Руны в глазах
Шрифт:
В два молодой голос по рации холодно сообщил, что в нашу сторону направляется большая колонна. Предположительно двести машин. Ну вот, слишком моральный европеец сам себя убедил, что нормальный человек не сможет просто сидеть в засаде и смотреть, что он вытворяет. Хотя он, возможно, в целом прав, просто я давно не нормальный человек.
Двести танков на дороге это более километра. С тем расчётом мы и затаились. Паша и Слава врага пропустили, голова досталась мне. У меня хороший обзор и удобная позиция для стрельбы с места. Только драпать некуда, да оно уже не к чему.
Машины
Всё, теперь ему некуда деться. Европеец попёр убивать бедных нас. Впадаю в транс, усиливаю своё же подавление. Разом вылетаем из леса. Дорожка, выстрел. Ещё вперёд и дорожка…
Ну, в лесу вертеть стволом мешают деревья, пришлось вылезти на открытое пространство. У врага трясутся руки, прыгает картинка, но он хорошо увидел наши двадцать шесть «рысей». А мы уже нормально постреляли, горят более двадцати «панцирей».
И это просто бонус за внезапную атаку. Что такое нам двести «панцирей»?! Роте меньше десяти минут работы, если цели поставить рядочком на дистанции до километра.
Дистанция подходящая, лупим практически в упор, но они рядочком становиться не желают, ездят и стреляют в ответ. Успеваем экипажем сжечь ещё двоих, и я командую эвакуацию. Одолело, знаете ли, нехорошее предчувствие.
Парни слушаются без возражений. Я выходил последним, пока катился по броне, танк опять подбили. Отползал наполовину контуженый – звон в ушах стоял целый час. Уже пришли танки Паши и Славы, расстреливали «панцири» сзади и в бока, лично сам резал европейцев, а звон не проходил.
Но это всё дела житейские. Вражина подбил тридцать танков – четыре машины потерял Слава – и ранили восемь человек. К счастью все ходячие. Я назначил за себя Пашу, безлошадные разместились на броне танков, да мы поехали к карателям.
Не, нормальное соотношение – пятьдесят «панцирей» против пятидесяти шести «рысей». Встретились в поле, устраивать засады уже не успевали. Враг отчего-то рванул к городку под защиту пехоты и противотанковых пушек.
У европейца не было авиаразведки, но она только не позволила ему удрать. Всё по-честному, сошлись мастерство экипажей и характеристики техники. Пехота, понятно, не участвовала, и я заранее слез, наблюдал бой со стороны.
Паша и Слава потеряли целых пятнадцать танков, а у противника все, поголовно. Некоторые пытались убежать, отдельные чудаки стояли с поднятыми руками и плакали. А в тех сёлах они тоже убивали со слезами? Впрочем, вопрос этот риторический, всех просто пристрелили.
Занялись другими карателями. От «лайтинга» грузовику не укрыться, от танка не убежать. Армия должна защищать гражданских или хотя бы мстить за них.
Отдыхать поехали в уцелевшую деревню, а там Паша получил по рации новый приказ. Все части отходят в расположение армии Быкова, танкам приказано обеспечить.
Ну, меня уже не касалось, ехал, как нормальный, в кузове грузовика. Эту землю мы всё-таки отвоевали, и не наша вина, что её пока где-то решили отдать европейцу.
Да и не в земле дело. На войне люди убивают других людей и, отдельной строкой, выводят из строя технику, а так же уничтожают иные материальные ценности.
Мы уничтожили более трёхсот танков, сравняли с землёй множество складов, сожгли без счёта вражеского транспорта. А сколько умертвили немцев! Так это прямо мы, а если учесть косвенный эффект – сбитые самолёты европейца, его солдаты, кто остался без патронов и еды?
Хорошая операция. И времени фронтовой практики осталось почти неделя, хватит провести такую же или чуть поменьше. Может, Логинов договорился ещё с кем-нибудь?
Глава 4
Вот и настала пора подробнее поговорить о Германии и, вообще, о Европе. Во вступлении их я упомянул поверхностно, и из дальнейших глав ясно, почему я так поступил. В войсках Гардарики начались изменения, так сначала требовалось о них намекнуть читателю.
Германия же и Европа ещё ничего толком не понимали, жили обычной на войне жизнью и зверели. Ну, для большой войны нормально, чтобы зверели страны и целые континенты, и Гардарика этому в немалой степени способствовала.
После упомянутого ранее окружения под городом «N», особенно, что паршивец Большов остался живой, и после неудачного наступления на север, началась осенняя распутица. Но вот ненадолго выглянуло солнышко, и Гардарика снова взялась за своё.
Неизвестно откуда всюду появились русские штурмовики целыми звеньями и принялись ещё больше озлоблять европейца. Не! Европеец бы тоже использовал такие замечательные самолёты, но в Европе считали немыслимым накапливать их до выгодного момента. Каждую минуту ведь гибнут солдаты! И кому эти самолёты будут нужны без грамотной рекламной компании!
Ну, в высоких европейских штабах считали войну большим бизнесом, любую технику товаром, а солдат только в статистике и видели. Однако Европа не состоит из одних высоких штабов, есть в ней и множество штабов поменьше, а так же те самые солдаты и другие простые европейцы.
Вот до этой глубинной Европы стало доходить, с кем она воюет, и простой народ принялся просто звереть. Им всё время говорили, что русские животные, и война будет быстрой? Их обманывали?
Да неважно уже, что там кто-то говорил! Может, они и ошибались, всё равно это русские не хотят подыхать во имя прогресса, они во всём виноваты! Европеец привык так думать! Просто этих животных мало презирать, надо ещё и ненавидеть!
За всяким высказанным вслух сомнением, даже за двусмысленной интонацией следовал донос…
Увы, дорогой читатель, нужно себе честно признаться, что сами по себе Гестапо или НКВД были лишь проявлением, следствием общественных процессов. Самый совершенный аппарат, самая изощрённая пропаганда способны лишь усиливать и воплощать то, что и без них уже имеется.
Органы Европы трудились без продыха, в места компактного размещения один за другим отправлялись эшелоны, и от ускоренного перевоспитания не гасло зарево над трубами крематориев. Тела уже перевоспитанных не успевали сгорать полностью.