначе, но дело сделано. Я прав?
ВОПРОС. Давайте продолжим нашу работу.
ВОПРОС. Как вы себя чувствуете, штандартенфюрер?
ОТВЕТ. Как может себя чувствовать человек, который уже девять месяцев сидит в одиночной камере? Так я себя и чувствую. Чем вызван такой длительный перерыв в допросах?
ВОПРОС. Я вызвал вас, чтобы сообщить следующее. В ближайшие дни вас перевезут из тюрьмы в другое место. Оно более удобно для жизни. Режим полной изоляции, разумеется, сохранится. Когда возникнет необходимость, я буду к вам приезжать.
ОТВЕТ. Из этого я заключаю, что мой двойник начал функционировать. И я нужен вам на случай, если возникнут какие-то неожиданные осложнения, связанные с тем, что он — это все же не я. Но мне казалось, что мы не выполнили всю программу. Почему вы прекратили допрашивать меня о моих боевых товарищах?
ВОПРОС. В этом больше нет необходимости. Нет никакой опасности, что кто-то из них случайно столкнется с человеком, который носит ваше имя, и обнаружит подмену.
ОТВЕТ. Случайности на то и случайности, полковник. Они непредсказуемы. Не существует способа их избежать.
ВОПРОС. Существует.
ОТВЕТ. Что вы имеете в виду?
ВОПРОС. Видите ли, штандартенфюрер, в дело вмешался случай. Как раз такой, предсказать который не мог никто. Чтобы вы поняли, о чем идет речь, небольшое предисловие. Летом прошлого года в Потстдаме состоялась конференция глав правительств Советского Союза, США и Великобритании. Среди всего прочего было принято решение о возвращении в СССР всех советских военнопленных, узников концлагерей и перемещенных лиц, которые оказались на территориях, оккупированных западными союзниками. В их числе были депортированы солдаты и офицеры 20-й Эстонской дивизии СС.
ОТВЕТ. Вы хотите сказать, что мою дивизию вернули в Советский Союз?
ВОПРОС. Да.
ОТВЕТ. На каком основании?
ВОПРОС. Они были депортированы как граждане СССР.
ОТВЕТ. Эстонцы никогда не были гражданами СССР!
ВОПРОС. Возможно, они не считали себя гражданами СССР. Это их личное дело. Но юридически они были гражданами СССР.
ОТВЕТ. Нас снова предали! Эстонию снова предали! Кто сейчас? Черчилль?
ВОПРОС. В Потсдамской конференции участвовали товарищ Сталин, президент Рузвельт и премьер Черчилль.
ОТВЕТ. До каких же пор Эстония будет мелкой разменной монетой? Черчилль! Жирная свинья! Трусливая жирная свинья!
ВОПРОС. Воздержитесь, штандартенфюрер, от оскорблений мистера Черчилля. Так вот. Солдат и офицеров вашей дивизии поместили в фильтрационные лагеря в Сибири с тем, чтобы подвергнуть тщательной проверке и установить степень вины каждого. И тут случилось то, чего никто не ждал. Два месяца назад из фильтрационного лагеря в Восточной Сибири совершили побег три эстонца. Два офицера вашей дивизии и один солдат.
ОТВЕТ. Разве из ваших лагерей можно сбежать?
ВОПРОС. Мы тоже думали, что нельзя. Оказалось, можно.
ОТВЕТ. Их поймали?
ВОПРОС. Разумеется. Но самое трагичное в том, что поймали их в самый последний момент. И в общем случайно. Они спрятались на лесовозе, который шел из Архангельска в Лондон с грузом древесины. В Лондон, штандартенфюрер. А оттуда уже очень короткий путь до Йоркшира.
ОТВЕТ. Вы сказали — самое трагичное. Почему?
ВОПРОС. Потому что мы были вынуждены принять меры, чтобы подобных случайностей не происходило. Никогда и ни при каких обстоятельствах. Таких случайностей больше не произойдет никогда. Теперь вы, надеюсь, поняли, почему больше нет нужды расспрашивать вас о ваших бывших соратниках.
ОТВЕТ. Я отказываюсь в это верить. Вы расстреляли всех офицеров моей дивизии?
ВОПРОС. Вначале было принято такое решение. Но оно было признано половинчатым. Нас поправили. Все офицеры, конечно, хорошо знали вас в лицо. Лучше чем солдаты. Но солдаты вас тоже знали. И если бы хоть одному из них удалось сбежать и добраться до Лондона, последствия для нас были бы катастрофичными. Мы не могли рисковать безопасностью одного из наших самых ценных разведчиков.
ОТВЕТ. Вы расстреляли всю дивизию? Вы расстреляли целую дивизию из-за одного агента?!
ВОПРОС. Этот агент стоит десяти дивизий.
ОТВЕТ. Это немыслимо.
ВОПРОС. Это война.
ОТВЕТ. Война закончилась!
