Руна смерти
Шрифт:
– Итак, по порядку, – сказал он, усаживаясь и доставая из ящика стола несколько листов бумаги, – кто, откуда и зачем?
– Я Антон Дворжак, – сказал Антон, решив, что обойдется без отчества.
– Чех, поляк?
– Нет, русский.
Унтер достал из кармана ручку, отвинтил колпачок и потряс ее над полом, как трясут градусник, чтобы сбросить ртутный столбик.
– Где документы? – удаляя с пера невидимые волоски, продолжал спрашивать полицейский.
– Видите ли… – начал было Антон, но в это время в кабинет вошел другой полицейский с погонами вахтмайстера на плечах и в таком же зеленом с голубизной мундире с темно-коричневыми
Второй полицейский, постояв секунду в стороне, вдруг подошел и бесцеремонно вытащил из кармана Антоновой рубашки калькулятор. Посмотрев на кучу кнопок с цифрами и буквами, он передал его старшему по званию. «Сейчас задолбают вопросами», – подумал Антон.
– Что это? – старший, не нажимая кнопок, покрутил калькулятор в руках.
– Счетная машинка. Вместо логарифмической линейки. – «Знают ли они, что такое логарифмическая линейка?» – усомнился Антон.
– Так, ну-ка всё на стол! – скомандовал майстер, отодвигая листки бумаги в сторону. – И это тоже, – указал он на блестевший на левой руке браслет часов.
Через минуту двое полицейских нацистской Германии созерцали, кроме калькулятора «CITIZEN», наручные электронные часы китайской сборки, проездной билет, полтора десятка монет с двуглавыми орлами, гелевую ручку, несколько разноцветных купюр общей суммой 350 рублей, полупустую пачку сигарет «Петр», зажигалку с изображением верблюда на желтом пластмассовом корпусе, пуговицу от одной из рубашек Антона и оказавшуюся в одном кармане с калькулятором и проездным, пластиковую интернет-карту – новую, в целлофане, с еще не стертой защитной краской на строке пин-кода. В заднем кармане оставалась еще какая-то бумажка, но Антон не посчитал нужным ее доставать. Монеты и купюры сразу пошли по рукам, причем майстер, а потом и второй посмотрели банкноты на просвет, догадавшись, что это какие-то деньги. «Сообразительные», – отметил их бывший владелец.
– Откуда это всё у тебя? – спросил старший унтер-офицер, вертя в руках купюру в 100 рублей с изображениями Большого театра и колесницы с квадригой лошадей.
– Это мои деньги. Можно я лучше всё напишу? – попросил Антон.
Майстер, глядя ему в глаза, пододвинул к краю стола несколько листов бумаги, на которых недавно собирался писать сам. Стоявший рядом младший унтер-офицер отнес их на второй стол. Антон придвинулся к нему и взял лежавшую там простую перьевую ручку. «Как же этим раньше пользовались-то?» – с тоской подумал он, посмотрел на полицейских и обмакнул перо в стоявшую на краю стола чернильницу.
– Вы не скажете, какой сейчас год и месяц? – вдруг спросил он.
Старший полицейский, подперев голову рукой, посмотрел на него долгим взглядом и спросил:
– Ну а по вашему мнению, какой?
– Сорок четвертый, – ответил Антон неуверенно.
– Ну так верно! – обрадовался майстер и принялся изучать калькулятор.
Антон снова обмакнул перо, вздохнули начал писать.
«Я, Антон Дворжак, – накорябал он кое-как, стараясь не порвать бумагу пером и вторично решив обойтись без отчества, – родился в 1966 году в русском городе Иркутске». Здесь он всё-таки поставил кляксу и удрученно покосился на свою гелевую ручку, лежавшую на соседнем столе.
– Извините, можно мне писать своим пером? Этим я не умею, – сказал он таким просящим тоном, что самому стало тошно.
Майстер взял его ручку, повертел в руках, снял колпачок и мазнул себя по пальцу. Затем он провел несколько линий на лежащем рядом листке бумаги, хмыкнул и, вернув колпачок на прежнее место, отдал ручку подчиненному, который принес ее Антону.
Минут через пятнадцать полицейские прочли следующее: «Я, Антон Дворжак, родился в 1966 году в русском городе Иркутске. Сейчас мне 36 лет. Час назад я по неизвестной мне причине оказался в вашем городе и вашем времени. – Здесь Антон хотел добавить: „О чем искренне сожалею“, но не добавил. – Я совершенно не знаю, куда попал, но, изучая в свое время историю, понимаю, что сейчас идет Вторая мировая война. – Он чуть было снова не добавил: „И вам тут не до меня“, – но опять решил воздержаться. – Прошу отнестись к моим показаниям очень серьезно, т. к. я могу подтвердить свои слова знанием огромного числа исторических фактов, которые произойдут относительно вашего времени только в будущем»
– А ведь он не похож на психа, Теодор, – сказал майстер, глядя на Антона, но обращаясь к распрямившемуся после прочтения бумаги вахтмайстеру.
– Не похож, герр майстер, – согласился Теодор.
– А когда нормальный человек может написать такое? – спросил майстер и сам же ответил: – Когда он не уважает полицию и в ее лице власть. – И вдруг, вскочив, заорал: – Ты что себе позволяешь?! Ты где находишься? Знает он факты!
– Герр майстер, может, объяснить ему, где он находится? – предложил Теодор.
Старший сел и, несколько успокоившись, снова посмотрел на непонятные предметы на своем столе.
– Это успеем, – уже более спокойно сказал он. – Помнишь, рассказывали, как в Шлезвиге или в Каппельне задержали при проверке документов человека, который тоже нес какую-то несусветную чушь и называл себя не то генералом Людендорфом, не то адмиралом Шеером. Несколько дней не могли о нем ничего узнать. А потом он оказался столяром из Бремена, свихнувшимся при бомбежке. Его дом разнесло у него на глазах, когда он был неподалеку. Все погибли, а он, тронувшись рассудком, ушел как был, без документов, и пешком пришел аж в наши края.
Говоря всё это, майстер не сводил глаз с Антона, вероятно, давая ему понять, что они много чего тут повидали и знают, что к чему.
– Но этот на такого не похож, – добавил он, помолчав.
– Не похож, герр майстер, – снова согласился Теодор. Старший полицейский встал, подошел к двери и, открыв ее, крикнул в коридор: «Оберлейтенант не приходил?» Получив какой-то ответ, он закрыл дверь и сказал:
– Ну ладно, позвоню сам в гестапо. В конце концов, это их дело. На беглого он не похож, на парашютиста вроде тоже. А у сумасшедших таких вещей в карманах не бывает. Да и одет как-то не очень… Давай-ка, Теодор, садись за опись и протокол. Я и так всю ночь на ногах. Взяли его у военно-морской школы сегодня, тринадцатого октября, в семь часов десять минут.
С этими словами майстер достал из шкафа серо-голубую картонную коробку, вытряхнул из нее в корзину у стола какой-то мусор и стал складывать туда вещи Антона. Затем, поставив коробку на второй стол, за которым уселся Теодор, он распорядился:
– Опиши всё. Ну а вы, – обратился он уже к Антону чуть ли неласково, – пойдемте со мной.
Антон, у которого при слове «гестапо» в глазах потемнело, встал как в полусне и поплелся за полицейским. Через две минуты он стоял посреди маленького помещения тюремного типа, а за его спиной скрипуче закрывалась железная дверь.