Русь нерусская (Как рождалась «рiдна мова»)
Шрифт:
Глава 6. «Батько Тарас» или «батько Лазарь»?
Духовным отцом украинского национального возрождения, а также отцом украинского литературного языка принято считать Тараса Григорьевича Шевченко. Нет в нашей истории фигуры, более прославляемой. Мало кто знает, однако, что язык, на котором писал «батько Тарас» (а «национальное возрождение» понимается у нас, прежде всего, как возрождение языка), существенно отличается от нынешнего украинского. На пути к читателю многое из написанного Кобзарем оказалось «подправленным».
Еще М. П. Драгоманов отмечал, что «Шевченко, например, еще не имел мысли непременно создавать отдельную литературу украинскую, так как он писал свои повести по-московскому, так же писал даже свой „Дневник“, сценарий к „Стодоле“ и т. п. Видимо, Шевченко выбирал себе язык в каждом случае для него более легкий и соответствующий, а не думал непременно создавать особую, самостоятельную литературу и язык, как некоторые позднейшие украинолюбцы» {309}. (По подсчетам специалистов, почти половина того, что написано Т. Г. Шевченко, написано по-русски — 319 страниц украинского текста и 315 русского.) {310}
Естественно, такая позиция «великого Кобзаря» не устраивала ненькопатриотов. И, провозгласив Шевченко своим «батькой», они взялись за «исправление» его творчества. Содержавшиеся в шевченковских рукописях слова «осень», «камень», «семья», «всего», «чернило», «явор», «царь», «Киев», «Польша» и другие при публикации заменялось на «осінь», «камінь», «сім’я», «всього», «чорнило», «явір», «цар», «Київ», «Польща» и т. д. Буква «с» в приставках заменялась на «з». И даже слово «кобзарь», которое Тарас Григорьевич писал с мягким знаком, как это принято в русском языке, украинофилы поменяли на «кобзар» {311}. (Надо сказать, что язык Т. Г. Шевченко не был свободен от полонизмов. Нельзя забывать, что Правобережная Украина, уроженцем которой являлся Тарас Григорьевич, лишь за 20 лет до его рождения освободилась от польского ига и воссоединилась с Россией. Полонизация продолжалась здесь фактически до 1860-х годов и, безусловно, отразилась на творчестве Кобзаря. Поэтому язык его произведений был иногда не совсем понятен левобережным украинцам. «Пока вернулся в Ахтырку, и тут появились и такие школьники, которые, читая „Тополю“, запинаются — „Чабан в ранці з сопілкою сяде на могилі“. О чабане и не спрашиваю, а про ранок спрашиваю, а мне и говорят: „Это ранец, что солдат носит на спине“» {312},— писал «национально сознательный» учитель В. С. Гнилосыров. Однако и такой язык украинофилы решили «подправить».)
Подвергалось «коррекции» и правописание. Поэт не знал букв «ї», «є», тем более «ґ», апострофов и использовал русский алфавит (с «ы», «э», «ъ»), который был для него родным. (Желающим удостоверится в этом можно порекомендовать обратиться хотя бы к пятитомному изданию «Творів» Шевченко (К., 1970—1971), где в качестве иллюстраций помещены фотокопии некоторых автографов Тараса Григорьевича). В 1860 году «батько Тарас» составил «Букварь южнорусский» для обучения детей грамоте на малорусском наречии. Алфавит в «Букваре» был русским без всяких отклонений и «реформ» {313}. Но если Т. Г. Шевченко считал возможным строить малорусскую грамоту на алфавите, общем с русским литературным языком, то «национально сознательные» деятели с ним согласиться не могли и переписывали сочинения поэта по-своему.
Справедливости ради надо сказать, что не все «исправители» творчества Тараса Григорьевича фальсифицировали его творения без всякого стыда. Некоторые из них испытывали нечто похожее на угрызения совести. «Вообще не знаю, не грех ли нам, что у нас „кобзар“, „цар“ и т. п., у Шевченко везде „рь“ {314},— писал видный активист украинского движения, издатель «Кобзаря» В. Н. Доманицкий другому крупному украинофильскому деятелю П. Я. Стебницкому. Но Доманицкого убедили, что фальсификация — не грех. Речь ведь шла о таком «патриотическом» деле, как взращивание «украинской национальной идеи».
