Русь неодолимая. Меж крестом и оберегом
Шрифт:
– Сказано, утром конь будет у острова.
Пообещал, а содеять не смог. Вечером воины Святополка во главе с Еловитом нагрянули в дом Таисии, но не обнаружили там ни мужчин, ни гнедого коня Путши. Женщин пытать не стали, побоялись возмущения киевлян, зато схватили Торопшу. Постарел Торопша, проглядел за собой слежку опытный дружинник и бывший осторожный предводитель лесных татей-разбойников. Скрутили у Подольских ворот, поволокли на княжий двор, бросили в поруб. Теперь Таисии и Надеже оставалось гадать, где Витим и Никита, что с ними стало и удастся ли им свершить задуманное.
Глава четвертая
Молим, княже, тебя и братьев твоих, не погубите Русской земли. Ибо если начнете войну между собою, поганые станут радоваться и возьмут землю нашу, которую обороняли отцы ваши и деды ваши трудом великим и храбростью, борясь за Русскую землю и другие земли приискивая, а вы хотите погубить землю Русскую.
Витим приметил всадников, едва отъехал от Предславина села. Они были без доспехов, но по наличию оружия и тому, как они держатся в седлах, было ясно, что это воины. Их было четверо, все на конях, двое с луками. То, что они его преследуют, понял сразу, свернул с дороги на Киев, помчался к реке Либедь. Всадники последовали за ним. Витим горячил коня, надеясь на его быстрый бег, время от времени оглядывался, не отстанут ли неизвестные сопутники. Оторваться не удалось. Преследователи не отставали,
Витим миновал реку до того, как к ней подскакали всадники. Самое время пересесть на заводного и постараться оторваться, но на это надежды мало, кони преследователей свежи и быстры. Радимич поступил иначе, привязал коней к дереву, засел в прибрежных зарослях. Он подождал, когда преследователи начнут переправляться, высмотрел лучника, пустил стрелу. Стрела угодила в плечо. Воин вскрикнул, свалился в воду. Теперь и у преследователей остался один лук. Надежда на то, что остальные испугаются и подадутся назад к берегу, не оправдалась. Воины оказались не робкими и опытными, они знали, что не стоит подставлять спины под стрелы врага. Второй лучник изготовился к стрельбе, в то время как два его сотоварища продолжали переправу, взор стрелка метался по противоположному берегу, он выискивал цель. Радимич понял, стоит ему шевельнуться, воин с луком пустит стрелу. Надо было отвлечь его внимание, как это сделать, рассказывал дед. Он ковырнул ком земли, швырнул в сторону. Лучник выстрелил туда, где шевельнулся кустарник. Второй раз наложить стрелу на тетиву он не успел. А Витим не промахнулся, его стрела поразила противника в шею, но и у него не оставалось времени для следующего выстрела. Воины Святополка были близко. Он побежал к коням. Противники опередили. Налетели, когда до гнедого оставалось не более двух шагов. Смерть одного сотоварища и ранение другого разозлили воинов, надеяться на то, что его попытаются взять живым, не приходилось. Витим откинул лук и колчан, выхватил меч. Передний, рябой носатый детина на соловой лошади, рубанул с оттяжкой. Витим увернулся, ткнул острием меча в круп соловой. Лошадь встала на дыбы, сбросила хозяина. Это помешало второму всаднику. Заминка дала время срезать повод и вскочить на гнедого. Вовремя. Пока хозяин соловой пытался подняться, второй всадник схватился с Витимом. Место тесное, между деревьев не разъехаться, мечом особо не помашешь, над головой ветки. Съехались вплотную, вцепились друг в друга, так вместе и свалились с коней на землю. Мечи при падении выронили, схватились врукопашную. Противник Витима оказался сверху, ухватил за горло, стал душить. Крепкие руки у дружинника Святополка: дыхание сперло, в висках застучала кровь. Собрав остаток сил, радимич уперся левой рукой в щетинистый