Руна на ладони
Шрифт:
И вышло так, будто она сама двинулась, подставляясь под его ладонь. Когтистые пальцы с готовностью прошлись по самому нежному месту. Её словно погладили между ног неровными бусинами из отполированной кости. Шелково-гладкими. Прохладными и твердыми…
Но в следующее мгновенье его ладонь исчезла, сам Ульф откинулся в сторону — а Света, покраснев от смущения, села на постели. Дернула платье и рубаху вверх.
И Ульф тут же опрокинул Свету на подушки, одной рукой мягко толкнув её под грудью —
Как с ребенком возится, мелькнула у Светы мысль. Ульф уже улегся рядом. Пробормотал, посмотрев в её покрасневшее лицо:
— Надо же… даже веснушки пропали.
А следом он крутнул гривну, переложив серебряный витой жгут на загривок — и его шею, поросшую молочными волосками, ниже кадыка перечеркнула толстая цепь, соединявшая сзади концы гривны. Тоже серебряная.
Света вдруг потянулась вверх. Ульф застыл, приподнявшись на локте, когда она поцеловала бледно-розовый рубец у него на груди. Подбородок и нос защекотала светлая поросль…
И пальцы сами легли на живот Ульфа, впалый, неровно-жесткий. Погладили, запутавшись в молочных шерстинках, росших там дорожкой.
Ульф глубоко вздохнул, спросил сбивчиво, когда Света коснулась губами его шрама:
— Моя шерсть… может, тебе неприятно? Если хочешь, в Ульфхольме сбрею все ниже шеи. Чтобы было гладко, как у тебя тут.
Его рука погладила кожу в том месте, где у Светы начиналась линия бикини. Один из когтей скользнул по складке между бедром и холмиком под животом, добрался до ягодицы.
А у Светы перед глазами вдруг встало яркое, почти пугающее видение — Ульф с бритым торсом…
Она фыркнула, помотала головой. И, обхватив его, прижалась лицом к широкой груди. Щекой ощутила твердые, тяжелые пластины мышц под густой порослью, вдохнула запах — моря, соли, мужского пота, ещё чего-то, напоминавшего о травах.
Затем ладонь Ульфа поймала её подбородок. Надавила, заставив вскинуть голову. После поцелуя в губах осталось ощущение сладкой, ноющей немоты.
— Теперь лежи, — приказал вдруг он, оторвавшись от неё.
И Света замерла.
Его ласки опять были пугающе нечеловеческими. Сегодня даже более звериными, чем в прошлую ночь. Горячий язык вылизал соски. Клыки то и дело прихватывали кожу грудей — легко, словно играя…
А когда она, задохнувшись, вцепилась в его плечи, Ульф отвлекся. Проложил цепочку стремительных то ли поцелуев, то ли укусов от её локтя к плечу — оставив на коже легкие розовые следы.
И снова накрыл ртом одну из грудей. Язык примял сосок, по влажной коже скользнули клыки.
Пальцы Ульфа, лежавшие на талии Света, там, где начинался изгиб бедра, безостановочно сжимались и разжимались, проходясь по коже гребнем. И это — тоже звериное…
Но мысли у неё путались, и последнее, что Света подумала — неужели его первой жене все это не нравилось? Жадные, пусть и не человеческие ласки, яростный напор, когда от тебя ничего не ждут, а лишь дают, и дают щедро…
А потом пальцы Ульфа откинули одно её колено в сторону. Затупленные когти скользнули по коже, все ниже и ниже, и её выдох обернулся тихим стоном. Само так получилось, она этого не хотела. Удовольствие, зарождавшееся между ног — и темной волной текущее по телу, было горячим, жарким, почти болезненным. Смывающим всякий стыд.
Ладонь Ульфа накрыла холмик под животом, когти нырнули в мягкое, нежное. И язык скользнул по набухшему соску чуть сильней, приминая его…
Света глотнула воздуха, прошептала, забывшись, на своем языке:
— Пожалуйста!
Удовольствие было слишком сильным. Удовольствие становилось почти мучительным — и ей хотелось, чтобы оно наконец закончилось, завершившись тем, чем кончалось не один раз в прошлую ночь.
Ладонь, мучившая её, вдруг исчезла. Когти, уходя, напоследок погладили нежные складки между ног — теперь влажные, скользкие.
Ульф, хрипло хмыкнув, скинул штаны. Между ног Светы вклинилось его бедро, потом по соскам, ставшим странно чувствительными после поцелуев, колко прошлась поросль на его груди. Соскользнула от движения Ульфа гривна, коснулась её подбородка, зацепилась за него, заставив вздернуть голову…
Она расслабленно, как во сне, вернула серебряный витой жгут на место. Обхватила ладонями его шею. Глаза Ульфа горели сверху — янтарем, жарким, солнечным. Между её ног, раздвигая их ещё шире, вклинилось второе бедро.
Он вошел в её тело медленно, бережно. Его плоть раздвинула вход — и Света, как и в прошлую ночь, ощутила легкую болезненность, когда Ульф замер, войдя, насколько мог. Все-таки он был великоват для неё…
А возможно, и не только для неё.
— Пока не родишь, — пропыхтел вдруг Ульф. — В полную силу не трону. Свейта…
Он потянулся, кончиком когтя смахнул пару шерстинок, прилипших к её щеке. И двинулся, выскальзывая. Света зажмурилась, ощущая, как покачивание корабля сливается с движениями Ульфа.
Наслаждение толчками билось между ног — вслед за его движениями, вслед за его дыханием над ней. Разворачивалось, нарастало, распускаясь горячечным цветком, заставляя забыть все. Влажная от пота поросль на груди Ульфа скользила по её соскам…
А когда Свету скрутило, и она дернулась, с дрожью стискивая его бедрами — Ульф отыскал её губы. И замер, как-то сгорбленно над ней согнувшись, запечатав ей рот поцелуем, пока она прогибалась под ним, несмотря на его тяжесть.
Потом выдохнул: