Русь меж двух огней – против Батыя и псов-рыцарей
Шрифт:
Защитники Кремника не спали всю ночь, при свете факелов вглядываясь во тьму и прислушиваясь к шуму и гулу, с какими подходила под городок орда. Когда же рассвело, то русские увидели, что крепость окружена плотным вражеским кольцом — ни войти, ни выйти. Вопреки правилу монголы не стали окружать Москву частоколом — очевидно, Батый не предполагал, что столь незначительный населенный пункт окажет ему серьезное сопротивление, даже невзирая на наличие в городе крупных воинских сил. С другой стороны, хан мог и не знать, сколько в крепости воинов, и исходить из того, что разбитые полки могли уйти дальше на Владимир-Суздальский. Как и в случае с Рязанью, завоеватель не хотел вводить в бой осадную технику, рассчитывая захватить город одновременной атакой со всех сторон. Но и у руководителей обороны был свой план, как отразить врага, и главным его пунктом было — за крепостные стены ни ногой! Сражение под Коломной показало, как опасно вступать в битву с врагом на открытом пространстве, а потому Филипп Нянька и князь Владимир решили вести боевые действия лишь под защитой крепостных стен.
А монголы все утро занимались тем, что сколачивали лестницы, а как только они были готовы, загремели барабаны, и орда пошла на приступ — казалось, что темная волна нападавших вот-вот захлестнет Кремник. Но этого не произошло. Ливень стрел
Под вечер второго дня створы ворот не выдержали и с треском развалились, открывая степнякам путь в город — ханская конница хлынула в темный зев надвратной башни, но с разбегу налетела на ощетинившийся копьями и рогатинами строй москвичей. Ратники без устали кололи и секли коней и всадников, завалив узкий проход телами людей и животных, — пробираясь через этот завал, пешие нукеры пытались вступить в схватку с защитниками ворот, но княжеские гридни их просто порубили топорами на длинных рукоятках. Прорваться в город снова не удалось, и монгольские полководцы поняли, что необходимо менять тактику — без осадной техники не обойтись. Штурм продолжился, а во вражеских станах всю ночь стучали топоры и визжали пилы — китайские инженеры приступили к сооружению метательных машин. А между тем и положение защитников было достаточно тяжелым, но не критическим — они по-прежнему удерживали весь периметр укреплений, хотя среди них и было очень много раненных от вражеских стрел. Небольшая площадь Кремника и достаточное количество войск пока позволяли воеводе Филиппу и князю Владимиру успешно отражать вражеский штурм, но как долго это будет продолжаться, пока никто не мог сказать. За ночь москвичам удалось починить ворота, и теперь все надежды хана были на китайских инженеров и камнеметы.
К середине третьего дня метательные машины монголов были собраны, и тяжелые камни полетели в сторону Москвы — пока это не наносило осажденным никакого урона, поскольку требовалось время для пристрелки. Но все резко изменилось, когда монголы пристрелялись, и на город обрушился град каменных ядер и горшков с нефтью. Каменные глыбы ломали крыши боевых площадок и десятками сносили как защитников, так и штурмующих, от страшных ударов сотрясались стены и башни, а в самом городе заполыхали пожары, которые часть ратников бросилась тушить. И князь, и воевода понимали, что теперь, когда половина города объята огнем, а стены вот-вот рухнут, они долго не продержатся, и есть только один шанс изменить положение — сделать вылазку и попробовать уничтожить камнеметы. Риск был очень велик — и Владимир, и Филипп Нянька знали, что потери будут страшные и невосполнимые, а вот монголы запросто смогут соорудить новые осадные орудия — благо лесов в округе избыток. Но и сидеть за стенами сложа руки тоже не имело смысла, поскольку в этом случае все становилось предельно ясно — как только рухнут стены, монголы войдут в город и просто задавят защитников числом. Тактика, которая была выбрана и предусматривала не вступать с ордой в полевое сражение, перестала быть действенной, и потому требовалось новое решение. И в итоге оно было принято.
