Рука
Шрифт:
Причем партийцы в эти годы колошматили обывателя, обыватель партийцев, партийцы друг друга сверху донизу и снизу доверху. Это была повальная, в сплошной ночи, населенной гадами, призраками и тенями страха, грызня, где разнуздывались все низкие страсти, усмиренные или припугнутые человеком за истекшие тысячелетия и выпущенные на волю Дьяволом в очередной стадии Великого Зксперимента. И в этой темной ночной грызне каждый грыз другого, кусал, рвал и терзал ближнего, брыкался, впадая в конвульсии, тянулся зубами к горловым хрящам, мотал за космы, колотил башкой о камни пола. В этой кромешной грызне, разрываемой воплями и воем, по ошибке, бывало, грызли сами себя. В ней гибли совершенно невинные.
Постигнуть логику развития террора было абсолютно невозможно: она отсутствовала. Жертвы, фанатически убежденные в полной непричастности Сталина к развязыоанию бойни
Сталин покуривал якобы невозмутимо трубочку, и поэтому даже самые приближенные не могли заметить, что и он, внутренне обезумев и воя от наседавшей на хвост нечистой силы, отмахивался дубинкой, кружился на одном месте, кусался, прятался, и чем спокойней он вел себя в то время внешне, тем очевидней для меня было, что это он притаился за кустом, стараясь ни дыханием, ни движением не выдать рыщущей нечистой силе своего присутствия в мире.
Но когда он подписывал смертные приговоры, давал указания, намекал, лукавил, шутил, благодушествовал, можно было заметить и понять, что в природе каждого его слова, жеста и дела – страх погони и страстное желание раз навсегда отмахнуться от жуткой Силы, минутное освобождение от которой было иллюзией. Она таилась внутри него самого, так же как внутри всех жаждавших от нее освободиться. Поэтому и безумен был образ их действий, образ всего великого террора…
58
Без привлечения к ответственности Дьявольской Силы объяснения смысла многих явлений тех лет были неубедительными, поверхностными и тавтологичными. Дьявол заметал, как всегда, следы, подсовывая пытливым умам и возмущенным душам излюбленные и верные фигуры отвлечения от сути дела: вредительство, произвол карьеристов и т. д. Все это дало право одному моему подследственному попытаться передать на Запад рукопись книги «Метафизика террора». Донес на него лучший друг, считавший метафизическую концепцию объяснения террора оскорбительной для памяти многих тысяч погибших в застенках Ежова и Берия «кристалличееки честных большевиков». Причем друг не просто втихаря донес, а поставил эссеиста в известность о том, что идет на прием в НКВД.
Рукопись книги эссеист, по его словам, сжег. Я эту версию принял. Мы много беседовали. Вы познакомились, гражданин Гуров, в основными его взглядами, изложенными мной сумбурно, но в общем верно…
За долгие годы работы я заметил одну любопытную и глубоко взволновавшую меня вещь!
Среди тысяч прошедших в разное время через мои палачеткие руки людей было очень много единомышленников. Связь их между собой исключалась. Но все они, словно сговориешиеь, в бесстрашных и откровенных беседах – допросах толковали о Дьяволе, приблизительно одинаково формулируя его сущность, как Разума, отпавшего от бога, и поражая меня интерпретацией мировых катаклизмов и необычными историософскими построениями… Вы не понимаете, что это такое? .. Надо было читать больше, а не блядовать и пьянствовать… Вон у вас – библиотека уникальная… Вывезу я ее перед казнью… Вывезу!. ..
Так вот: временами многие подследственные, кое-кого из них я сумел освободить, казались мне членами одного ордена, тайным, неподдающимоя разоблачению органами братотцом. Все они толковали о личной и общей вине, о гармоническом союзе в Человеке Разума и Души, о бедствиях, которые постигают как отдельного человека за время его единственной жизни, когда Разум, отпал от Бога, теряет связи с Душой, благодатно питающей его силы, так и Народы, общества и государства, переживающие отдельного человека, и миллионы людей, но наследующие их заблуждения, накапливающие век за веком, год за годом, день за днем их грехи и зло.
Братья (так не без зависти называл я их про себя) были непохожими друг на друга людьми с разными интеллектами, темпераментами, манерами поведения, нервишками и привычками, поклоняешиеея Ягве, Христу, Магомету, Будде и, как я уже говорил, Мировой Гармонии, бесконечности, Изумительной Константе и Континуальному Потоку Сознания. Но то, что у партийцев, теряющих в своем стаде лицо, считася верностью уставу, было у братьев свободным отношением к глубоко прочувотвованной истине. Вера в ОБЩИЙ ЗАМЫСЕЛ, реализующийея в истории, содействие ему стремлением к жизни, сформулированной как цель человека и Творца, была неизмеримо животворней и достойней так называемой и чаще всего фиктивной партийной дисциплины. Свет Образа жизни, Смерти и Воскресения Христа сообщал братьям во Христе смысл их нелегких судеб. Страдание они не считали незаслуженным и случайным… Ничего необъяснимого, на их взгляд, в терроре не было. Они ожидали его с непомерной грустью и мукой, чувствуя бессилие предотвратить надвигающийся мрак, и молились за изгнание Дьявола из душ людских. Они утверждали, что в силах человека оборвать на себе цепную реакцию распространения вражды и зла, предотвратить взрыв ненависти к Дьявольской силе обращением взгляда на свою вину или мгновенным прощением вины другого человеку, что равносильно обрыву в нем цепной реакции Зла.
