Руководящие идеи русской жизни
Шрифт:
Для чего нужен выкуп Ясной Поляны?
Вопрос о приобретении в казенную собственность Ясной Поляны никак не может сойти со сцены. Он возник чрезвычайно странно, еще вскоре по смерти Л.Н. Толстого, не то для выражения национального почитания Толстого, не то для того, чтобы не допустить преувеличенных почитаний с неизбежно антиправительственным характером. Правительство заверяли, будто бы какой-то американский еврей-банкир готов купить Ясную Поляну чуть не за миллион или полтора, и что в этом случае Ясная Поляна сделается центром вредной пропаганды. Выходило, что лучше имение перехватить самому правительству. Как бывает нередко, в дело вмешалась Государственная Дума, в которой находились желающие выдвинуть соответственный законопроект.
В
Теперь почему-то оно опять всплыло и было предметом обсуждения Совета Министров и, по-видимому, опять затормозилось. В.К. Саблер выразил протест против правительственного прославления писателя, который умер отлученным от Церкви и был ее жестоким противником. Несомненно, что в политическом отношении, в отношении правительства и государства, проповедь и влияние его были по малой мере не лучше. Государственный контролер Харитонов также сделал сильные представления против приобретения. Что будет дальше? Пока неизвестно.
Нельзя не пожелать от всей души, чтобы дальше ничего и не было, и чтобы это дело было не отложено, а совершенно отвергнуто. Трудно понять, на каких основаниях его могло бы возбуждать или даже принимать правительство.
Во время первого появления этого «вопроса» говорили, что правительство «должно пойти навстречу общественному мнению». Но, во-первых, такого общественного мнения в смысле чего-либо национального не существовало и не существует. В России имеется не одно, а десяток мнений о графе Л.Н. Толстом, и если есть люди, которые доходят чуть не до обожествления Л. Толстого, то в другой части народа его память составляет предмет ужаса и отвращения. Стоит прочесть недавно опубликованный преосвященным Никоном (Колокол, № 1678) рассказ о появлении на могиле Толстого ядовитой змеи, чтобы понять, с каким отрицанием к нему относятся очень многие, и, быть может, большинство Русского народа. Да и среди образованной части общества имеется огромная доля, которая понимает Православие и дорожит религиозной истиной, так что считает Л.Н. Толстого в лучшем случае несчастной жертвой темных сил, сделавших его врагом Христовым.
Итак, об общественном мнении в отношении Л.Н. Толстого говорить невозможно. Может быть, правильнее сказать, что все революционное, все враждебное историческим основам России и, наконец, все духовно расшатанное стоит за Толстого, а все чтущее Христа, все преданное Православной Церкви, все любящее Русское государство — стоит против Л. Толстого. Но если принять такую классификацию «общественного мнения», то какие же причины могут побудить правительство Русского государства, еще на днях заявившее в лице министра внутренних дел [159] , что оно считает русскую государственность неразрывно связанной с Православием, — какие причины, говорим мы, могут быть у правительства для того, чтобы выступить против православного общественного мнения в угоду врагам Православия и государственности русского типа?
159
Макаров А. А.
Русская Церковь, отлучившая Л.Н. Толстого, в своем управлении тесно связана с государством, и мы видим, что обер-прокурор Св. Синода выступил с протестом против акта, имеющего смысл какого-то национального прославления. Удобно ли правительству поддерживать и без того неудачную мысль, если это значило бы поддерживать врага Церкви против форменного протеста церковного управления, от лица которого выступал обер-прокурор Св. Синода? Да нельзя не вспомнить и того, что говорилось уже раньше, при первом возникновении этого плана, а именно, что никакие узаконения не вменяют вообще правительству в обязанность «идти навстречу общественному мнению».
У нас уже много зла принесло России, Русскому государству и состоянию национального духа заискивание перед освободительной и разрушительной частью интеллигенции, и, конечно, следует поскорее прекратить эту тактику, унижающую государственность и подрывающую в массах не только народа, но и самого общества доверие к ней. Прошло уже достаточно времени для того, чтобы представителям государственной власти можно было утвердиться на совершенно иной позиции.
В эпоху графа С.Ю. Витте правительство ставило лозунгом следование за желаниями «мыслящей части общества», будто бы «переросшей» все, чем жива Россия. Однако эта антинациональная точка зрения постепенно оставлена.