Ночью распахнулись городские ворота, и воевода во главе личной дружины, княжеских гридней и отборных воинов атаковал монгольские тысячи в направлении осадных орудий. Построившись клином, стальная лавина закованных в доспехи всадников скатилась с Боровицкого холма и ударила по ничего не подозревавшим степнякам. Половина русских воинов мчалась в бой с факелами, чтобы сразу же, не теряя времени понапрасну, поджечь осадную технику. Боевой клич дружинников гремел над полем боя, их мечи десятками секли пеших монголов, которые пытались преградить путь бешено мчавшейся коннице. И степняки не устояли — не желая погибать под копытами лошадей, они бросились бежать, оставив на произвол судьбы метательные машины. Часть русских воев осталась ломать и поджигать камнеметы, другие же кинулись преследовать убегающих врагов — произошло то, чего и опасался воевода. Филипп Нянька кинулся вслед за увлеченными погоней гриднями, пытаясь их завернуть назад, но в азарте бешеной скачки его никто не слушал — и лишь когда впереди показались ряды отборных тургаудов хана, дружинники опомнились, но было уже поздно. Те, которые жгли и разрушали метательные орудия, уже уходили в крепость, остальные же вместе с воеводой были отсечены от Кремника и гибли в яростных схватках с монголами. Озверевшие гридни бились отчаянно, понимая, что живыми им не уйти, и потому стремились забрать с собой как можно больше врагов. Сражение закончилось лишь тогда, когда последний дружинник рухнул на залитый кровью снег, а израненного воеводу Филиппа на аркане притащили к Батыю. Ярость переполняла хана — осадные машины ярко полыхали в ночи, множество лучших тургаудов было порублено, но больше всего он гневался на бежавших с поля боя нукеров,
Снова наступило утро, и снова орда не сумела прорваться в Кремник, и по-прежнему кипела на стенах отчаянная рукопашная схватка. В полумраке, под деревянной кровлей, прикрывающей от стрел боевые площадки, русские ратники лупили нукеров кистенями и шестоперами, рубили мечами и топорами, резали засапожными ножами. Мертвые тела ханских воинов скидывали вниз, ручейки крови стекали по деревянным лестницам, ведущим на городские стены. Сотни раненых и покалеченных степняков медленно тянулись в свои станы, но новые тысячи монголов неудержимой лавиной продолжали надвигаться на Боровицкий холм. Несколько камнеметов китайцам удалось соорудить довольно быстро, и снова каменный град обрушился на городские стены, а монголы продолжали собирать новые машины и вводить их в бой по мере готовности. Князь Владимир и уцелевшие начальные люди все это видели, но помешать уже не могли — слишком много воинов полегло во время предыдущей вылазки, и теперь у русских просто не хватало сил. А потому решили сражаться в городской черте столько, на сколько хватит сил и воинского умения. Всю ночь вражеские метательные машины крушили и ломали стены, зарево пожарищ озаряло окрестные леса, но Москва по-прежнему сражалась, сдерживая страшный натиск монгольской орды. Потери защитников росли с катастрофической быстротой, ибо противопоставить осадной технике врага они ничего не могли, а покинуть стены и укрыться от вражеских метательных снарядов тоже не представлялось возможным — оставленный без прикрытия участок тут же захватили бы ханские тургауды. А потому защитники города сражались и умирали там, где их поставили князь и воевода.
На пятый день к полудню с грохотом рухнула разбитая каменными ядрами стена, и тысячи степняков устремились к пролому — навстречу им со своей личной дружиной бросился князь Владимир. Перегородив пролом большими, в рост человека, красными щитами, гридни посекли первую волну нападавших и отбросили их назад, но за первой волной накатила вторая, и сеча возобновилась. На помощь князю спешили ратники с других участков обороны, но монголы воспользовались этим, и в некоторых местах им удалось закрепиться на стене, и они стали спускаться внутрь города. Накренившись, начала заваливаться и наконец рухнула одна из угловых башен — сразу в образовавшуюся брешь хлынули свежие сотни ханских воинов.
