Русланиада
Шрифт:
Наверное, надо было позвать парня, да по-мужски, может, даже выругаться грубо, чтобы показать, что он занят уже не детскими играми, не ровня им, но Базааф растерянно замер. С людьми иногда сложней, чем против стихии идти.
Горец застыл на углу амбара. Юрик продолжал слушать, задира продолжал говорить. Юрик, конечно, не выглядел счастливым, гордым и весёлым, но на провокацию не поддавался. В его движениях не было даже намёка на удар, на который можно было дёрнуться окружившим его парням.
– Ты всё сказал? – вымолвил Юрик очень ровно,
Задира увидел во фразе начало угрозы, обрадованно распахнув в неискренней улыбке рот, кивнул крепкой головой.
Юрик тоже кивнул… и ушёл.
Голубые глаза сразу нащупали Базаафа.
– У нас дело, а ты с детьми возишься, – нетихо «упрекнул» горец, в последний миг сообразив, как лучше сказать, чтоб достичь эффекта.
– Позвали, – ровно сказал Юрик. – Думал, тоже по делу…
– Скажешь тоже, – фыркнул Базааф, – у них там игры одни.
Мужчина пренебрежительно сплюнул в сугроб, пробив в нём колодец.
Домашние сытые детки завозились недовольно, подобрались, собираясь скрыться в амбаре и зажевать обиду сушёной тыквой. Базааф ухмыльнулся по-хищному, убеждаясь, что поле боя осталось не за наглым фаворитом, но потом глянул на Юрика, бледного, большеглазого и серьёзного, и тоже растратил своё веселье.
Глубокими голосами на берег прибывали волны. Небо придавливало их сизым полотнищем, сходного с ними цвета, грани стихий прилегали едва без стыка, только белые гребешки ближе к кромке выдавали, где что. На кустарной верфи в заимке обрывистого выступа было темно для мелких работ. Базааф не зажигал огня, чтобы не выдать тайник и упёрто продолжал возиться с судном. Компанию составлял Юрик, не произносящий и не производящий ни звука. Горец недовольно замечал, что обычные вещи хуже у него выходят сегодня. Со вдовы началось.
Базааф глянул на парня. Неужели уйдёт с этого берега из-за молоденьких петушков-задир? Где ещё к сироте будут так добры?
Из неба, будто выныривая из пустоты, посыпались крупные вытянутые белые хлопья. Лёгкие и рыхлые, падая, они не приносили холода. Горец вздохнул. Бесполезно сегодня убеждать его остаться, тем более сегодня, когда всё вкривь и вкось. И не верь после этого скверным приметам…
– Я придумал, – сообщил Юрик после долгого молчания.
Базааф проверял, как поднимается парус. Сначала едва не вздрогнул от неожиданности, а потом полегчало – не жалостливые мысли парень думал, молодец, мужает.
– Ну поделись, – мягко подбодрил горец, стараясь не показать обычно сквозящего в голосе снисхождения.
– Надо представить так, словно одна девчонка заболела. Мать побежит с ней к Нирге. Другая останется одна. Проверить её. Если та – тащить в море.
– Как ты представишь, что она больна, тем более, чтобы это выяснилось при тебе?
– Пропитка для лодок.
– Что?
– Пропитка для лодок.
– Что ты будешь с ней делать? Поить ей?
– Брызну на кожу.
– Мать может всполошиться, – согласился Базааф. – Только если Стильма не знает, чем пропитывают стильму.
– Она не подумает об этом. Она хорошая мать.
– Как ты проверишь, она ли это?
– Мясом. Она уже должна проголодаться.
– Идёт, – одобрил Базааф.
Стильма улыбнулась Юрику, пропуская его внутрь.
Он был растрёпан, как обычно, в расстёгнутом плаще, без рукавиц. Юноша молниеносно избавился от верхней одежды. Опережая хозяйку, парень вытащил одеяльца из сундука, готовясь пеленать детей.
– Ты сегодня раньше, я не успела…
– Ничего, – отмахнулся Юрик, не отвлекаясь от дела.
Девчонки лежали в люльках под одеяльцами, ещё без рубашек. Юрик перебежал Стильме дорогу, вынимая девочку, к которой направлялась мать. Женщина удивилась про себя, но не придала значения.
Юрик уложил безропотного ребёнка на стол, заслоняя на мгновение спиной.
– А… – вдруг удивлённо издал Юрик. – Это ещё что такое?
– Где? – всполошилась Стильма.
На плечике у малышки была какая-то рыжая сыпь. У Стильмы сжалось сердце.
– Только что ничего не было! – Стильма поняла, что плачет.
– Надо к Нирге, – убедительно посмотрел сверху вниз Юрик.
Стильма бросилась одеваться.
Юрик уже упаковал конверт.
– Одень вторую! – в отчаянии попросила мать.
– Вдруг заразно, – огорошил Юрик. – Я посмотрю.
Он склонился над второй люлькой.
– У этой ничего нет…
– Как же быть! – всхлипнула Стильма, хватаясь за голову. – Киф ещё не вернулся! Юрик! Ты сможешь присмотреть за ней? А я… я отправлю кого-нибудь помочь… Марлу!
– Я с неё глаз не сведу, – пообещал парень.
– Спасибо!
Стильма прижала драгоценный свёрток к груди и побежала.
– Сильно не беги! – крикнул вдогонку Юрик. – Ещё упадёшь.
Юрик своим советом не воспользовался. Он понёсся со скоростью, которой от него прежде не видели.
Базааф ждал в пустом днём порту. Юрик взошёл на борт по сходням.
– Та?
Юрик уверенно кивнул.
Сверток не подавал признаков жизни, словно в нём лежала кукла.
Базааф отдал концы. Поднятый парус, натянутый благоволящими ветрами, потянул судно в первое плавание.
– У тебя есть что-то посерьёзнее ножа? – нервничая, осведомился Юрик.
Базааф кивнул на лежащий у левого борта угрожающего вида гарпун.
– Тише.
Базааф говорил это Юрику.
Парень положил тварь на палубу. Она не издала ни звука.
Время неслось галопом, опережая само стремительное судно, влекомое словно бы волей своего неумолимо решительного хозяина. Лицо Базаафа было каменной маской. Юрик без конца вздыхал. Корабль миновал Солёный утёс.
Базааф считал необходимым уйти подальше от заселённой прибрежной полосы, туда, где реже бывали суда, где было холоднее.