Румянцев-Задунайский
Шрифт:
Кабинет президента коллегии графа Трубецкого оказался закрытым, зато вице-президент Бутурлин был на месте. Уже слегка выпивший, он встретил свояка с шумным радушием: то усаживал его на обитый красным сукном диванчик, то ставил перед собой, восхищенно оглядывал со всех сторон.
— Молодец! Сущий молодец! — гремел его приятный баритон. — Да на тебя хоть сейчас фельдмаршальскую звезду вешай! И такой же красавец, как всегда. Да за тобой, наверное, еще девицы бегают. Смотри, — шутливо погрозил он пальцем, — Екатерине Михайловне доложу.
Румянцев, поддерживая шутливый тон, отвечал, что в Петербург приехал только сегодня и еще не успел заметить,
— Да какое там дело! — засмеялся простодушный фельдмаршал. — Конференции угодно знать твое мнение о главнокомандующем. Только и всего.
— Вы считаете, что я знаю о нем больше, чем вы?
— Но ты же с ним вместе воюешь. — Бутурлин хитровато прищурил глаз, как бы говоря: «Врешь, брат, меня не проведешь!», и потащил гостя к столу. — Довольно о делах, оставим на завтра. Поговорим о тебе. Как ты там? Как князь? Как Екатерина Михайлович что пишет? Мне ни одного письма не прислала. Дети здоровы? Да ты рассказывай. Молчишь, будто язык отнялся.
— Как же буду рассказывать, когда не даете говорить? — усмехнулся Румянцев.
— Э, брат, да ты никак дерзить изволишь! Мне, вице-президенту коллегии, генерал-фельдмаршалу, кавалеру многих российских орденов! — с шутовской позой подступил к нему Бутурлин. — Да знаешь ли, что я с тобой сделаю? Я велю напоить тебя до одури. Эй, кто там, — крикнул он в приемную, — принесите вина. Из того, что прислали Куракины.
Появился лакей с плетеной корзиной, набитой бутылками, снедью, и стал накрывать стол. Бутурлин стоял подле него, показывая, куда что поставить.
Наблюдая за свояком, Румянцев невольно улыбался. Служба в чине вице-президента военной коллегии не повлияла на его характер, он оставался все таким же беспокойным, простоватым. И во внешности никаких перемен. Бот только глаза потускнели малость да стали заметны на белках кровяные жилки. Должно быть, от чрезмерного употребления вина.
Когда лакей, накрыв стол, ушел, они выпили по бокалу, после чего, не делая перерыва, Бутурлин стал наливать снова.
— Ну как?
— Отличное вино, — похвалил Румянцев.
— А если бы видел ту, кем это вино прислано! Богиня! — прищелкнул пальцами свободной руки Бутурлин. — От одного ее взгляда спьяниться можно.
Румянцев догадывался, за какие услуги княгиня Куракина доставляла ему редкостные вина: Бутурлин вместе с Шуваловым и Трубецким вел следствие по делу ее отца фельдмаршала Апраксина и бывшего канцлера Бестужева-Рюмина. Графу Петру Ивановичу Шувалову красавица княгиня платила собой, став его любовницей, Бутурлину — редкостными винами. «Интересно, а чем платит она Трубецкому?» — с усмешкой подумал Румянцев.
После двух бокалов Бутурлин спьянился настолько, что полез к Румянцеву целоваться. Такой уж был человек — не мог без поцелуев.
— Ты герой! Ты настоящий полководец! — источал похвалы фельдмаршал. — За одно только сражение при Пас-Круге достоин ты полного генерала. И я тебе это сделаю. Завтра же пойду к императрице и паду к ее ногам.
Румянцев только улыбался. Он знал характер свояка: остановить поток его излияний было невозможно.
Сражение при Пас-Круге, о котором говорил Бутурлин, произошло 22 сентября минувшего года, но оно не было таким значительным, чтобы подымать столько шума. Произошло это после Цорндорфского сражения, когда русская армия, оставив позиции на Одере, маршировала в район Штаргарда. Отход армии от двинувшейся следом прусской армии прикрывал отряд Румянцева. У местечка Пас-Круге Румянцев занял очень выгодную позицию, запиравшую проход к Штаргарду. Пруссаки попытались сбить его, но потерпели неудачу, Румянцев, увидев, что противник начал готовить колонны для атаки, ввел в действие пушки, плотным огнем расстроил его ряды, после чего двинул в атаку конницу. Пруссаки, не ожидавшие такого оборота дела, поспешно ретировались и пробиться к Штаргарду больше не пытались. За эту победу Конференция объявила Румянцеву благодарность. На большее он, разумеется, и не рассчитывал.
— Нет, ты большой полководец, — не унимался Бутурлин. — Великий полководец! И давай за это выпьем!
— Довольно, Александр Борисович, — попытался удержать его Румянцев, — ты и так хорош.
— Нет — выпьем! — настаивал Бутурлин. — За тебя, будущего фельдмаршала! Нет, не фельдмаршала, — поправился он, — фельдмаршалом тебе пока рано. Молод еще. А генерал-аншефом ты будешь. Завтра же пойду просить государыню!..
Расстались за полночь. Румянцев вернулся домой, когда сестра уже спала.
На другой день он снова поехал в военную коллегию. Они условились с Бутурлиным встретиться утром, чтобы потом вместе поехать на заседание Конференции.
После вчерашней попойки под глазами Бутурлина была заметна мешковатая припухлость. Он старался не глядеть на Румянцева, постоянно покашливал, и весь вид его как бы говорил: «Ты уж не обессудь за вчерашнее: наобещал черт знает что!..» Румянцев его понимал и вел себя так, словно вчера ничего между ними не было — ни попойки, ни обещаний произвести его в полные генералы. Он завел разговор о нуждах армии, о плохом снаряжении, о том, что солдаты и офицеры уже много месяцев не получали жалованья. Бутурлин его почти не слушал.
— Конференции о сем доложишь, — сказал он. — Поехали к Петру Ивановичу.
Румянцев ожидал, что допрос по делу, ради которого его вызвали, затянется надолго, но все обошлось довольно быстро. Да, собственно, и допроса-то не было, а была беседа в кабинете генерал-фельдцейхмейстера Петра Ивановича Шувалова, где находились кроме Румянцева, Бутурлина И самого хозяина кабинета члены Конференции князь Никита Юрьевич Трубецкой, граф Александр Иванович Шувалов, канцлер граф Михаил Иларионович Воронцов да еще действительный тайный советник, конференц-секретарь Дмитрий Васильевич Волков.
Хотя по чину и знатности рода Петр Иванович уступал другим членам Конференции, но держался так, словно только от него одного зависело быть или не быть тому или иному решению. По характеру человек он был капризный, и все ему уступали. Да и как не уступишь, когда сама императрица потакала его капризам. Чего бы ни попросил — все к его услугам.
По сластолюбию и пристрастию к роскоши Петр Иванович перещеголял даже Апраксина. В Петербурге не было дома, который бы по богатству убранства мог сравниться с его дворцом. На стол ему подавалось все самое вкусное, что можно было только отыскать в России или купить за морем. Многие вельможи, изживши век, вкуса ананаса не знали, а о бананах и не слыхивали, а он все это имел в изобилии. Он первый в России завел ананасовую оранжерею и в домашних условиях делал ананасовое вино. Экипаж его блистал златом, в цуге он имел самых лучших английских лошадей. Словом, жил не считая денег. От своих имений он получал ежегодно более 400 тысяч рублей дохода, но денег этих ему не хватало. Забегая вперед, скажем, что умер он, задолжав казне более миллиона рублей.