Русалочка
Шрифт:
– Если ты немедленно не закроешь рот!...
– Папа начал резко терять чувство собственного достоинства.
– Ну и что ты сделаешь? Убьешь меня? Думаешь, мне хуже будет? На!
– Кристина швырнула на пол, под ноги отца, кухонный нож.
– Слабо?! Да?! Убей - я тебе только спасибо скажу! Гамлеты, блин! Если, блин, - то, блин... Хоть бы один пальцем пошевелил, чтоб что-то сделать!
Мужественно выслушав просьбу дочери, Александр Николаевич поиграл затвердевшими скулами, поднял с пола ножик и хладнокровно произнес:
– Отвела душу?
Кристина молча отвернулась.
– За всю
– Отец ритмично постукивал лезвием ножа по столу.
– Сегодня я постоянно кому-то затыкаю рот. Я гад, я лжец. Кто я еще? Мм?... Радость моя, кто меня просил сюда приехать? Ты решила извести мое терпение? Тебе не нравится Леля, тебе не понравился врач, меня ты воспринимаешь, как не знаю что... Чего ты добиваешься? Мне уехать? Ради бога!
– Никто отсюда не уедет, - упрямо проворчала Кристина.
– Ни ради бога, ни ради денег.
– Кристина, правда!
– окрикнула Ольга.
– Сколько можно?!
– Если ты ненавидишь лично меня, - продолжал папа, - то при чем здесь остальные: Михаил Васильевич, Оля, Володя... Приехали и сидят тут по твоей милости, как не знаю кто. Полюбуйся на себя, на кого ты похожа!
– Мне забраться на костыли?
– Кристи!
– Вова положил руку на ее плечо.
– Это уже перебор.
– Да пошел ты, - одернулась она.
– Ого! У нас телефон вырубило.
– Александр Николаевич снял с аппарата, трубку. – И я без трубы приехал… Нет, чует мое сердце, точно умрем, и никто не вспомнит.
– Не умрем, не бойся.
– Кристина обогрела папу неожиданно нормальным взглядом.
– Душа бессмертна. Да и мама скоро подъедет, чует мое сердце.
– Золотко мое! – Пользуясь благоприятной сменой ветра, заговорил отец: - Ну ладно, меня ты не воспринимаешь, но пойми ты одну простую вещь: у мамы сегодня безу-умно трудный день, подъехать она не смо-ожет.
– Ей каждый день безу-умно трудно, - передразнила Кристина, - но тем не менее, она уже е-едет.
Отец повесил телефонную трубку и бессильно опустил руки:
– Ну, едет, значит, едет. Я больше ни во что не вмешиваюсь.
– Вот так, да? Папа, я люблю тебя, - призналась Кристина, улыбнувшись.
– Но мне почему-то все время кажется, что ты врешь.
– Она удивленно пожала плечами.
– Не знаю, может, только кажется... Ты когда-нибудь снимаешь свои дурацкие очки? Если честно, я ни разу не видела, какого цвета у тебя глаза. Ну-ка, подойди сюда.
Папа подошел.
– Сними их.
Александр Николаевич снял дымчатые очки, послушно склонился. перед дочерью. Два холодных голубых глаза с безразличием смотрели чуть выше головы.
– Тоже синий, - сказала Кристина.
– Как я.
– Почему же ты все время врешь?
– Она с сочувствием погладила его бородку, словно приласкала Графа.
– Папа... Колючий как морской песок. Ты меня уже простил?
– Ты чудовище, Кристюха…
– Да или нет?
Она с дикой улыбкой вцепилась пальцами в отцовскую бороду. Папа понял, что ему не выпрямиться, пока мир не будет восстановлен.
– Конечно, простил, - кивнул он.
– Без подарка?
– Без.
– Ты та-акой добрый, папа. Я тебе безу-умно благодарна.
– Кристина, наконец, оставила мефистофельскую бородку в покое.
– Успокоилась немного?
– Ну, вроде того.
– Где ложь, где правда, - кто из нас разберет? Принимай, пожалуйста, людей такими, какие мы есть. Посмотри, ты свои шестнадцать лет едва помнишь, а я тридцать восемь лет небо коптил. Конечно, по сравнению со мной, ты дева Мария. Но люди есть люди. Слышала, как говорил Пушкин: «Тьмы низких истин нам дороже нас возвышающий обман»?
– Который умер?
– Который легенда, - поправил Вова.
– Красиво. Нас возвышающий обман. Вы же в курсе, я вообразила себя русалкой. Ха-ха-ха! Такая прикольная сказка! Мраморный мальчик, цветы, подводный мир, все такое. возвышенное… Люди думают, что она классно танцует, а она словно по ножам прыгает. Я тоже размечталась. После такой легенды даже мне захотелось танцевать, ха-ха-ха-ха! Да нет, вы не пугайтесь - ха-ха-ха!
– что вы на меня смотрите? Я не собираюсь прямо сейчас - ха-ха! – танцевать. Мне до горшка-то не доползти, - какой, на фиг, танцевать? Я про себя мечтала, ну, чтоб никто не видел. Могу ведь я один раз оттянуться? Один раз, прикиньте, вскружить себе голову, обмануться, взлететь! Как это могло бы быть здорово, правда? Так, я знаете что? У меня, как всегда, ни фига не получилось. Короче я... Ха-ха-ха-ха! Я так: шпок!
– витриной на пол, ха-ха!... Нет, меня никакие сказки не цепляют, блин. Не возвышают. Наверно, я, действительно, никакая не русалка, а просто парализованный кусок мяса.
* * *
Через полчаса Леля на серебристом СААБе привез на фазенду хозяйку "Атланта" Ирину Михайловну Рудалеву, женщину умную и очень гордую своим бизнесом, который, однако, из-за любви к детям внезапно дал серьезную трещину.
– Что произошло?
– На пороге ее встретил муж. Он был задерган до предела.
– Мартини взяли?
– Ни черта мы не взяли. У вас-то что произошло?
– Дур-дом, - прибито улыбнулся Александр Николаевич.
– Не поняла?
– А иди сама с ней поговори. Как с цепи сорвалась.
– Кристина?
– Ага.
– Она здорова?
– А что?
– Черт бы вас побрал! Позвонили в офис - я думала это Ольга, - велели мне передать, что Кристина упала. Было такое?
– Ну, по крайней мере, я ничего такого не заметил. Зачем ты прилетела? Кто перевозит Мартини?
– Никто.
– Ирина Михайловна переступила через порог.
– Дур-дом, - с улыбкой повторил Александр Николаевич, когда жена скрылась за дверью.
Отец остался на улице потолковать с Лёлей, повозиться с Графом, во всяком случае, здесь было безопаснее.
Ирину Михайловну не ждали, поэтому сразу, как следует, никто не обрадовался.
– Добрый вечер… - Мать остановилась в центре комнаты.
– Мама, присаживайся!
– пригласила Кристина.
– Посмотри, как мы тебя любим: два часа ни к чему не притрагивались.
– Теперь-то можно?
– поинтересовался Гарик.
– Легко, - разрешила Кристина.
– А все равно, холодное. Вова, не сиди, налей вино.