Самым удручающим и приводящим Братьев в уныние было то, что пока еще доводы разума, отпавшего от Бога более популярны среди массы людей, чем премудрость Божья Ее они понимали как воспитанное в себе, если не дарованное от рождения, умение соразмерить в мысли и поступки временное и тленное с бесконечным и бессмертным и прикинуть, соразмеряя, что ты, теряя, приобретаешь и что ты, потеряв, приобретешь. Добро или Зло?
А вдруг, говорю я, Злу столько же срока, сколько Добру? «Сказано Будьте как дети!» – ответил мне не помню уж кто, и добавил: «Жизнь бесконечно старше разума». Тут я решил его запутать. Если, говорю, она старше, то логично было бы отнести детскость состояния именно к младшему разуму!
Не ловите, говорит, меня на удочку, гражданин следователь. Не поймаете. Жизнь – вечная детскость, и вполне в наших силах быть детьми до конца дней. А чтобы рассуждение устраивало вас лично, на что мне лично наплевать, то я вам скажу вот что: да, жизнь старше разума, но в тот самый миг, когда он, завидуя взрослости, отпадет от ее бесконечной наивности и до-верия, а до-верие это и есть детская неосознанная вера, в тот же самый миг он становится маленьким старичком, в котором осталось от жизни, если не выродилось, одно умение и одна страсть – логически мыслить. Будьте как дети, граждане следователи!
Пашка Вчерашкин зазвал меня однажды выпить и закусить в «Поплавок».
Столик одинокий на корме не прослушивался.
– Ну, Рука, – говорит Пашка, – новая житуха начинается. Я уже прижал Идею к ногтю. Всех большевиков отовсюду вымел начисто. Евреев-технократов стараюсь не брать: думать будет и проектировать некому. Лучшие инженерные кадры России вырезал твой шеф. Пусть пока трудятся евреи. Придет время – прижмем. Из органов пошарим и из аппарата партийного. В институтах нервишки потрепем. Хватит. Завоевывайте Палестину и гуляйте как знаете. Я бы лично сам ее для них из сочувствия завоевал. Клянусь! Я не фашист, но не желаю, чтобы за меня решали горячие еврейские головы судьбы России. Так что пущай пока трудятся мои евреи. Они ребята деловые, неглупые и устрашены как следует. Не скоро очухаются. Наш же русак, Рука, ты не представляешь себе, как деморализован. Гражданская, НЭП, коллективизация, индустрия, между ними аресты, кампании, чистки, бунты, митинги, трудовые вахты, собрания… Ваоя! Очумели мои вассалы! Очумели от этой идейной, мать ее эти, жизни! Руки у них опущены, только молодые кретины трудятся не из-под нагайки. Остальные пьют, воруют, сачкуют, держат камень за пазухой. Сейчас хоть вздохнули немного. Почуяли, вражде меня, что свежачком повеяло. Дай-то Бог! Дай-то Бог~.. Будь здоров! За твою работенку! Ты у нас на переднем крае! Пересажайте большевичков, как можно больше. Я прикидываю, что годочка через четыре поснимаю я на хер весь красный цвет с домов и стен, книги на макулатуру отдам кое-какие, а то говно печатают всякое марксистское, а на «Графа Монте-Кристо» бумаги не хватает… Церкви пооткрываю, чтобы совести мои русаки там набирались, а не в каталажках, месткомах и вытрезвителях. Я уже проект восстановления частного хозяйства и снабжения начирикиваю потихоньку. Жить по-человечески начнем. Мы же суши сколько имеем, Вася! Страной великой стать можем, а не большевистским пугалом, набитым жестокостью, детдомовской ложью, кнутами, онанизмом и уроками всяких биографий… Наливай еще!.. Все-таки хоть и злодей Сталин, а мудер! Мудер! Сними он сейчас вывеску и красноту со стен – с ходу разброд начнется… Думать страшно – какой! .. И нас с тобой пошарят почище, чем шарим их мы! Помни мое слово. Нам, Вася, нужна рука Сталина, моим вассалам – моя. Сильная причем. А вот без твоей лапищи я лично обойдусь. За Руку, Вася!