Полем боя стала пылающая Москва — рубились на стенах и в проломе, на узких улицах и во дворах усадеб, страшная рукопашная схватка разливалась по всему городу. Ударив с тыла по отряду ратников, которые защищали надвратную башню, нукеры вырезали всех, и монгольская лавина, хлынув в ворота неудержимым потоком, затопила Кремник. Владимир Георгиевич и немногие уцелевшие гридни с трудом сумели прорваться к княжескому терему и едва успели захлопнуть за собой ворота — на улице появились монгольские всадники. А на городской стене продолжало греметь сражение, и хоть монголы атаковали ее теперь с двух сторон, русские продолжали отчаянно отбиваться от навалившегося на них врага. Под тесовой кровлей боевых площадок бойцы беспощадно резали друг друга, лужи крови хлюпали под ногами сражающихся, а мертвые тела одно за другим скатывались вниз по деревянным лестницам. Но княжеских воинов становилось все меньше и меньше, а степняки продолжали непрерывным потоком карабкаться на городские укрепления, и вскоре битва на крепостной стене затихла — пали все защитники. Из ратников, которые сражались у пролома, не уцелел никто — окруженные со всех сторон, они там и полегли под тысячами вражеских стрел.
Выбив бревном ворота княжеского терема, монголы ринулись во двор — на крыльце в окружении десятка гридней стоял князь Владимир, вытащив из ножен мечи, они готовились дорого продать свои жизни. Степняки ринулись вверх по ступенькам, князь и дружинники рубили мечами без устали, и нукеры один за другим валились с крыльца на окровавленный снег. Несколько лучников, сидя на конях, меткими выстрелами выбивали телохранителей князя, но и оставшись один, Владимир продолжал отчаянно рубиться, пока враги не навалились на него со всех сторон. Скрутив князя сыромятными ремнями, его вытащили во двор, сотник набросил пленнику на плечи аркан и погнал коня по улицам Москвы, стремясь как можно скорее доставить Батыю почетную добычу. Некоторое время Владимир бежал за ним, потом за городом споткнулся и упал, а монгол продолжал гнать коня к ханской ставке, волоча по снегу на аркане пленного русского князя.
«В ту же зиму взяли татары Москву, и воеводу убили Филиппа Няньку за правоверную христианскую веру, а князя Владимира, сына Юрия, взяли в плен. А людей избили от старца до грудного младенца, а город и церкви святые огню предали и все монастыри и села сожгли, и, захватив много добра, ушли» (Лаврентьевская летопись). Как видно из этого известия, монголы, разъяренные отчаянным сопротивлением, устроили в крепости страшную бойню, перебив все оставшееся население. За время осады были сожжены все окрестные села и деревни, а потом была выжжена дотла и сама Москва. Факт яростной обороны незначительной пограничной крепости, которая неожиданно для всех задержала продвижение орды на столь длительный срок, зафиксировал даже Рашид ад Дин. Он указал, что царевичи — Чингисиды — «сообща в пять дней взяли также город Макар и убили князя этого города по имени Улайтимур». Многие отечественные исследователи отождествляют «город Макар» с Москвой, а князя Улайтимура с Владимиром Георгиевичем — на мой взгляд, это так и есть, если исходить из того, что перед этим персидский историк описал битву под Коломной, а после штурм Владимира-Суздальского. В то же время Рашид ад Дин недаром отметил, что взять Москву монголы смогли только совместными усилиями — настолько велик там был накал борьбы. И в первую очередь подобное длительное противостояние могло быть обусловлено только тем, что в маленькой крепости было достаточное количество войск, а также верно выбранной тактикой обороны. Победа была достигнута монголами главным образом благодаря своему техническому превосходству — метательным машинам осаждавших защитники ничего не могли противопоставить. С другой стороны, вводить в дело весь свой осадный парк у монгольских полководцев не было нужды — размеры Кремника были невелики, и небольшого количества метательных орудий было вполне достаточно. Пока городские укрепления были целы, русские ратники успешно отражали все вражеские атаки, но как только в стенах появились проломы, то руководителям обороны пришлось менять тактику борьбы с врагом, и вот тогда численное превосходство монголов сыграло свою роль.