Румпельштильцхен
Шрифт:
— Но вот ведь ваше имя, оно же здесь, в этом письме, будь оно неладно!
— Да, это так. Она пишет, что мы встречались, и это действительно так. Но никаких особых распоряжений, ни в письменной, ни в устной форме, касательно опеки над Элисон, в случае…
— Тогда, сэр, я уже ровным счетом ничего не понимаю, — проговорил Кениг.
— И я тоже.
— Я просто не могу понять этого.
— В любом случае/6 — заметил я, — я уверен, что распоряжения, отдаваемые вот так в письме, не могут быть приняты к обязательному исполнению судом.
Наступило продолжительное молчание. Мы сидели по разные стороны моего стола, молча уставившись друг на друга.
— Я хочу взять к себе мою малышку, — сказал Кениг, — здесь во Флориде у меня нет адвоката, он остался в Новом Орлеане, там, где я живу. Я был бы вам очень признателен, если бы вы смогли бы выяснить для меня, что именно говорит закон по поводу опеки.
— Я конечно же постараюсь помочь вам в этом, мистер Кениг. Вы не станете возражать, если я оставлю это письмо у себя на некоторое время?
— Разумеется, не буду.
— А где я смогу разыскать вас здесь, в Калусе?
— Я остановился в отеле „Брейквотер Инн“. Я приехал вечером в субботу, успел даже побывать на втором концерте Викки в том ресторане на Стоун-Крэб.
— Так вы здесь с субботы? — переспросил я.
— Да, сэр. Я выехал из Нового Орлеана рано утром в пятницу.
— Мистер Кениг, я должен вам кое-что сообщить, мне кажется, что вам это необходимо знать…
— Что такое?
— …но я не уверен, что вы должны узнать это именно от меня. Может быть даже будет лучше, если вы обратитесь в полицию.
— А это еще зачем? Мне еще ни разу в своей жизни не доводилось встречать сколь-нибудь стоящего полицейского. Никто из них не стоит даже того слова, что изводится на значки, которые они цепляют на свои мундиры. А что, полиция уже начала выяснять, не может ли еще кто-нибудь взять опеку над моей дочерью? Знаете, мистер Хоуп, я скучал без нее все эти годы, и будь я проклят, если я позволю кому-нибудь другому забрать ее у меня. Теперь, когда Викки уже больше нет. Так вы мне это собирались сказать?
Я глубоко вздохнул.
— Вашу дочь похитили.
— Что-что? — переспросил он. — Примите мои соболезнования.
— О, Бже мой, — вырвалось у Кенига, — Боже мой! Что… кого я… что… о, Боже!..
Я написал на обороте своей визитной карточки имя Мориса Блума и адрес полицейского участка. После этого я связался по селектору с Синтией и спросил ее, не может ли она оказать мне любезность и отвезти господина Кенига в центр города. Пошатываясь, он вышел из моего кабинета, и выглядел он тогда еще лет на десять старше, чем тогда, когда он только-только входил сюда.
В тот день раньше, чем в шесть часов вечера мне домой попасть было не суждено. Включив телевизор, я направился к стенному бару, намереваясь сделать себе двойной мартини — уж слишком длинным мне показался тот день. В то время как я смешивал „Бифитер“ с вермутом, по телевизору начались шестичасовые новости. Мой компаньон Фрэнк говорит, что в Нью-Йорке (мне кажется, что он считает это признаком некой особой утонченности, что ли) каждый день совершается столько преступлений, что газеты и телевидение освещают только самые-самые наикровавейшие из них; там, в Нью-Йорке, для того чтобы твое имя замелькало бы в газетных заголовках, нужно по крайней мере убить полицейского, или же, орудуя топориком для разделки мяса, вырезать всю свою семью и в придачу к ней еще и соседа, что живет этажом выше. В Калусе тоже время от времени совершаются убийства, но это вовсе не означает того, что все мы настолько устали от подобных сообщений, что не находим в себе сил даже для того, чтобы прореагировать на случившееся; наши местные газеты и телевидение редко когда обходят молчанием даже какое-нибудь непреднамеренное убийство, совершенное из мелкокалиберного оружия. „В Калусе очень легко завладеть вниманием толпы“, — сухо констатирует Фрэнк. Иногда Фрэнк просто выводит меня из себя, но все же он очень хороший юрист, а еще мне кажется, что он мой самый лучший и близкий друг.
И не смотря на все предостережения, о которых Блум рассказал мне раньше, теперь в программе новостей диктор рассказал о имевшем место в городе случае убийства и киднеппинга. То ли убийца уже объявился, то ли с тех пор, как я разговаривал с Блумом в последний раз, стратегические планы у полции успели измениться. Я подумал о том, что возможно Кениг уже побывал в участке, и мне очень хотелось узнать, а не имеет ли он какого-либо отношения к данному заявлению. Я также раздумывал и над тем, какой оказалась реакция Кенига, когда он узнал о том, что произошло с его дочерью. Он показался мне очень непостоянным, а такие люди иногда могут…
Затем мне в голову неожиданно пришла мысль, от которой внутри у меня все похолодело.
Викки написала письмо, в котором, очевидно, она излагала свои планы относительно того, что ее бывший муж должен был взять на себя заботу об их дочери, в том случае, если с ней самой что-нибудь произойдет. Если она в самом деле опасалась кого-то, то уж Кениг-то никак не мог быть этим кем-то; в противном случае, можно было бы подумать, что Викки окончательно выжила из ума, чтобы писать об этом ему же. Но если Кениг „все это время“ хотел получить опекунство над дочерью, как он сам сказал мне об этом во время своего недавнего визита в мою контору, и если он еще раньше знал о том, что в случае своей смерти Викки собиралась доверить ему воспитание дочери…
Зазвонил телефон.
Я почти до верха долил свой бокал, и держа его в руке, направился в спальню. Телефон продолжал настойчиво звонить. За окном, с небольшого заболоченного ручейка, протекавшего неподалеку от моего дома, неожиданно взлетела цапля, — очевидно ее вспугнул этот звук. Я присел на край кровати и, по-прежнему еще держа в руке наполненный бокал, другой рукой я поднял трубку.
— Мистер Хоуп? Это Тони Кениг.
— Да, мистер Кениг. Как у вас дела? — откликнулся я.
— Хорошо, — сказал он, — ну, относительно, конечно. Кажется, что им удалось разузнать еще не слишком много. Они хотят установить у меня дома свою аппаратуру, чтобы проследить, откуда мне будет звонить похититель, если он вообще позвонит. Мистер Хоуп, а вы как думаете, он позвонит? Ведь обычно в подобных случаях они звонят, ведь правда?
— Да, обычно.
— И все же, вы не посмотрели еще для меня то, о чем я вас просил? Знаете, я теперь все время думаю о том, что ее скоро разыщут. Я надеюсь на то, что этот кошмар очень скоро закончится. Элисон очень скоро вернется, вот увидите.
— Я попросил кое-кого в моей конторе заняться этим, и еще я также позвонил в „Хопкинс и Коул“ — это большая фирма в нашем городе, они ведут многие дела, связанные с опекунством.
— И что вам удалось выяснить? А письмо от Викки бует иметь здесь какое-либо значение?