Русланиада
Шрифт:
Сестра окончательно проснулась, но не торопилась подниматься с надёжного колена.
– Почему вы не пытались говорить с жемжинами?
– С кем? – переспросила сестрица.
Брат вздохнул.
– С животными.
Мы с сестрой удивлённо помолчали.
– Не понимаю, – произнесла сестра. – Они – животные. Твари неразумеющие. Как говорить с ними?
– Пойдём попробуем, – он взял сестру за руку, а она отпрянула и свалилась с его колена.
– Ты что?!
Он замер, так и не поднявшись
– Ты веришь мне? – испытующе спросил он, обращаясь только к сестре. Он не дозволял ей звать сонм, сестрицы продолжали спать. – Веришь?
Она поднялась с земли бледная, резко вздохнула.
– Да, – хрипло слетело с её губ.
Он взял её за руку и повёл по поляне в сторону пролеска, за которым стлалась ещё одна поляна, а потом уже дикий тёмный лес. Мы боялись леса. В нём крылась опасность. На равнине далеко видно. Но брат переубедил нас, сказав, что на равнине далеко видно не одним нам.
Брат шёл впереди, держа сестру за руку, их шаги чуть шелестели в порыжелой высокой траве.
Мне не говорили идти следом. Но и не говорили не идти. Я пошла, не решаясь присоединиться, чуть в отдалении.
Миновали редкий, насквозь просматриваемый пролесок. Поляна шла широко, тёмный бор поднимался стеной в четырёх сотнях шагов. Из глади многоцветной поляны в редких рыжих пятнах сухостоя в некоторых местах торчали одинокие деревья. У одного, почти у леса, стояло на дыбах большое лохматое животное. И брат вёл к дереву сестру, и сестра шла ни жива, ни мертва.
Я упала в траву, прячась. Брат не дозволял сонм. Иначе бы сёстры уже метались в диком ужасе.
Я заметила запоздало, что животное крепко привязано к стволу верёвкой. Кроме как брату привязать некому. Великая в нём сила. Зачем он повёл сестру? Показать, что животных можно не бояться, когда он рядом? Но их много, брат один. Всё равно страшно.
Между моими родными и зверем осталось чуть более вытянутой руки. Я лежала вдали, но слышала хрипы буйно дёргающегося зверя. Он бился на верёвке, но она была крепка, и ствол молод и надёжен. Из-под косм блестели звериные глаза. Оно шумно дышало, сглатывало слюни.
Брат сказал что-то непонятное. Зверь глянул на него, будто разумел. Брат стал трогать его за передние лапы, за морду, приподнял пасть, заставил показать зубы. У зверя были клыки, не слишком большие и не много. Но мы и так знали, что не зубами они нас убивали.
Кажется, брату надоело. Он предложил сестре потрогать животное и что-то добавил невнятное, отчего зверь оживился и тяжело задышал, сглатывая. Сестра отказалась.
– Что тебя не устраивает? – спросил брат, кладя руку на шею зверю.
Сестра фыркнула. Всего не перечислить. И не о чем здесь говорить.
– Это животное! Я не понимаю, чего ты хочешь, брат!
– Сделать вашу жизнь лучше.
– Нам не нужен никто, кроме тебя, – ласково заговорила сестра, стараясь не глядеть на зверя.
– Я не точно сказал, – сдавленно выдохнул он. – Я хочу, чтобы вы жили. Много лет. Чтобы не умерли осенью.
– Я не понимаю.
Сестрица покачала головой. Я тоже не поняла.
– Просто послушай, – он закрыл глаза и потёр переносицу. – Этот… это животное хорошо поддаётся дрессировке…
– Что такое «дрессировка»?
– Это… способ сделать какое-нибудь животное полезным в хозяйстве.
– Что такое «хозяйство»?
Он снова закрыл глаза.
– Скажи мне, – подумав, начал он, – ты была бы рада, если бы можно было отучить их, – он кивнул на тушу на дыбах, – нападать на вас?
Сестра задумалась.
– Да, но…
– Отлично, – перебил её брат.
– Но они неисправимы, беспросветны, – быстро вставила сестра.
– Смотри, – одновременно с ней говорил брат. – Я был в их стае. (Я ахнула и зажала рот). Они не тронули меня. Я говорил с ними. Я говорил с ним при тебе. Он понимает речь!
Сестра недоверчиво решилась глянуть на зверя, но очень кратко. Она самая смелая из нас, но всякой смелости есть предел. Кроме смелости брата.
– Что тебя в нём не устраивает?
Сестра фыркнула.
– Дотронься до его руки…
– Нет! – испуганно возмутилась она. – Он грязный, вонючий…
Она пятилась.
– Мог бы и сам догадаться… – пробормотал брат будто не ей и взялся за верёвку…
Я лежала в траве холодная и не смела двинуться, будто сверху придавили камнем.
– Отойди, – сказал брат сестре.
Дважды просить не потребовалось. Он уволок упирающегося зверя, намотав отвязанный конец верёвки на кулак. За задними лапами зверя в земле оставались содранные борозды. Он упирался, взрыкивал. Брат не давал ему припасть на четвереньки.
Сестрица подковыляла ко мне. Бухнулась в траву рядом, уронив руки на подол. Её била дрожь. Я подтянулась на животе, обняла её вокруг пояса. Она благодарно погладила меня по голове.
…Брат вернулся довольно быстро. Тёр зверя своей одежей. Зверь был мокрый.
– Он купал это чудовище? – спросила сестрица вслух.
Я не стала отвечать, онемела. Но и так видно – купал. Брат привязал к стволу мокрую верёвку, проверил крепость узлов. Сестрица неохотно поднялась. Она остановилась в трёх шагах от зверя. Брат мыл его так, что он был весь красный, взъерошенный и отфыркивался. На морде стали заметны не только глаза и зубы, шерсти на ней значительно поубавилось. Раньше была грива поверху, грива понизу, теперь и там и там остался короткий слой тёмного меха.