Русалочьи сказки
Шрифт:
— Дам тебе Полынь-траву, только побори меня цыганской ухваткой.
Легли они на спины, по одной ноге подняли, зацепились, потянули.
Силен мужичок с локоток, а Ивану лапти помогают.
Стал Иван перетягивать.
— Счастье твое, — рычит мужичок, — быть бы тебе на седьмом небе, много я закинул туда вашего брата. Получай Полынь-траву. — И бросил ему пучок.
Схватил траву, побежал вниз Иван, а мужичок с локоток как заревет, как загрохочет и язык красный из тучи то метнет, то втянет.
Добежал до липки Иван и видит — сидит на земле страшный дед, водит усами…
— Пусти, — кричит Иван, — знаю, кто ты, не хочешь ли этого? — И ткнул водяному в лицо Полынь-травою.
Вспучился водяной, лопнул и побежал ручьем быстрым в озеро.
А Иван в липку бросил Полынь-траву, вышла из липки сестрица Марья, обняла брата, заплакала, засмеялась.
Избушку у озера бросили они и ушли за темный лес — на чистом поле жить, не разлучаться.
И живут неразлучно до сих пор и кличут их всегда вместе — Иван да Марья, Иван да Марья.
ВЕДЬМАК
На пне сидит ведьмак, [7] звезды считает когтем — раз, два, три, четыре… Голова у ведьмака собачья и хвост здоровенный, голый.
…Пять, шесть, семь… И гаснут звезды, а вместо них на небе появляются черные дырки. Их-то и нужно ведьмаку — через дырки с неба дождик льется.
А дождик с неба — хмара и темень на земле.
Рад тогда ведьмак: идет на деревню людям вредить.
Долго ведьмак считал, уж и мозоль на когте села.
7
Ведьмак — оборотень, знахарь, колдун. Писатель разработал типичный мотив восточнославянских быличек и бытовых представлений о скрадывании месяца и звезд ведьмами и ведьмаками (см. А. Н. Афанасьев. Поэтические воззрения славян на природу, т. 3. М., 1869, с. 454 — 455 и др.).
Вдруг приметил его пьяненький портной: «Ах ты, говорит, гад!» — И побежал за кусты к месяцу — жаловаться. Вылетел из-за сосен круглый месяц, запрыгал над ведьмаком — не дает ему звезд тушить. Нацелится ведьмак когтем на звезду, а месяц, — тут как тут, и заслонит.
Рассердился ведьмак, хвостом закрутил — месяц норовит зацепить и клыки оскалил.
Притихло в лесу. А месяц нацелился — да как хватит ведьмака по зубам…
Щелкнул собачьей пастью ведьмак, откусил половину у месяца и проглотил.
Взвился месяц ущербый, свету невзвидел, укрылся за облако.
А ведьмак жалобно завыл, и посыпались с деревьев листочки.
У ведьмака в животе прыгает отгрызанный месяц, жжет; вертится юлой ведьмак, и так и сяк — нет покоя…
Побежал к речке и бултыхнулся в воду… Расплескалась серебряная вода. Лег ведьмак на прохладном дне. Корчится. Подплывают русалки стайкой, как пескари, маленькие… Уставились, шарахнулись, подплыли опять и говорят:
— Выплюнь, выплюнь месяц-то.
Понатужился ведьмак, выплюнул, повыл немножко и подох.
А русалки ухватили голубой месяц и потащили в самую пучину.
На дне речки стало светло, ясно и весело.
А месяц, что за тучей сидел, вырастил новый бок, пригладился и поплыл между звезд по синему небу.
Не впервые ясному бока выращивать.
ВОДЯНОЙ
Лежит на возу мужик, трубочку посасывает — продает черного козла. А народу на ярмарке — труба нетолченая.
Подходит к мужику седой старец, кафтан на нем новый, а полы мокрешеньки.
— Ишь угораздило тебя на сухом месте измочиться, — сказал мужик.
Поглядел старец из-под косматых бровей и спрашивает:
— А ты пустяки не говори; продажный козел-то?
— Не для себя же я козла привел; продажный.
Сторговались за три рубля, старик увел козла, а мужик принялся в кисет деньги совать и видит — вместо трешницы лягушиная шкурка.
— Держите его, провославные! — закричал мужик. — Водяной по ярмарке ходит!
Собрался народ: стали шуметь, рукавицами махать; мужика в волостную избу повели; продержали весь день и выпустили; и пошел он в сумерки домой, а дорога — лесом. Вдруг видит мужик: идет его козел, крутые рога опустил, топает ножками, а на нем верхом чучело сидит зеленое, рачьи усы растопыркой, глаза плошками.
Проехало чучело, ухватило лапой мужика, посадило с собой рядом; помчались к озеру да с кручи вместе — прыг в воду, очутились на зеленом дне.
— Ну, — говорит ему чучело, — народ мутить, меня ловить будешь али нет?
— Нет, уж теперь мне, батюшка водяной, не до смеху.
— А чем ты себя можешь оправдать, чтобы я тебя сейчас не съел?
— Мы народ рабочий, — отвечает мужик, — поработаю на тебя.
— А что делать умеешь?
— Неученые мы, батюшка водяной, только баклуши и бьем.
— Хорошо, — говорит водяной, — бей баклуши… — и ушел.
Стал мужик из осиновых чурбанов баклуши бить, сам плачет, рыдает. Много набил, целую кучу.
Пришел водяной и удивился:
— Ты что это вытворяешь?
— Баклуши бью, как вы приказали.
— А на что мне баклуши?
Почесал мужик спину:
— Ложки из них делать.
— А на что мне ложки?
— Горячее хлебать.
— Ах ты дурень, ведь я одну сырую рыбу ем. Ни к чему ты, мужик, не годишься. Держись.
Щелкнул водяной мужика по маковке и обернул его в ерша.
Потом усы раздвинул, рот раскрыл и стал ерша заглатывать. А мужик, хоть и в ерша перевернулся, и тут угодить не мог; уперся водяному поперек горла щетиной. Закашлял водяной, задавился, вытащил ерша и выкинул его из воды на берег. Отдышался мужик, встал на ноги, в своем виде, почесался и сказал:
— Ну да, оно ведь это тоже нелегко, с крестьянством-то. [8]
КИКИМОРА [9]
8
В IV томе Сочинений писатель существенно изменил конец сказки. В первоначальной редакции мужик, очутившись на дне озера, ссорится с водяным. Водяной начинает его «ломать»: «Закричал мужик и проснулся, сидя на возу». Над мужиком смеется вся ярмарка. В этом виде сказка близка ироническому типу народных побывальщин.
9
По структуре и стилю сказка близка народным детским сказкам типа «Гуси-лебеди» и подобных.