подбородок противника, правой дотянулся до ножа-засапожника, ударил в живот. Глаза воина закатились, хватка ослабла. Второй удар пришелся выше, горячая струя крови оросила грудь, стриженная под горшок голова дружинника уткнулась в плечо радимича. Витим сбросил противника, поднялся на ноги и чуть не попал под меч хозяина соловой лошади. Пригнулся вовремя. Клинок молнией просвистел над головой. Витим почувствовал, как шевельнулись волосы на темени. Второй удар пришелся по ногам. Таким приемом пользовались часто; обездвижь противника – и победа за тобой. Будь у Витима щит, он бы прикрылся, но щита не было. Зато у него были утомительные занятия с дядькой Мечеславом, когда он заставлял прыгать в высоту, имея на себе полное вооружение, а то и вовсе с мешком, набитым землей. Тогда Витиму это казалось глупостью, но позже Мечеслав объяснил, что так можно спасти ноги от вражеского оружия, будь то меч, копье или топор. В тесном бою строй на строй этот прием бесполезен, но в поединке может спасти жизнь. Спас он и Витима. Благо, в свое время слушал дядьку и старательно выполнял его наставления. Радимич подпрыгнул высоко, меч вспорол воздух под ногами. Но носатый не медлил, отвел десницу к левому плечу, еще миг – и рубанет наотмашь. Радимич шагнул вперед, крепко ухватил локоть дружинника свободной рукой, всадил нож под ребра. Носатый пошатнулся. Подсечка довершила дело. Добить смертельно раненного – дело нехитрое. Витим тяжело поднялся, пошатываясь, добрел до реки, глянул в сторону Предславина, туда уходил раненный им лучник. Он то и дело спотыкался, оглядывался, спешил к дороге, наверное, надеялся позвать на помощь. Опыт подсказывал: сесть на коня, догнать, убить, чтобы не осталось свидетелей, но душа не желала еще одной смерти. Витим опустился на колени, снял испачканную рубаху, смыл прохладной водой кровь с тела. Испуганные схваткой кони сгрудились в пяти шагах. Витим встал, направился к гнедому, тот косил глазом, шарахался, но уговорам поддался. С ним вернулся к заводному, вынул из переметной сумы сменную рубаху, подарок Предславы, надел. Взгляд скользнул по окровавленным телам убитых им людей. Витим перекрестился:
«Прости, господи! Ведаешь, не желал им смерти».
В спешке день пролетает быстрее. Для Витима два десятка промчались как один. Он помнил – надо торопиться, а потому отказался от мысли сделать малый крюк и заехать в родное селище навестить родителей, деда, сестренку, по которым скучал. Отчий дом дорог, но данное слово дороже.
Новгорода посланец Предславы достиг на исходе лета, лишь на два дня опередил послов Святополка.
Город ему глянулся: большой, многолюдный. Весь из добротного дерева: высокие стены-городни, башни, многочисленные дворы с хоромами, терема, избы с пристройками. В Новгороде древодели знатные. Дома не наспех рублены: иные в два яруса, у кого с гульбищами, у кого с резными столбами-опорами, у многих украшены наличниками, кокошниками, полотенцами. Приложили горожане свое умение и к строительству церквей. В детинце, на левом берегу реки Волхов, главный храм – лепотный деревянный собор Софии Премудрости Божьей о тринадцати главах. Новгородцы, в большинстве кривичи, меря и словены, из коих Витим вел род по деду, свой город любили. Узкие улицы чистые, мощенные бревнами, с водосточными рвами и ямами. На правом берегу, напротив княжьего двора – Торг. Товара полно и своего, и гостями привезенного. Их дворы рядом. У причалов ладей несметно из разных земель. Многоголосье не стихает с утра до вечера. Богатый город, сильный. Такой мог потягаться с самим Киевом. И тягался, посредством князей. Из этих мест ушел на Киев сородич Рюрика, Олег, отсюда Владимир двинулся отвоевывать стол у брата Ярополка, из Новгорода угрожал отцу Ярослав.
