Русь и Орда
Шрифт:
— Север!!!
И тут же прочие ополченцы, столь же азартно бьющие ворога стрелами, дружно, хоть и не слитно — но яростно и громко проревели боевой клич предков:
— СЕ-ВЕ-Е-ЕР!!!
— СЕ-ВЕ-Е-ЕР!!!
На стенах Елецкой крепости что-то громко завопили урусы — а царевич Ак-Хозя, следящий за приступом с высоты Каменной горы, до боли закусил губу. На его глазах в штурмовую колонну, только-только обогнувшую кром с полуночной стороны, обрушился настоящий град сулиц! Защитники Ельца с яростью метают их с высоты тына, буквально выкашивая первые ряды штурмующих…
Мокша
На самом деле не меньше. Каждое новое прясло, к коему подходят татары, поначалу огрызается смертельным ливнем дротиков, хлестко разящих татар в спины и головы, поражая грудь, рассекая жилы и мясо на руках! Не каждый щит способен выдержать удар сулицы, набравшей силу в коротком, практически отвесном полете вниз. И уж точно не плетенные из ивовых прутьев калканы… Да еще и толпиться приходится на узком пространстве между бровкой рва и границей глухой чащи — где все целиком простреливается со стен! Разве что вязанки сушняка и спасают — тех нукеров-мокшу, у кого они есть…
И все же тын урусов штурмовать проще, чем неприступные городни. Стрелы булгарских лучников, а также татар, пришедшие на север с Тагаем, куда чаще находят своих жертв за обструганными кольями частокола, прикрывающих урусов лишь до груди! И уже вскоре защитники града, сбросив сулицы вниз, заметно поутихли, стали хорониться за заборолом, лишь изредка посылая стрелы вниз…
Воодушевившиеся нукеры куда веселее пошли на штурм. Быстро закидав ров вязанками с сушняком, образовав «мостки» под дюжину лестниц разом, татары приставили их к стенам — и рьяно ринулись наверх! В то время как меткие булгарские лучники прижали стрелами тех горячих голов, кто еще пытался кидать вниз камни или деревянные чурбаны…
И, наконец, в полуночные ворота Елецкого крома тяжело ударил таран!
…- А-а-а-а!!!
Рухнул на полати стрелец Микитка, пораженный срезнем в плечо… Рухнул с громким вскриком, да после лишь глухо застонал — неотрывно следя за тем, как скоро покидает его жизнь с каждой каплей весело бегущей крови.
Его, Микитки, крови…
Замер и Андрей, с невольным ужасом наблюдая, как умирает товарищ по десятку — как вкопанный замер, прижавшись спиной к кольям тына! И куда делся недавний лихой задор, когда ротник метал в поганых свои сулицы? С силой ведь метал, ловко и точно… Да пропал, отступил задор, сменился невыносимым страхом смерти, как только густо ударили снизу татарские срезни, раня и убивая воев на стене.
Да теперь уже карабкаются наверх ордынцы, скоро и за тын проникнут…
— Ну-ка быстро помогите раненому! Микита — близко ли поганые?!
Емельян, десятник ротников, чуть ли не пинками погнал к увечному стрельцу простых мужиков — они ведь как раз и должны раненым помогать… С охоткой, с видимой охоткой сразу двое их поползли к Микитке, поняв, что вместе с ним смогут покинуть тын! А стрелец, между тем, едва слышно прохрипел не слушающимися губами:
— Да уж рядом…
— Не боись, вой! Рана широкая, да неглубокая — прижгут ее, затворят огнем, вскорости и заживет!
Приободрив стрельца, десятский голова
— Что хвосты прижали, словно псы побитые?! Или в полон вновь хотите, загоны Азака позабыв?! Я нет! Уж лучше смерть, чем полон, второй раз не возьмут!!!
Десятский пружинисто распрямился, рванув к ближней лестнице… А Андрей — Андрей весь задрожал; начала бить молодого парня крупная дрожь. Ох и силен, могуч страх смерти! Емельян-то настоящий ратник, в сече не раз бывал, а в полон угодил по пьяному делу на реке Пьяне…
Осиротевший же парубком Андрей всего лишь простой пахарь. Его прямо с поля угнали татары вместе с сестрой, принесшей поснедать старшему брату… Нет, тогда поганые ходили не в большой поход — так, озорничали по окраинам ватагой не больше десятка… А для таких и двое полоняников — уже добыча!
Вот только обоих до Азака татары не довели — не стерпели, снасильничали гуртом сестренку, а Андрей и помочь ей ничем не мог! Померла после этого Яра, не выдержала позора, боли, унижения… Ох как тогда ненавидел селянин поганых, ох как хотел вражинам отомстить!
Да как ведь отомстишь-то со связанными руками и петлей на шее…
А потом были и рабские колодки, и вонючая яма-зиндан, да вылитые на голову нечистоты… И хлысты надсмотрщиков, рвущие кожу на спине, и крики русских девок по ночам — девок, глянувшихся татарам и прочим выродкам, заплатившим ордынцам за сладость… Когда освободил их князь Федор из Азака, тогда в сече побывать не довелось — но как же страстно хотел Андрей драться с погаными, воздать им за сестру и собственное унижение!
И вот, ныне довелось с татарами схлестнуться, одной сулицей в ордынца точно попал. И что же это, все?! Так только за себя и поквитался, не за сестру…
Велик страх смерти! Но пробудившийся в душе Андрея праведный гнев сильнее — и бьет его дрожь больше от ярости, нежели от страха! Так что глубоко вдохнул, ротник вскочил вслед за десятником, ринувшись ко второй лестнице, приставленной недалече…
Вовремя!
По последним ступенькам уж карабкается чернявый татарин с раскосыми глазами, уже показался он над кольями тына! А заметив налетающего слева русича, закрылся легким щитом-калканом, готовя ответный удар…
Да куда там! Закинув собственный щит за спину и перехватив секиру обеими руками, Андрей рубанул с жуткой силой — вложив в удар всю свою ненависть, страх и боль! Наточенный до бритвенный остроты боек с легкостью прорубил кожаное покрытие щита вместе с плетеной из ивы основой… И до кости распластал плоть на левой руке татарина, завопившего от дикой боли! Не смог поганый толком ударить в ответ — потерял равновесие от болевого шока, да неловкой попытки отмахнуться от уруса саблей, полетел вниз…
— За Яру!!!
Выкрикнув имя сестры, Андрей спрятался от стрел за заборолом — обструганной, верхней частью кольев тына, возвышающихся над полатями, с вырубленными в них узкими щелями-стрельницами. Расчетливо выждал ротник пару-тройку ударов сердца — выждал, когда очередной ордынец поднимется вверх! И резко распрямившись, уже на развороте, разогнав удар, обрушил топор на голову поганого, только-только показавшегося над тыном… Боек буквально расколол череп поганого, беззвучно рухнувшего вниз — да сбившего очередного ордынца, карабкающегося вверх по лестнице!