Последующие издатели произведений самого выдающегося из украинских поэтов сомнений уже не испытывали. «Серый кардинал» советской украинизации А. Н. Синявский давал совершенно конкретное указание: «Все то в языке и правописании шевченковских произведений, что может быть выдержано, уоднообразнено в соответствии с современными литературными нормами без нарушения сущности шевченковского языка, в частности, без вреда для стихов и рифм, и нужно последовательно уоднообразить». (Далее следовали рекомендации насчет «осени», «явора», «кобзаря», «шинкаря», «семьи» и т. д.) {315}
И сегодня подлинный Шевченко скрыт от абсолютного большинства читателей. (Произведения «великого Кобзаря» не исключение. Точно также фальсифицирован текст пьесы И. П. Котляревского «Наталка Полтавка». Как пояснял один из «национально сознательных» критиков, язык персонажей «Наталки Полтавки» «частично русифицирован». Произошло это потому, что «тяжело было ему (И. П. Котляревскому.— Авт.) победить русскую традицию» {316}. Поэтому «на помощь» автору пришли украинофилы. Слова «вечер», «виноват», «ей», «кровавым», «крылья», «одинаковый», «он», «они», «покорна», «равны», «старость» и многие другие «исправили» на «вечір», «винуватий», «ій», «кривавим», «крилля», «однаковий», «він», «вони», «покірна», «рівні», «старість» и т. д. {317} Таким образом, если вспомнить об уже упоминавшихся «исправлениях» творчества И. Я. Франко, И. С. Нечуя-Левицкого и др., можно сделать вывод о тотальной фальсификации произведений украинской литературы).
Но и такой «подправленный» Кобзарь не соответствовал языку, навязываемому Украине «крестоносцами». Это вызвало удивление даже в среде искренних почитателей «украинской национальной идеи». Отмахиваясь от их недоуменных вопросов, М. С. Грушевский возмущался: «Язык Шевченко — на меньшее они не согласятся. И, наверное, тут ничего не поделаешь. Нужно оставить их так. Пусть ждут, пока Шевченко встанет и будет писать им в газетах, переводить популярные книжки, писать исторические и критические труды» {318}. Другой защитник «рідної мови» — Николай Сумцов, позабыв, что сам еще недавно грустил «об изящной простоте и чистоте языка Квитки и Шевченко», теперь огрызался, дескать, в языковых вопросах «батько Тарас» ему не указ: «Часто говорят: „Пишите, как писал Шевченко“, будто Шевченко в проявлениях научного и литературного развития такой дорожный указатель, что все время всегда на него нужно равняться» {319}.
Иван Стешенко ничтоже сумняшеся объявил свою мову «выше и шире» языка Тараса Григорьевича {320}. В том же духе высказался Борис Гринченко: «Шевченко и Марко Вовчок не писали бы как Шевченко и М. Вовчок, когда б их теперь посадить писать не стихи и сельские рассказы, а научные исследования или публицистику: они или совсем ничего не писали бы, или написали бы так, как мы, а может еще и хуже» {321}. А Агатангел Крымский договорился до того, что назвал шевченковский язык похожим на украинский не больше, чем хорошо сделанная статуя похожа на живого человека, «без той колоритности, которой будет блистать живописный рисунок, и без той детальной точности, которую может дать фотография» {322}. Очевидно, что к «возрождению» мовы Крымского и Грушевского Тарас Григорьевич отношения не имел. Духовным отцом этого процесса можно назвать другого человека.
Фигура Лазаря Моисеевича Кагановича до сих пор должным образом не освещена отечественными историками. Ученые и публицисты предпочитают говорить о его участии в репрессиях 1930-х годов, о голодоморе, конфликте с Хрущёвым. Все это, конечно, интересно, но не менее интересно и другое.
Л. М. Каганович стал генеральным секретарем ЦК КП(б)У в апреле 1925 года, когда украинизация уже была провозглашена и всеми силами проводилась в жизнь. При предшественнике Лазаря Моисеевича на посту руководителя КП(б)У Э. И. Квиринге число школ с преподаванием на украинском языке росло быстро и неуклонно. Так же быстро и неуклонно сокращалось количество русскоязычных школ. В то же время Квиринг сознавал, что навязать малороссам чужой язык в кратчайшие сроки будет затруднительно. Он предупреждал, что украинизация — «долговременный, постепенный процесс», требующий «еще не одного пятилетия», что необходимо подготовить «соответствующие кадры учителей», вырастить новое поколение вузовских преподавателей. Партийный лидер даже допускал колкости в адрес «национально сознательных» деятелей, заявляя, например: «Каждый шовинист-украинец будет вопить о принудительной русификации аж до того времени, пока останется хоть один профессор музыки или гистологии, который читает лекции на русском языке» {323}. Такая «умеренность» пришлась инициаторам украинизации не по вкусу. На посту руководителя украинских коммунистов Квиринга сменил Каганович.