Благодаря покойному П.А. Столыпину правительственная политика вместо ухаживания за «мыслящей частью общества» гласно объявила своей обязанностью быть национальной, то есть сообразоваться с интересами и убеждениями русской нации, а не революционного псевдомыслящего общества. Поднявшись в развитии на эту ступень, мы должны идти выше, а не спускаться снова вниз.
Конечно, вопрос о покупке Ясной Поляны выдвинулся именно при покойном П.А. Столыпине. Но почтение к памяти его и признание его основной заслуги вовсе не вынуждают к следованию и всякой его ошибочной мере. В вероисповедном отношении правительство совершенно правильно не усомнилось сделать шаг вперед сравнительно с тем, что делалось при П.А. Столыпине. Такой же шаг вперед приличествует сделать и в вопросе о Ясной Поляне, и это даже более обязательно. Если вероисповедные законопроекты времен П.А. Столыпина почти упускали из виду связь государства с Православием, то это было по крайней мере производимо на основании некоторого общего принципа, хотя бы и ошибочного. Но государственное чествование человека, отрицавшего государство, призывавшего граждан к отказу от военной службы, человека, значительная часть писаний которого и теперь признается преступной и к обращению не дозволяется, каким же принципом может быть объяснено такое деяние?
Граф Л.Н. Толстой, внесший в русское общественное мнение множество семян разложения, составляет для современников предмет пререканий. Для будущего он, вероятно, останется в отношении религиозном не более как вероучителем немногочисленной антихристианской секты. Полагаем, что дело государственной власти не в том, чтобы способствовать образованию этой секты, и даже не в том, чтобы вступаться с решениями о значении пропаганды Толстого, а в том, чтобы работать над делами, законом на него прямо возложенными, предоставив русской совести и сознанию разобраться в вопросе о значении умершего великого художника и великого ересиарха, впавшего во все погрешности ума, далеко не соответствовавшего его художественному таланту, но тем легче поддавшемуся соблазну беспредельного гордого самомнения.
Мелочная активность
В сфере нашей церковной деятельности давно замечается одна черта, способная возбуждать большие опасения, если она и ныне возобладает над всем ходом дел. Проявляется нечто аналогичное тому, что делается в сфере государственной, и это возбуждает еще больше опасений, ибо состояние духа народа проявляется одинаково в обеих этих сферах его жизни.
Мы говорим о погружении в мелкие и, вообще говоря, полезные улучшения, которыми «оживлена» область церковной деятельности. Ничего нельзя возразить против целесообразности очень многого в этой оживленной деятельности. Но почему все ушло в мелочи, почему заглох вопрос о Поместном Соборе? Почему, как только заходит речь о нем, мы слышим лишь платонические сочувствия с непременными оговорками о трудности дела, о необходимости той и иной подготовки к нему, и в конце концов мы систематически погрязаем в оттяжках до совершенно неопределенного будущего? Достойно замечания, что стремления к этим оттяжкам характеризуют не одни чисто канцелярские сферы духовного ведомства, но точно так же и наш епископат, и те самые правые группы, которые считают себя по преимуществу преданными Православию и Церкви. И, конечно, не подлежит сомнению их преданность Православию, как ясно, что ему преданы в общем и сферы духовного ведомства, и уже тем более архипастыри Церкви, блюстители ее духовных и всяких других интересов. Но вот оказывается, что все преданы вере и Церкви, а Собора все боятся и считают себя обязанными сначала что-то такое устроить, чем-то обезопасить Собор и его созвать лишь тогда, когда все будет без него устроено и приведено к благополучию.
Нельзя с горестью не видеть, что это свидетельствует об очень неоживленном состоянии церковного духа, а если так, то можно ли ждать успеха в наших частных реформах? Ведь недостаточно установить правильно намеченные формы учреждений для того, чтобы их функции оказались действительно улучшенными. Можно ввести на вид очень хорошо задуманные семинарии, приходы, школы, но если все православное общество будет находиться в состоянии некоторого духовного маразма, если оно не будет воодушевлено желанием высоко поднять свою жизнь, не будет сильно верой в возможность этого, то и в новых семинариях не окажется лучше, чем в старых, и если даже в них не будет уже отъявленных нигилистов, а вместо того явятся скучающие, вялые, не думающие о высокой жизни молодые «будущие пастыри», то это будет, в своем роде, ничем не лучше старого нигилизма.