Руны на клинках
Шрифт:
– Я ж спросил только. Уже и спросить нельзя.
Павлик тоже понял, что тут не шутят, и покладисто стал укладываться. Я сложил в пустой мешок котелок и кружку, нарвал туда для объёму травы, и положил его под голову, а сам спиной улёгся на комбинезон. Расположился в тени клёна и приказал себе чутко уснуть.
Однако не спалось. В экипаже гремели котелками и кружками, шуршали травой по моему примеру. Павлик спросил разрешения развести костёр, и Серёга сказал, что ему тут не пикник.
От соседних танков с одной стороны доносился перезвон гитары,
– Лошадью ходи! – играли в шахматы.
И вообще днём спать не привык, оттого одолевали мысли. Вот в Корпусе те же люди скорого столкновения с врагом не ждали, но готовились к будущим сражениям каждую минутку.
А тут, когда бой может начаться сию секунду, каждая свободная минутка используется для отдыха. Большинством подсознательно используется, я один, наверное, умный. Ну и ещё два-три парня всё понимают, но мы никогда не скажем…
– Хорош уже впрок топить, – растормошил меня Павлик. – Питаться пойдём.
Я сразу проснулся и, вынимая из мешка манерку и кружку, думал, что спать про запас не бином Ньютона, нечего тут понимать. Прошёл с экипажем и занял очередь к одной из полевых кухонь.
Потёр рукой лицо, чтоб точно проснуться, отметил странность. Под рукой военный городок со столовкой, а готовят рядом в полевых условиях. Военная часть должна сверху выглядеть брошенной.
И солдатики из обслуги точно не местные военные. Как я это определил? По внешнему облику. Парни все одного возраста, около тридцати лет, и смотрят на вчерашних кадетов спокойно, что первогодкам не свойственно. И у каждого на груди знак автобата, а на правом рукаве герб Москвы и под ним надпись:
«Дружина боярина Большого».
Не, на рукаве любое можно написать, только по внешнему виду и поймёшь, что не вчера мобилизовали…
Получили мы первое, а за вторым снова пришлось отстоять очередь. Поедая суп, я твёрдо для себя решил под второе блюдо добыть миску. На войне главное устройство с питанием, а на втором месте гигиена. Но тут надо посмотреть, что решат командиры.
Закончили с питанием и вернулись к накоплению сил до вечерней кормёжки. После ужина взводный собрал у своей машины все три вверенные ему экипажа, включая свой. Предупредил, что под покровом темноты предстоит переход. Приказал не спать, а лучше размяться и ополоснуться. Все последовали рекомендациям.
В половину десятого снова пришли члены экипажа взводного и позвали к его танку. Вася конкретизировал задачу: сначала долго идём в своём взводе, потом выстраиваемся, и по его сигналу атакуем. Все команды флажками, радио только на приём. За попытку самовольного выхода в эфир до контакта с врагом расстрел на месте – исполнить нарушителя обязан каждый.
Экипажи, отдав честь, ответили:
– Слушаем.
И Вася сказал:
– Тогда бегом по местам.
Мы сорвались, как на пожар. Бежали без фанатизма, но всё-таки довольно быстро – по приказу командира кадеты просто не умеют иначе запрыгивать в танк. Ещё не пробовали.
Сижу себе спокойно, от скуки смотрю
В прицел вижу командирскую машину и тёмные силуэты деревьев, идём по лесной дороге не быстрее тридцати километров. Паша от скуки всего через час начинает звереть.
Я один маг в экипаже, чувствую парней. Я их и раньше ощущал, просто не заострялся – это точно от меня не убежит. Но что делать наводчику на переходе ночью?
Дима тоже скучает, он бы даже уснул, но ему нельзя, нужно вести танк за передним и соблюдать дистанцию. Командиру Серёге можно пока вылезти в свой люк. Я иногда смотрю в прицел.
А что остаётся семнадцатилетнему заряжающему Паше? Спать сидя в танке на марше? Я хоть в прицел могу смотреть, а ему только и дела, что медленно звереть.
Я парня немножко поддерживаю. Мог бы и усыпить, но лишь по его просьбе. С которой тот никогда не обратится из-за гордости, а сам я давно не лезу к людям без необходимости…
Серёге надоело наверху, и он сел пока на своё место, сказав в шлемофон:
– Заряжающий и наводчик, попробуйте поспать четыре часа.
– Угу, – проворчал Паша.
Через минуты пацан отрубается, а за ним засыпаю и я. Приказ командира – совсем другое дело…
Просыпаюсь и сразу смотрю на часы со светящимися стрелками. Спал ровно четыре часа.
– Просыпаемся, – говорю в шлемофон.
– Есть, – зевнул Павлик.
– Счастливчики, – по внутренней связи вздохнул Дима.
– Рассвет скоро, потерпи, – сказал командир.
Вот так. Какая-то часть машин полка – я достоверно знаю только про две – за летнюю ночь в неизвестном направлении по лесной дороге переместилась на сотню с лишним километров. Танки не только пушки и броня, они ещё быстро и далеко бегают.
Дима погасил фары, в прицеле проясняется картинка. Выезжаем из лесу, успеваю заметить впереди другие машины. Перед нами безымянная высотка. Сергей командует Диме:
– Встаём в ряд.
Командир торчит в люке. В прицел вижу окопы почти до вершины, на склоне почерневшие от копоти третьи и четвёртые «панцири» немцев, ниже обгоревшие и покалеченные наши «Ратник-28», трупы в серой форме там да сям. Густо взметаются султаны разрывов – с той стороны высоты вслепую бьют миномёты. На её гребне наблюдателю долго не просидеть.
Мы занимаем место в первой шеренге пятнадцати «Рысь-1». Всего две роты. Кто за нами, я не вижу, да оно мне и знать не нужно. Серёжа падает в своё кресло, опуская люк, и говорит:
– Фугасный! Наводчик, мочить гребень по готовности!
Я уже задрал пушку. На гребне появились фигурки в сером, жму на спуск. Паша досылает второй снаряд. Сергей говорит:
– Дима, полный вперёд.
Танк срывается с места, летим к вершине, не прекращая стрелять. Наверху появляются силуэты сразу трёх вражеских машин. Но команды на бронебойные Сергей не даёт. На всём разгоне крою фугасными по площади.