Рука в перчатке
Шрифт:
— В правом кармане пиджака.
— Вот и ладушки. Отодвиньтесь на ярд. Не шевелитесь. — Все еще сжимая правый кулак, Лен залез левой рукой в указанный Дол карман пиджака. Рэнт не шевельнулся. Лен пошарил, наконец его рука вынырнула из кармана, сжимая в пальцах бумагу. Он отвел руку в сторону и спросил, не поворачивая головы: — Эта?
Дол взяла. Ей хватило одного взгляда, чтобы ответить:
— Да, та самая. Спасибо, Лен! Я горжусь тобой — чистая работа.
Рэнт заговорил, пожалуй впервые, на полутонах:
— Эта бумага моя собственность, мисс Боннер.
Она так и была у меня, пока сейчас ее не отобрали.
Если вы хотите сказать, что видели, как я подобрал ее, то это ложь.
— Да? — прорычал Лен. — А как насчет нас двоих? Если мисс Боннер лжет, то мне сам Бог велел!
Я сам видел, как вы ее подобрали. Ну как звучит?
Дол покачала головой:
— Тебе не придется делать это, Лен. Но все равно спасибо. Все будет в порядке… О, они идут.
Она стояла вслушиваясь. Рэнт сделал пару шагов и замер. Лен открыл было рот, но тут же закрыл. Мужские голоса раздавались все ближе, чужие голоса, знакомым был только голос Белдена. Дворецкий запыхался от спешки и говорил прерывисто. Остальные продирались сквозь заросли карликового кустарника, безжалостно ломая ветки кизила. Первым показался Белден, за ним трое в форме полиции штата, в широкополых шляпах, с патронташами на поясах и пистолетами. Белден в ужасе громко выругался при виде открывшейся его глазам картины, и это было единственное неприличное слово, которое от него услышали за тридцать лет службы. Один из полицейских потянул его за руку:
— Отойдите в сторону. Не подходите близко, — затем обратился к остальным: — Дьявольщина! Да здесь совсем темно.
— Там дама.
— О, извините, мэм!
Трое полицейских застыли, рассматривая висящий труп. Молча, без комментариев. Потом один из них спросил:
— Убийство? Кто сказал, что это убийство?
Другой ответил:
— Не подходи близко, если это убийство, то это не наша работа. Наше дело выполнять приказы.
Может, остались следы ног, впрочем, там трава. Надо было сообразить, захватить фонари. Сгоняй, Джейк, да поживее.
Один из них рысью бросился выполнять приказ.
Говоривший повернулся к Лену и спросил:
— Как ваше имя?
Лен ответил.
— Вы что-нибудь знаете об этом?
— Ничего, я играл в теннис и бухал.
Тогда полицейский повернулся к Рэнту:
— А вас как зовут?
— Джордж Лео Рэнт. У меня жалоба, офицер. Я хочу, чтобы вы ее приняли. Этот человек только что силой отобрал у меня мою собственность, документ, который принадлежал мне. Из моего кармана, где…
Что? Какой человек?
— Леонард Чишолм. Он взял…
— Забудьте на время. Вашей бумажкой займемся потом.
— Но говорю вам, он отнял бумагу, а эта женщина лгала…
Патрульный обратился к Лену:
— У вас его бумага?
— Нет. Он поднял ее…
— Забудьте на время, — еще раз с отвращением сказал полицейский. — Вы люди или нет? Стоит ли поднимать шум из-за такой мелочи, когда здесь покойник болтается на проволоке? Все идите в дом и носа оттуда не высовывайте. Не знаю, как долго. Надеюсь, что не очень. Вы, Белден, идите с ними.
Рэнт начал:
— Но…
— Послушайте, мистер! Не заставляйте меня быть невежливым.
Рэнт смешался, затем подчинился и пошел, не удостоив взглядом своих противников. Белден уже пристроился в хвост колонны, наступая Рэнту на пятки.
Лен хотел взять Дол под руку, но она вырвалась и пошла вперед. Он последовал за ней через заросли кизила, на залитый лунным светом склон холма. У дальнего конца пруда она внезапно остановилась и повернулась.
— Иди вперед, Лен. Я хочу отдать бумагу этому человеку.
Он обиженно посмотрел на нее:
— Пошли со мной, потом отдашь. Пошли.
— Нет, я возвращаюсь.
— Да? О'кей. Я тоже.
— Нет. У меня есть что сказать ему. А у тебя — нет.
Кроме того… тебе не мешает вспомнить, что ты газетчик. Там в доме несколько телефонов. Или можно пройти на конюшню и позвонить оттуда. «Газетт» вовек тебя не забудет, если узнает об убийстве первой.
— Не женщина, а святая, — уставился на нее Лен. — И я у ее ног! Вместо плоти — желе, а по жилам струится не кровь, а морозильная жидкость, как по трубкам рефрижератора! В конце концов, гостеприимство…
— Чепуха! — нетерпеливо отмахнулась Дол. — Чье гостеприимство? Мистера Сторса? Он мертв. Миссис Сторс или Джэнет? Дудки! Меня сюда пригласил Сторс… по своим делам. Я здесь оказалась только из-за этого. Что касается звонка в «Газетт», то в любом случае через час или чуть позже это станет всеобщим достоянием, а ты останешься с носом… Впрочем, поступай как знаешь. Ты что же думаешь, убийство Пи Эл Сторса замнут, чтобы пощадить чувства Сильвии? Единственное, что ей может помочь и действительно поможет…
— А при чем тут Сильвия? — поморщился Лен. — Разве я хоть словом о ней обмолвился?
— Ну, это я.
— Нет, ты ее подруга?
— Представь себе, да.
— О'кей. Значит, и я ей друг. Раз ты настаиваешь, чтобы я позвонил в «Газетт», позвоню. Я, как и ты, никому в этом доме ничем не обязан. Но вот сейчас, когда голова у меня вроде бы проясняется, мне сдается, что Сторса никто не убивал. Не понимаю, как бы это кому-то удалось. Больше смахивает на самоубийство. А если я толкану это «Газетт» как убийство…
— А ты им ничего не толкай. Скажи просто, что с ним, где он и что он мертв. Если они захотят, чтобы ты сделал для них статью, скажи, что не можешь, так как сам ходишь в подозреваемых. А если они…
В подозреваемых? Ну-ка повтори еще раз?
Что за?..
— Конечно, ты подозреваемый. Впрочем, как и каждый, кто здесь. Все мы, усек? Ты же слонялся вокруг да около этого дома в одиночестве в поисках Пи Эл Сторса. Хотел пасть ниц перед ним, ты сам говорил или это не твои слова? Сегодня утром у меня в офисе ты грозился, что приедешь сюда и задушишь его. Было? Я-то знаю, что ты просто кривлялся, но ты был зол на Сторса, а Мартин Фольц слышал твои угрозы. Я знаю, что Мартин порядочный человек, если только такие вообще существуют. Но он ревнив как черт, особенно сегодня, когда Сильвии взбрело, что ты нуждаешься в утешении. У Мартина богатое воображение. Сильвия, кстати, тоже слышала твои угрозы, а она любила Пи Эл Сторса. Ну чем ты не подозреваемый? Как и все мы, впрочем… если только… Есть одна вещь, которая может помочь. Если хочешь позвонить в «Газетт», ступай лучше на конюшню и звони только оттуда или вообще не звони. Потом иди в дом и будь паинькой. Я скоро приду, может, даже слишком скоро, если этот человек, по причине занятости, не захочет меня выслушать. — Она собралась идти.