Русь эзотерическая (Учителя и М-ученики)
Шрифт:
"Интересно, откуда этот "гад в хорошем смысле этого слова", как сказал однажды о совсем другом человеке один из странных моих знакомых, свежие пряники здесь берёт... Хотя, ближайшая пекарня - километрах, эдак, в шестидесяти отсюда? Из праны их ваяет, что ли? Но тогда это просто "праник" какой-то", - подумал сейчас Андрей, задумчиво жуя этот самый "праник".
В лагере тем временем слышалось звяканье кастрюль и мисок у костра, стук ударов камня по колышку чуть в отдалении. Повсюду ставились новые палатки, и также всюду были набросаны кучи рюкзаков и сумок. Люди въезжали массово. Из-под каждого куста в ответ на приветствие Андрея раздавалось всё новое и новое "здравствуйте".
И отправился к дальним дольменам.
Перейдя поляну наискосок, он миновал первый крутой подъем, спустился с него в низину и пошел все дальше и дальше по наезженной тракторами грунтовке. Немного погодя, внезапно и не вовремя, надвинулись тучи, быстро затянувшие всё небо, и начался сильный, проливной дождь.
Андрей шел, уже не разбирая дороги; где-то совсем завяз в мокрой глине, промок до нитки и собирался повернуть обратно. Но ливень вдруг завершился так же внезапно, как и начался. Снова выглянуло солнце, высветив краски мокрого, посвежевшего леса.
Андрей снова и снова внезапно и четко осознавал, что вскоре грядущие события затянутся в крепкий и тугой кармический узел. Ожидание стихийных и полностью неконтролируемых событий уже повисло в воздухе. Он чувствовал некое нарушение системы пространство-время, заставляющее воспринимать окружающее как нечто немножко нереальное. Такое с ним происходило обычно тогда, когда позже следовали события, которых ни объяснить, ни понять было невозможно. Вдобавок, важные не внешними происшествиями, а накалом личных переживаний.
Прервав размышления, Андрей остановился перед одним из многочисленных притоков небольшой речушки с неизвестным ему именем. Поток воды был бурным и мутным после дождя, и дна не было видно. Андрей, сперва прощупывая дно ногой и ступая осторожно, перебрался на другую сторону. Всё равно, терять теперь было нечего: вся его одежда промокла под дождём.
"Пожалуй, мне пригодился бы посох из лещины", - подумал он.
Чтобы не нанести урон лесу, посох надо было вырезать из уже отмершей, но ещё прочной ветви. Следовательно, чтобы найти такую ветвь, следовало порядком поблуждать по лесу. И Андрей пошёл, то поднимаясь в гору, то следуя пересохшим руслом реки, то вброд переходя небольшие потоки... Туда, куда его "вело" - рукою леса или судьбы.
А нашёл он свой посох прямо на грунтовой лесной дороге. Новенький, блестящий, как отполированный. Он лежал неподалёку от выступающих наружу корней у самого основания крепкого, не обхватить и втроём, высокого дуба с раскидистой узорчатой кроной. Этот старый, мощный дуб был, будто из сказки про лукоморье.
Могло показаться, что кто-то специально для него приготовил и положил сюда разыскиваемый им и нужный ему сейчас посох. И находка показалась ему не случайной, знаковой. "Будущему хозяину дома Господь посылает топор, счастливым - подкову на счастье, а странствующему путнику - посох",- пробормотал он вслух внезапно родившуюся в голове фразу.
Затем трижды перекрестил посох и поднял его с
Так или иначе, сидя на сухой траве, Андрей вынул из холщовой походной сумки кусок холстины, нитки и иголку, и быстро сшил простой длинный и узкий чехол. В его отверстие он, наметав по краю холстину крупными стежками, вставил средней толщины верёвку. Затем Андрей зачем-то зачехлил посох и понёс его, надев верёвку нового чехла себе на плечо. Он знал, что вскоре этот посох ему пригодится. И не просто для того, чтобы форсировать мутные ручьи, измеряя их глубину. Посох - инструмент загадочный и даже таинственный. Хороший мастер, владеющий посохом, многое им сотворить может...
И возвращался он совсем другой дорогой, описав большой круг по лесу.
Глава 3 . Василь и Виктор. Заезд.
Василь уставился в окно. В почти непроглядную тьму. Под стук колес поезда, он всматривался в очертания деревьев, в проносящиеся мимо столбы с фонарями. Думал о том, что нужно не пропустить, когда начнется поселок. Чтобы приготовиться к выходу. Настроение его упало ниже отметки нуль. Просто жесть.
"Духовный поиск, блин, - подумал он.
– Вечно меня тянет на странные приключения. Я - идиот. Какой такой духовный поиск? Где, здесь? Ладно бы, Крым. Альпинисты, Сидерский... Вот то были семинары! А тут... Что может быть тут? Тоже мне, Гималаи... Типичная российская глубинка. Тут о духовности надо забыть: слишком её что-то все полюбили. Впрочем, не буду думать о политике, социуме и прочей муре.... И все ж, сейчас и здесь - это не самое приятное место и время. Духовный поиск здесь смешон и не нужен в принципе. Почти все обходятся без него. Даже слов таких не знают. Впрочем, не скажи: в последнее время все стали такими умными... Скажешь "карма", скажут - читали, скажешь "аура" - скажут, слышали. Ага...". Сумбурные размышления Василя в поезде, среди ночи и вынужденного бдения, радостными не были.
Поезд тем временем подъезжал к незнакомой станции, о которой Василь абсолютно ничего не знал, кроме её названия. Вернее, он медленно подползал к ней. Вот-вот собираясь остановиться. Но в вагоне по-прежнему было темно и все спали, в том числе проводница, хватившая вчера лишку. Василь решился и гневно пнул дверь проводницкой каптерки. Впрочем, никакой реакции не последовало. Тогда он пнул её вторично, еще решительней. И, в конце концов, постучал по двери кулаком изо всей силы. Наконец, дверь купе проводников отъехала в сторону. Показалась сонная проводница со свежим синяком под правым глазом. Она высунулась наружу и спросила зло:
– Тебе - чего?
– Подъезжаем, - мрачно ответил ей Василь, - а мне выходить.
Проводница, матерясь, приняла постельное белье и где-то надолго закопалась среди чистых и грязных наволочек и простынь.
– Приперся так рано, твою мать! Разбудил, - слышалось оттуда.
– А мы еще и не подъехали.
"Стоянка поезда - две минуты", - припомнилось Василю, из расписания. Его рюкзак занимал сейчас всё свободное место в проходе. То, что осталось среди сваленных кучами огромных тюков с каким-то барахлом. Из проводницкой каптерки, теперь слегка приоткрытой, несло куревом и водкой, а по радио звучала песенка про толстый-толстый слой шоколада, который только и нужен кому-то от жизни.