Русь и Орда
Шрифт:
— Ох и горюшко! Опять на брань уходят — а ведь только с нее вернулись…
— Цыц, дура, чего пустомелешь?! Не видишь — тут родня гридей провожает, чего сердце людям рвешь? Чай, не твой муж браниться с литвинами уходит!
Кузнец Прохор Иванович негромко, но яростно отчитал испуганно притихшую под его напором жену, непривычную к вспышкам гнева обычно покладистого супруга. Но правоту его приняла — а после, виновато посмотрев мужу в глаза, мягко взяла его под локоть:
— Не бранись, Прошка, сглупила я… Пойдем лучше домой, да по дороге калачиков сладких поснедать купим, да?
Отходчивый
— Ну, пойдем что ли…
Но не успели супруги отойти и десятка шагов от толпы провожающих, как Прохор Иванович с неожиданно нахлынувшим на него гневом, горячо воскликнул:
— Вот ты говоришь — недавно с брани вернулись! Так ведь прежде с татарами мы бранились, нехристями погаными… А только литовцы — те еще страшнее! Виданное ли дело, на обоз с ранеными нападать?!
Настасья — супругу кузнеца — лишь согласно закивала головой, уловив развитой бабской чуйкой, что сейчас лучше мужу не перечить… Между тем, Прохор продолжил:
— Вот ты дружинных жалеешь. Так из них добрая половина с Куликова поля увечными ушла — и в том обозе с ранеными мы все вместе на телегах тряслись! А если бы Олег Рязанский да Владимир Храбрый с ратью не поспели бы — представляешь?! И дружинные бы сгинули, и муж твой… любимый.
Настасья покрепче вцепилась в руку кузнеца так, словно и его сейчас попытаются забрать на брань с литовцами:
— Любимый, конечно любимый! Все верно ты Прошенька говоришь, все верно! Бить поганых литвинов надобно — бить, не жалея! Да только ты сам уж на брань не ходи, не тяни жребий…
И вновь заискивающий такой, встревоженный взгляд в глаза супруга. А кузнецу то и приятно: греет его душу неподдельное волнение не очень-то обычно и ласковой, а иногда и откровенно сварливой жены! Ведь сколько уж лет вместе, сладость и радость былых чувств давно поутихла…
Пока не заговорит Прохор про брань. Тут Настасья стелется, аки котеночек ласковый — видать, не все чувства-то развеялись! И то верно: не ценим мы, что имеем, в том числе и любовь супружью — а осознаем ту ценность, лишь когда все потеряем или страшимся потерять… Кузнец вон хорошо помнит, как тяжело, с каким надрывом отпустила она его на Куликово поле! Да ничего поделать не могла — жребий ведь Прохору выпал.
Жребий к слову, очень непростой. Княжеское войско ведь не только из дружины состоит личной да боярской — большие города на битву свои полки выставляют. Какой город победнее, там и полк выйдет без броней, со слабым оружием. А какой побогаче — там ополченцы выйдут и с броней, и с оружием ладным! Вон, копейщики с крепкими рогатинами да в кольчугах с нашитыми на них стальными пластинами на животе и на сердце, да в шеломах — то ведь на Куликах московского ополчения вои были… Да и ратники с самотрелами — большая часть москвичи!
Так-то оно так… Вот только стараниями князей Московских, начиная с Даниила Александровича, продолжая Иваном Калитой и всеми последующими владетелями княжества — их стараниями в городе собирались лучшие кузнецы, мастера каменного дела, кожевенники, плотники, и иные мастеровые… Собирались на протяжении целого столетия — да пустив корни в стольном граде, свое искусство передавали по наследству, воспитав уже несколько поколений искусных мастеров. Вон и княжеская дружина в лучшей на Руси дощатой броне ходит, да и иных княжеств гриди за счастье почитают купить именно московский клепано-пришивной панцирь…
На всю Русь слава об умельцах стольного града гремит!
И мог ли рискнуть князь Димитрий Иоаннович в сече таким богатством, как московские мастеровые? В общем-то, и мог — проиграй он Мамаю, Москва бы все одно не устояла, да сам князь живота бы лишился… Но и всех подчистую умельцев выгрести Димитрий не пожелал. Потому-то и кинули жребий — причем среди тех, кто хотя бы одного старшего сына имеет, кто умение свое уж передал! Так у Прохора сыновей трое, старшему — Никитке — как раз четырнадцать весен исполнилось прошлым летом; ему же и выпал тогда жребий идти на Куликах драться…
Теперь вот новая брань с литовцами — и снова жребий приходится тянуть. Правда, вернувшихся с жуткой сечи с татарами, да получивших раны силком в ополчение не тянут. Но так ведь и Прохор мужик совестливый — да на литовцев он крепко зол! Вот и стелется пред ним Настасья, наступив на горло бабской гордости, вот и заискивает, и приласкает лишний раз, и приголубит… Надеется, что снова понесет — хоть и немолодые лета, к сорока дело идет! — и тогда муж точно засовеститься уходить на брань…
А все потому, что как отправился он на Куликово поле, так и поняла прежде горделивая, порой сварливая баба — ой любит, ой как же сильно любит она своего Прошеньку!
Муж, между тем, подбородок задрал, глаза от Настасьи отвернул, хмурится, размышляет над ее словами… А женка-то кузнеца уж с иного боку заходит:
— Я вот проповедь батюшки Алексея никак не могу забыть, не идут слова его из головы… Как же торжественно он тогда произнес: победа князя Димитрия Иоанновича на Куликовом поле разнеслась на весь христианский мир! Базилевс Царьграда и сербские владыки, круль ляхов и мадьяр, и даже немцы из земель Ганзейских — все они славят победу русичей! И слава тех, кто дрался на Куликовом поле с магометанами, кто стоял за Русь Святую и веру Православную — их слава уже не померкнет в веках! И дети наши, и внуки, и правнуки — все запомнят славу русского воинства, сражавшегося на Куликовом поле!
Вот значит, как разумеет Настасья: задобрит мужа, захвалит за одержанную победу — а что по сравнению с ней брань с какими-то литвинами? Да Ягайло на один плевок супротив орды Мамаевой!
И ведь верно рассчитала хитрая баба: уж невольно улыбается Прохор, радостно ему слушать восхищенные речи жены! Да и ведь и заслуженно хвалят русских ратников за победу над агарянами — и живых, и павших…
Немного подумав, кузнец уж больше в шутку ответил жене:
— Да пока весть о победе нашей дошла до земель далеких, так уже все и переврали! Вот круль ляхов и мадьяр сочтет, что князь Димитрий с Мамаем бился по поручению хана Тохтамыша, своего законного господина… Что думаешь, вру? А вон булгарские купцы, что на торг явились, так по началу и говорили! Пока ряшки им не начистили…