Руны грома
Шрифт:
Невский встретил послов у крыльца, не потрудившись даже пригласить в дом. Сам князь стоял на украденном мной флаге, испачкав белое полотнище дворовой грязью со своих сапог. Увидев это, не знакомый мне командор ордена в дорогущих и пышных доспехах и желчный старикашка, епископ, аж побагровели от злости. Единственным среди послов, кого я знал, был рыцарь Дитрих Инсбрукский. Этот молодой вояка выглядел униженным и оскорбленным, еще до того как стал свидетелем глумления Александра над их святыней.
— Вы явились в мои земли! — громко заявил Невский, глядя на визитеров сверху вниз. — Тайно! Жгли поселения, убивали моих подданных. Грязным подкупом и ложью выманили моего друга и учителя в западню, где
— Терра Мариана, Ливонская земля. Освящена святой римской церковью, и всякое действие, совершенное с этой земли, есть не что иное, как битва с ненавистной ересью. Я инквизитор святой римской церкви, Конрад Бременский, заявляю, что в битве против ордена, ты, новгородский князь, использовал злое колдовство! И колдун, которого ты называешь своим мастером, должен предстать перед судом инквизиции! Рыцари ордена выполняли волю церкви, которой присягали на верность.
— Выскочка, — прошипела сквозь зубы Ольга и вышла на крыльцо, чуть ли не толкая перед собой перепуганного насмерть толмача Сурта. — Конрад Бременский, поборник веры и инквизитор, сам будучи рожденным вне брака, ублюдок головореза и мародера Генриха Тирольского, прозванного Волосатые Руки, — выпалила ведьма злобную фразу через переводчика, сама порой переходя на тот немецкий, который был понятен перепуганному и удивленному епископу. — Твой отец, инквизитор, умер от пьянства и сифилиса. Твоего деда убили его же подельники, бандиты, что грабили караваны паломников. Ты потерял свою паству, потому что заглядывался на мальчиков-послушников и прихожан. Погрязший в грехе пьянства, ты смеешь говорить о ереси в землях, крещенных кровью православных воинов!
— Что ты можешь знать о моем отце, старая ведьма?! Он был рыцарь…
— Он был пропойца, бабник и садист! Он убивал, получая удовольствие от смертной агонии своих жертв. Я видела его злодеяния в крестовом походе, после чего прокляла святую римскую церковь за ее жестокость.
— За оскорбление епископа ты поплатишься жизнью, старая карга! — выкрикнул Дитрих, обнажив меч, делая вперед несколько уверенных шагов.
— Вынул меч, железный дровосек, будь готов применить его, — вмешался я, тоже выходя навстречу рыцарю.
— Колдун! — чуть ли не провизжал Дитрих. — Я убью тебя, как кабана на охоте.
— Не смей, Дитрих! — вмешался в разговор командор ордена, имени которого я до сих пор так и не узнал. — Человек, который вырезал половину твоего лагеря и бесследно исчез, так, словно злые духи даровали ему свои крылья, убьет и тебя, как бы силен ты ни был.
— Я щелкну пальцами, и ваши головы расколются, как гнилые тыквы. Вы все проявили крайнюю неучтивость и бесчестие. Возможно, я не стану никого убивать, если вы трое сейчас встанете на колени и поклянетесь, что ни вы, ни ваши потомки больше не ступят с оружием в руках на русскую землю. Вы покинете Псков, уйдете в свои уделы и забудете о существовании Новгородского и прочих русских княжеств. Пусть для вас это станет краем света, за границы которого ступать запрещено.
— Ты требуешь от нас ослушания, колдун, — ответил мне командор совершенно спокойно и сдержанно.
— Глядя на тебя, рыцарь, я могу сделать вывод, что ты человек многоопытный и разумный. Александр действительно мой друг и в некотором смысле ученик. Он бился плечом к плечу рядом со мной, когда наши дружины раздавили стотысячную орду черного войска. Он изучил все мои военные
— Есть мудрость в словах твоих и друга твоего князя Александра, колдун, — согласился командор, склонив голову. — Но знаю я, что Дитрих оскорбил тебя. Пленил, отнял меч, не дав возможности в честном бою доказать доблести. Я готов ответить за его бесчестный поступок. Сразись со мной, если пожелаешь, и пусть бог станет свидетелем, что я не опозорил рыцарской чести.
— Бог вам судья. Я не рыцарь, но и не палач, чтобы убивать немощных и слабоумных. Ни тебе, командор, ни твоему рыцарю Дитриху не совладать со мной. Хватит уже лить кровь, хватит играть в детские игры. Ты поступаешь благородно, давая понять нерадивому выскочке, что связался он не с тем, с кем следовало бы. Я ухожу в дальний путь, но хочу напомнить, что явлюсь по первому же зову моего друга, и вот тогда пощады не будет. Вот тогда вы увидите гнев мой, и все круги ада покажутся вам пуховой периной, а смертельная хватка — объятьями молодой прелестницы. Я приведу за собой армию таких свирепых демонов, что ненавистные вам сарацины покажутся ангелами небесными. Вот тебе мое слово, рыцарь.
— В один только миг на моих глазах, словно по мановению руки, адское пламя поглотило десяток тысяч воинов Орды, — встрял в нашу пылкую беседу сам Александр, волоча с лестницы перепачканное знамя. — Один миг, и все вокруг воспылало, словно гиена огненная восстала из глубин и явилась божьему свету. Я буду биться силой оружия, я стану вести переговоры и принимать послов. Но лишь до той поры, пока не наступит предел, после которого я буду вынужден просить о помощи моего мастера. И мои дети, и дети моих детей обратятся к нему по моему завету, когда враг встанет у границ и будет грозить земле отцов.
Стараясь сохранить невозмутимость и спокойствие, я продолжал наблюдать, как у послов синеют от страха лица. Наверное, только в этот момент и при стечении таких стремительных обстоятельств они смогли осознать, с какой неведомой силой они столкнулись. Я также понимал, что, уходя дальше в северные земли, я оставляю Александра один на один с безумцами, вставшими у границ княжества. Увы, но ему одному придется расхлебывать все то густое варево, которое мы здесь так щедро заварили. У меня нет больше желания переть на рожон бесчисленных завоевателей, что еще долго будут вертеться у русских земель. Не в этом, так в следующем году кому-то из фанатиков придет в голову гениальная идея излечить от ереси такие богатые и разрозненные земли. Ольга права, без внешней угрозы не бывать объединению. Будут сотни распрей, усобиц и споров, прежде чем удельные князья поймут, что следует объединиться и встать единым союзом против ненавистных захватчиков.
Можно быть рыцарем, а можно быть наемником. Один умирает со слепой верой в то, что поступил благородно, не прожив и четверти века, второй загибается от старости, оставив в наследство потомкам солидный капитал и науку выживания в безумном мире. Каждый волен выбирать, как ему поступить. Каждое мгновение жизни, каждый вдох — это выбор. И никто не вправе указывать или осуждать. Мы выбираем путь, а уж праведный он или позорный и грешный, не нам решать.
— «Кто к нам с мечом придет, тот от меча и погибнет»?! Хорошо сказано.