Князь пришелся Витиму по душе. Прежде он видел его мельком. Ярослав в Киеве появлялся редко. По младости жил в Предславине, после в своих уделах: сначала в Ростове, а по смерти старшего брата Вышеслава – в Новгороде. Ныне радимичу удалось рассмотреть его ближе. Новгородский князь, сын Владимира и внук Святослава, худощавый, крепкий, лет тридцати, ростом выше среднего, хромал от рождения на правую ногу, отчего клонил голову вбок, а плечи его казались одно выше другого. Русый волосом, он имел на вытянутом лице крупный прямой нос, тонкие губы, густые усы и брови. Выдвинутый вперед подбородок Ярослава был брит. В голубовато-зеленых глазах читались властность и ум. В разговоре с Витимом князь не гордился, головы не задирал, поблагодарил за весть, одарил тремя серебрениками, кои вместе с златниками чеканили в Киеве по указу Владимира, велел челядинам сводить гонца в баньку, накормить и отвести на отдых в гридницу, а еще предложил остаться у него дружинником. Воины Ярославу были нужны, их у него перед приездом Витима поубавилось. Князь копил войско для борьбы с отцом, а для этого нанял немало варягов. Те же повели себя на чужой земле непристойно: стали творить всяческие непотребства, неуважительно относиться к обычаям местным, задирать мужей да жен домогаться. На Руси народ дружелюбен, гостеприимен и терпелив до поры. Недаром молвят: «Будь как дома, но не забывай, что в гостях». Пришел срок, поднялись горожане, похватали колья, стали бить находников. От кольев и кулаков перешли к оружию. Оросились улицы новгородские человеческой кровью. Не устояло воинское умение варягов против многочисленности и справедливого людского гнева. Изрядно их полегло во дворе Парамона и в иных местах города. Утрата эта привела Ярослава в ярость. Пришлось и некоторым из новгородцев, кои участвовали в убийстве варягов, поплатиться головами. Прежде князь призвал на свой двор участников побоища, обещал их не наказывать. Новгородцев пришло не менее тысячи, стали жаловаться на бесчинства варягов, корить Ярослава. Князь праведным словам не внял, озлобился на гордецов и своевольцев, велел дружине бить горожан, хватать и казнить зачинщиков. Дружина не медлила, потекла кровь. Кто смог – убежал, остальные были преданы смерти. Таких оказалось немало. Ныне же, прочитав письмо сестры, князь обеспокоился: «Послы из Киева мир обещают, только, выходит, вранье это. Замышляет-таки Святополк против меня. Чую, не избежать войны, только с кем на него идти? У брата киевляне, вышгородцы, туровцы, тесть Болеслав с поляками, к коим могут прибавиться немцы и печенеги, а что у меня? Своя дружина мала, варягов поубавилось, новгородцы отвернулись». В таком положении каждым воином дорожить станешь, вот и позвал Витима в дружину. Радимичу только этого и надо, понимал – обратной дороги в Киев нет. Неспроста увязались за ним воины Святополка, и если станет известно великому князю, кто одолел четверых его людей, то не сносить ему, Витиму, головы, а значит, стоило переждать. Но больше тревожило другое: не причинили бы зла родичам, не схватили бы Никиту. Немало печалила и разлука с близкими, особенно с женой Надежей. Ежедень в мыслях она являлась ему – любимая и желанная. Ее красота была иной, чем у Предславы, не такая яркая и броская, но она также манила и ласкала взор, заставляла думать о себе. Витим отдал бы многое, чтобы обнять ее, тонкую, хрупкую, прикоснуться к светло-русым волнистым волосам, заглянуть в серые выразительные глаза, услышать нежный тихий голосок. Ныне об этом приходилось только мечтать. Мечтать и ждать. Человек ожидает, а время поспешает. Стремительно менялись дни и события.
Осень началась для Витима, и не только для него, с печального известия – люди великого князя привели к гибели юного князя Глеба Муромского. Молвили, что случилось это у града Смоленска. Князь Ярослав стал спешно собирать силы против Святополка. Теперь никто не мог упрекнуть его в том, что он поднял руку на старшего: он мстил за младших. Но не только жажда справедливой мести вела его на Киев, князю было известно, как отец отнял стол у брата, и сам он был не прочь стать великим князем. К тому с малых лет его подбивал и готовил кормилец и советник Блуд, тот самый, кто предал Ярополка и перешел на службу к Владимиру. Ярослав завидовал Святополку, но за тем было старшинство и близость Киева. Кинься он по смерти отца из Новгорода в стольный град, ему вряд ли удалось бы поспеть туда вперед Святополка, будь тот в Вышгороде, Турове или в Польше. Тогда обычай был за брата, ныне же получалось, что правда на стороне новгородского князя и пришел срок попытаться вышибить Святополка из стольного града силой. Да и как иначе, братец убийством родичей не побрезгует, ведь и сестра Предслава предостерегала: «Берегись его!» Ей вторил Блуд: «Ныне время такое, не сломишь ты – сломят тебя».