ВОПРОС. Война не закончилась.
ОТВЕТ. Непостижимо! Вы уничтожили двадцать тысяч человек из-за одного только опасения, что они могут оказаться в Англии. Эта вероятность ничтожна!
ВОПРОС. Она существовала.
ОТВЕТ. Гораздо вероятней, что в Англии окажутся люди из Эстонии, которые меня знали!
ВОПРОС. Эти люди никогда не окажутся в Англии.
ОТВЕТ. Значит, их тоже?.. Непостижимо! Чудовищно! Это чудовищно!
ВОПРОС. Возьмите себя в руки, штандартенфюрер. И вспомните о миллионах евреев, которых уничтожили в душегубках ваши боевые друзья. О миллионах русских, белорусов, украинцев, эстонцев, литовцев, латышей, поляков. О них вспомните.
ОТВЕТ. Вы нелюди.
ВОПРОС. Да, конечно. Мы нелюди. А вы люди.
ОТВЕТ. Вы нелюди!
ВОПРОС. Встать! Конвой, арестованного в кинозал! Сейчас ты будешь смотреть кино. Шесть часов документальных съемок. И попробуй хоть на секунду закрыть глаза!
Глава восьмая
Смерть генерала Мюйра подействовала на Томаса Ребане крайне угнетающе и вызвала много мыслей, по большей части тревожных и от этого неприятных. Но пришли они не в тот момент, когда из квартиры Мюйра с душераздирающим стоном вырвалась исстрадавшаяся душа старого генерала в виде его кота по имени Карл Вольдемар Пятый и вознеслась сначала на крышу дома, а с нее на низкие, слезящиеся дождем небеса. Все мысли пришли позже. А в тот момент Томас нетерпеливо ждал окончания формальностей, связанных с документированием происшествия в квартире старого дома, где проживал отставной генерал Мюйр, и хотел только одного — поскорей вернуться в гостиницу, в белую спальню, где он вынужден был оставить Риту Лоо. Он бы не оставил ее, но Сергей Пастухов как-то непривычно для него грубо бросил: «Не сдохнет», и приказал одеваться и ехать к Мюйру. Томасу пришлось подчиниться, хотя он считал, что помощь нужна живым людям, а мертвым никакая помощь уже не нужна.
Только к половине первого ночи были наконец-то подписаны все протоколы. Вернувшись в гостиницу, Томас первым делом заглянул в белую спальню и с облегчением убедился, что Рита никуда не исчезла. На прикроватной тумбочке горела лампа под кремовым абажуром, наполняла спальню уютным светом. Рита спала в прежней позе, свернувшись калачиком. Раньше глаза у нее были полуоткрыты, теперь они были закрыты. Лицо утратило беломраморную, так испугавшую Томаса бледность, стало почти спокойным. Лишь в изгибе губ чувствовалась напряженность, предвестник муки. Но она была еще очень далекой, легкой. Как облачко на горизонте, за которым копились свинцовые тучи ломки.
Томас укрыл Риту белым, с тканым узором покрывалом, загнув его с конца необъятной кровати, и прошел в свою спальню, прихватив ее сумочку. Когда Рита только появилась, он уже проверял сумочку. Но тогда он искал подтверждения мелькнувшему у него подозрению, что Рита не датая, а под кайфом. И нашел шприц. Теперь он искал другое.
Целлофановый пакетик с героином обнаружился на дне сумочки, под надрезанной сбоку подкладкой. Сам Томас никогда не кололся, но видел, как ширяются другие. Содержимого пакетика хватило бы, по его прикидке, доз на пять.
Томас задумался. Что такое ломка, он знал, слава пресвятой Деве Марии, только теоретически. К наркоте он не прикасался, даже к травке, посмотрев однажды на страшную ломку, когда его приятельница выпрыгнула с двенадцатого этажа из своей квартиры, где проходил вполне рядовой, хоть и многодневный загул. Позже, вспоминая тот случай, Томас понял, что больше всего поразило его. На безумном ее лице была радость. Радость скорого избавления.
Нет, наркота — это от Дьявола. Вино — от Бога. Когда человек пьет вино сухое или крепленое, виноградное или даже плодововыгодное, когда он пьет портвейн, херес, мадеру, кагор, малагу, марсалу, пино гри, токай, мускат или мускатель, когда он пьет коньяк, арманьяк, ром, джин, бренди, виски, самогон, водку простую или высшее достижение человеческой цивилизации — водку «Смирновъ, столовое белое вино номер 21», — он как бы берет в долг под не слишком большие проценты. Под проценты, посильные для расплаты. Похмелюга — это и есть расплата. Удовольствие, конечно, маленькое, но соразмерное возможностям человеческого организма. А вот наркота — это совсем другое. Здесь сразу включается счетчик, долг удваивается с каждой дозой. Поэтому нет людей, которые сумели бы сами соскочить с иглы.