Рукопись из Тибета
Шрифт:
Однако в ходе революции они вышли из-под контроля и по приказу Великого кормчего [172] их объявили вне закона. В результате часть молодежных активистов была уничтожена армией и народной милицией, оставшихся выслали в дальние районы на перевоспитание, а некоторые, в том числе Ван Ли, бежали из страны.
Неудавшийся историк добрался до Кореи, где нанялся матросом на судно, следовавшее в Латинскую Америку, и связал свою жизнь с морем.
В эти дни вынужденного затворничества, боцман рассказал мне занимательнейшую историю, касающуюся китайского императора Цинь Шихуанди.
172
Великий Кормчий — Мао Цзедун.
Названный правитель в 221-м году до нашей эры (когда предки европейцев еще сидели на деревьях) создал централизованное китайское государство, завершил строительство Великой стены, а еще имел, неземную армию, призванную охранять его в загробном мире.
Именовалась она «терракотовой» [173] , насчитывала, по меньшей мере, восемь тысяч статуй воинов с лошадьми, захороненных рядом с императорским мавзолеем.
Со слов Ван Ли, это место было обнаружено весной 1974 года в городе Сиань провинции Шенси. При бурении местными крестьянами артезианской скважины.
173
Терракот — керамические неглазурованные изделия из цветной глины с пористым строением.
Как показали последующие раскопки и изучение, воины и лошади Терракотовой армии были сделаны в различных районах страны, являясь настоящими произведениями искусства. Поскольку выполнялись в индивидуальном порядке, вручную и с использованием неоднородных методик.
Каждая отдельная статуя имела свои уникальные черты, и даже выражение лица. После придания необходимой формы, статуи выпекались и покрывались специальной органической глазурью, поверх которой наносилась краска. Воители отличались по рангу: военачальники, офицеры и солдаты, роду войск — пехотинцы, лучники и конники, а также вооружению.
Вес лошадиной скульптуры составлял около двухсот килограмм, статуи воинов были наполовину легче.
Строительство мавзолея, периметр внешней стены которого составлял шесть километров, длилось тридцать восемь лет и потребовало усилий семисот тысяч рабочих.
Хотя вместо живых воинов, вопреки привычной традиции вместе с императором были похоронены их копии из глины, что бывший хунвейбин расценивал как весьма прогрессивный шаг, при раскопках обнаружились останки и нескольких десятков тысяч рабочих вместе со своими семьями. Которые, в отличие от солдат, были вполне реальными.
В рассказе Ван Ли чувствовалась гордость за Китай с его первым императором, давшим миру великое историческое наследие.
А мне по-человечески было жаль безвестных крестьян, скульпторов и строителей. Очень уж несправедливо устроен этот мир. Тем, кого я видел.
Потом шторм кончился, задул попутный муссон и, завершив двухмесячное плавание, мы бросили якорь на рейде Калькутты.
Далее был таможенный контроль с недолгим карантином, переход в грузовой порт и выгрузка нефти. После чего я получил расчет, пожал руки Ван Ли с другими членами команды и, собрав вещи, тепло простился с капитаном.
— И куда теперь, сынок? — поинтересовался сеньор Хуан, проводив меня до трапа. — Если конечно не секрет?
— Познакомлюсь с Калькуттой, а потом отправляюсь в Бутан, — улыбнулся я. — У меня там дела. Спасибо вам за все, что для меня сделали.
— Пустое, — махнул рукой капитан. — Люди должны помогать другу. Удачи.
Глава 2. Неожиданная встреча. Я становлюсь ламой
Первый, которого я встретил на причале, был Кайман. В белом европейском костюме и шляпе. Он величаво стоял, расставив ноги в начищенных туфлях, и дымил сигаретой.
— Явление Христа народу? — выпучил я глаза. — Ты откуда здесь взялся?
— Пути Господни неисповедимы, — рассмеялся вождь, после чего заключил меня в дружеские объятия.
А далее сообщил, что спустя пару недель после моего отъезда, в деревню наведались иммиграционные власти, начавшие интересоваться им и мною. Мол, незаконно въехали в страну, а значит, подлежим выдворению.
— Это не иначе с подачи американцев, — нахмурился я. — Ну и что дальше?
— Я им сказал, мол, ты уже свалил, а куда не знаю, после чего мне приказали убираться из Венесуэлы, заявив, что в противном случае посадят.
Ждать, пока они это сделают, я не стал, и когда власти убыли, дав мне на сборы двадцать четыре часа, провел ряд организационных мероприятий.
Для начала назначил Ораху вождем, а Кокои шаманом, сообщив им, что убываю в командировку, вслед за чем, прихватив наличность, отправился к сеньору Мигелю, у которого выяснил, что ты отплыл в Калькутту.
Ну а дальше дело техники. Сначала перелет на Дакар, а оттуда сюда. Здесь устроился на работу и вот, пришел тебя встретить. — Надеюсь, возражений не имеется?
— Обижаешь, — потрепал я друга по плечу. — Ты для меня столько сделал. А я добра не забываю.
— Ну что? Тогда поехали ко мне? — сдвинул он на затылок шляпу. — Отметим, так сказать, встречу.
— Нет вопросов, — сказал я. — Двинули.
Оставив позади порт, со скользящими в вышине стрелами кранов, жужжащими у судов погрузчиками и снующими там докерами, мы вышли на обширную стоянку у него, где Кайман подвел меня к небольшому «фольксвагену».
— Мой служебный автомобиль, — сказал, когда уселись в кабину, после чего завел двигатель, и мы выехали в город.
Калькутта шумела разноголосицей уличной толпы, гудела клаксонами машин и непередаваемо пахла.
Проехав в автомобильном потоке, перемежающем автобусами с рикшами в центр, мы свернули на одну из улиц и остановились у построенного в европейском стиле, рядом с древним буддийским храмом, трехэтажного дома. Судя по виду, он знал лучшие времена, но выглядел еще довольно прилично.
— Это гостиница, у меня здесь номер на двоих, — сказал Кайман, когда мы вышли из машины.
В затененном прохладном фойе, с допотопной мебелью, скрипящим под ногами паркетом и кожаным продавленным диваном, за стойкой администратора нас встретил смуглый пожилой индус в тюрбане и белой накидке. Вежливо поприветствовав гостей, он снял с конторки и вручил Кайману медный ключ с брелоком.