Новгород и Киев стали готовиться к войне, искать союзников. Святополк призвал в свое войско киевлян, воев из иных русских городов и печенегов. Склонялся к нему и Брячислав Полоцкий. Тесть, Болеслав, привести поляков Святополку на помощь не смог, так как в то время увяз в войне с германским императором Генрихом. Ярослав же вновь пополнил дружину варягами и обратил к себе новгородцев. Повинился князь перед горожанами, попросил помощи. Новгородцы умом не тугие, смекнули, если откажут князю, то он встанет с варягами против них, от Киева поблажек тоже ожидать не приходилось. Не дай бог оказаться между молотом и наковальней. На вече решили идти за князем. За Ярославом тянулся и Святослав Древлянский, пересылался с Новгородом, обещал поддержку. На беду, об этом узнал Святополк и послал на него Волчьего Хвоста со многими воинами. Опытный воевода отрезал Святославу путь к Новгороду. Древлянский князь с семьей и дружиной устремился к Угорским горам, надеялся укрыться в Чехии у родственников по матери или у угров, но воины Святополка настигли его у реки Опир и разгромили. В кровопролитном бою сложил голову Святослав и семеро его сыновей, а жена Парасковья бросилась со скалы, чтобы избежать надругательств. Князь Древлянской земли пал по вине старшего брата, как и его предшественник, Олег Святославович. Мало того, не без стараний приспешников Святополка, по Руси пополз слух, что в гибели Бориса и Глеба виновен князь новгородский. Ярослав понял, что медлить больше нельзя.
Глава пятая
…и была сеча у Любеча…
В начале осени войска Ярослава и Святополка встали друг против друга по берегам Днепра, неподалеку от малого города Любеча. Скорой битвы не случилось. Первым переправиться через полноводную реку никто не осмелился. Ведомо – перевоз дело трудное, да и удержать берег малым числом воинов до переправы основных сил нелегко, при таком раскладе и до поражения недалеко. Князья это сознавали, потому и осторожничали, ждали удобного случая, а больше льда, чтобы по нему добраться до противника. Стояли до самых заморозков, дождались, когда хмурая осень отжила последние денечки. Сколько бы еще простояли, неведомо, только в один из первых дней декабря-студня явился к Ярославу, от верных людей, доброхот из вражеского стана и молвил, что князь Святополк с боярами и вся его дружина предались пьянству и самое время ударить.
Переметчиком оказался Торопша. Из темницы его вызволил воевода Волчий Хвост. Побоялся Олег, что не выдержит дружинник пытки и выдаст его, а Святополк обвинит в измене, и тогда пощады не жди. Великий князь к братьям жалости не имеет, а уж воеводу и подавно не помилует, не посмотрит, что среди воинов уважаем и что с первых дней после смерти Владимира поддержал его. Торопша лишнего не сказал, твердил, что к гречанке Таисии заходил по старой памяти и по ее просьбе книгу у Предславы забирал, за это она ему коня дала попользоваться, так как своя лошадь захворала. Деваться некуда, по просьбе воеводы Хвоста Торопшу вернули в дружину, только не больно ему хотелось служить новому князю: в темнице люди Святополка немало над ним поизмывались, добывая признания, и он этого не забыл, потому и бежал ночной порой с вестью к Ярославу. Ярослав немедля собрал в своем шатре воевод и поведал о том, что услышал.
Старшой новгородских воев Константин, сын славного Добрыни, родович князя, кивал:
– Верно, второй день гуляют. Веселье их пьяное до нас доносится. Ныне воевода киевский, Волчий Хвост, охмелев, в челн садился, да на середину реки выплывал. Оттуда хулил нас и тебя, князь.
– Что рек воевода? – Ярослав вперил взгляд в новгородца.
Константин смутился:
– Совестно такое повторять.
Ярослав настоял:
– Говори!
Воевода опустил большую кудлатую голову: