Рукав Ориона
Шрифт:
— И как же ты поступишь? Передашь им свою долю прямо сейчас? Или сделаешь доверенным лицом одного Гонсалеса?
— О нет. Это слишком серьезное искушение. Из-за «Галафармы» стоимость моей четверти страшно увеличилась. Да, я хочу, чтобы благотворительность процветала, но не в ущерб мечтам моего брата. Нет, я решилась совсем на другой поступок. Джерри засомневался, когда об этом впервые услышал, но в конце концов согласился. Реверсионисты продолжат получать свои деньги, у «Оплота» появится шанс выжить, а Даниил, Витания и я не будем бояться угроз «Галафармы». — Синие глаза блеснули, когда она помахала
— Мам, больше никаких шуток, — нахмурился я, чуя недоброе.
— Я подписала дарственную, Аса. Тебе отходит вся четверть акций. Знаю, ты по честному обойдешься с реверсионистами. Ты ведь уже давно и ясно высказал свое отношение к ним. Уверена, ты сделаешь все возможное, чтобы помочь Еве и спасти «Оплот».
— Боже мой! Мам, ты не можешь так поступить!
— Почему же, могу. — Глаза ее сверкали так же ярко, как большой бриллиант в кольце. — И уже поступила. Передача осуществлена и засвидетельствована несколько дней назад. Осталось только довести дело до конца и рассказать все тебе. Вставь дискету в коммутатор, и я перешлю тебе копию документа.
— Отдай эти акции Еве, — взмолился я. — Или Дану с Вифи. Я не хочу!
Вот от этого я и убегал всю свою жизнь…
— Ева, Дан и Вифи унаследуют акции твоего отца и разделят их в равных долях, по двенадцать с половиной процентов каждый. Но никто из них не исполнит моих желаний относительно благотворительности. В отличие от нас с тобой они попросту не верят, что большой галактический бизнес — ненормальное явление.
— Но…
— Делай, как я сказала, дорогой. Дискету.
Я вытащил магнитный диск из маленького ящика в столе и вставил в щель. Загорелась красная лампочка, потом зеленая. Внутри меня что-то оборвалось. Этого просто не может быть.
Катя наклонилась вперед и поцеловала экран, поцеловала изображение моего лица.
— Мне пора, дорогой. Я очень устала, и ты, подозреваю тоже. Мы с тобой еще наговоримся, когда ты прилетишь домой. Пожалуйста, не сообщай никому, пока мы не встретимся лично. Особенно отцу. Я хочу присутствовать при моменте, когда ты сам все скажешь Симону.
Я вымученно улыбнулся.
— Ох, Катя. Ты — старая злодейка.
— Аса, спокойной тебе ночи. — Она наклонила голову, и на лице появилось загадочное выражение. — Сама-то я не особенно хорошо сплю последнее время. Но сегодня, думаю, все будет в порядке.
И экран поголубел.
Я доковылял до своей каюты, принял прописанное врачом на Кашне лекарство и на пятьдесят один час погрузился в спячку.
Потом проснулся, дошел до кабинета, открыл дверь, вытащил из коммутатора дискету и вставил ее в свою электронную книжку.
Да, сон не развеялся. Я по-прежнему владел четвертой частью звездной корпорации «Оплот».
Я только что поглотил завтрак гиганта, полагающийся после двух суток сна, и снова вернулся в кабинет, чтобы приготовить необходимую для допроса Шнайдера аппаратуру. И тут в дверь позвонили.
Я открыл, и на пороге появился Мимо с выражением лица как у грустного Дон Кихота.
— Можно войти? Я должен тебе кое-что сообщить.
Я уселся прямо на стол и обхватил себя за плечи, готовясь к самому худшему. Хорошие новости с таким видом не передают.
— Адик, твоя сестра Ева звонила два дня назад и сообщила нам нечто очень печальное. О твоей матери.
Невидимое чудовище схватило мое сердце и вцепилось в него клыками.
— Только не это… Катя умерла?..
— Да. Мне очень жаль, мальчик мой. Ева звонила через четыре часа после того, как ты заснул. Я объяснил, что ты на наркотиках и очень нуждаешься в отдыхе, и она велела не будить тебя. Свяжись с ней, чтобы узнать подробности. Ева сказала, что твоя мама умерла тихо, во сне.
Я глухо поблагодарил его.
— Мэт интересуется, не захочешь ли ты отложить зондирование Шнайдера.
— Нет. Дайте мне час, и пусть она потом приходит. Все пойдет, как запланировано.
Он кивнул и вышел из комнаты.
Я не стал рыдать; слезы всегда появляются у меня на глазах самый неподходящий момент и не связаны с подавленным эмоциональным состоянием. Когда придет время, я по-своему оплачу Катю Вандерпост.
Вмонтированный в мозг автопилот велел мне подойти к субкосмическому коммутатору и связаться с Евой. Но, конечно, по закону подлости, она оказалась вне доступа. Говорить с Даном или Вифи мне хотелось меньше всего. Старший братец, этот холодный, педантичный тип, не уставал повторять, что Катя выжила из ума и не понимает, что делает. Младшая сестра, напротив, всегда славилась холерическим темпераментом и теперь наверняка пребывает в глубочайшем горе. Так что оставался всего один человек, с которым я мог поделиться…
В Аризоне только-только занималось утро, но он уже наверняка проснулся, следуя своей привычке, и теперь завтракает на Небесном ранчо, чтобы потом отправиться на прогулку верхом, пока жаркое солнце не пригнуло верхушки сосен, заставляя птиц и мелких зверюшек прятаться в тени.
Управляющий ранчо сказал, что передаст звонок на видеофон в конюшне, где мой отец как раз седлал лошадь. На мой вопрос, нет ли с Симоном кого-нибудь из охраны, управляющий ответил, что тот потребовал полного одиночества, чтобы хорошенько «поразмыслить». Телохранители — верхом и в машинах — будут сопровождать босса на расстоянии.
Симон ответил и кратко поздоровался со мной.
— Привет, Аса. Я как раз думал, когда же ты позвонишь. Где ты, черт тебя дери?
Голову его покрывала соломенная шляпа с серебряными полосками, одет он был в легкую хлопковую рубашку. Изображение не отличалось особой четкостью, но я догадывался, что его небритое, морщинистое лицо носит отпечаток глубокой грусти. Симон тоже скорбит по-своему.
— Лечу домой, — сказал я. — После дозаправки на базе Тиллингаст останется еще дней шесть. Только что узнал о Кате.
— А-а. — Он подошел ближе к экрану. — А что именно ты узнал?
— Только то, что она умерла во сне. Ева оставила Мимо сообщение два дня назад. Я был без сознания. Лечился после захвата Оливера Шнайдера.
— Угу, Ева мне говорила. Отличная работа. Никогда бы не подумал… то есть, я хочу сказать, когда ты улетел на Стоп-Анкер, я уже не…
Я знаю, о чем он думал. Но сейчас речь шла не о моих недостатках.
— Катя. У нее было что-то с сердцем?
— Нет. — Он поднял голову, и я понял, что в этих глазах отражается куда больше ярости, чем горя. — Ее убили.