Руслик и Суслик
Шрифт:
Чернов, конечно же, не смог не поведать Ксении о своих шерлок-холмсовских домыслах. Выслушав, она улыбнулась. Так улыбаются человеку, неколебимо уверенному в том, что Дед Мороз и Красная Шапочка существует объективно.
– Ну, глупо, признаюсь, – засмущался Чернов. – Но роман из этого сделать можно.
– Роман? – вскинула бровь Ксения.
– Да. У меня в голове почти все сложилось. Осталось только добавить кордебалет и кучу денег.
– Денег?
– Да, денег. Сейчас без этого нельзя. У твоих мужей не было зелени, золота или бриллиантов? У Бориса должны были быть. Он ведь авторитетов отстреливал, а наши авторитеты – люди не бедные. К тому же я не думаю, чтобы Борис свободное время проводил, стоя с секундомером на финише районной спартакиады. Наверняка на полставки торгашей тряс, экспроприировал их неправедным путем нажитое имущество?
Ксения усмехнулась.
– Нет, у Бориса ничего не было... А вот у Глеба, вернее, у его отца...
– А, ты говорила... – заулыбался Чернов. – Молочная ферма, пять лет как заколочена, при ней автоцистерна ГАЗ-51 со сломанными рессорами и мотоцикл с коляской, но без колес. Для начала пойдет, но нужна еще пара историй про знойную жизнь. Может, еще что-нибудь расскажешь? Гонорар отдам тебе. На один итальянский сапог хватит.
Глаза Ксени устремились в прошлое.
– Что же еще рассказать...
– А ты придумай что-нибудь. Продолжи мои домыслы.
– Не умею я придумывать.
– Ну, тогда расскажи о втором муже, о Глебе. Как жил, как умер.
Ксения задумалась.
– Он ревновал меня к Борису... – проговорила она, наконец. – Ненормальный... Сжег все фотографии, истерики устраивал...
– Сжег фотографии? Ты показывала ему фотографии Бориса!? Ты рассказывала ему, какой он был супермен типа Джеймса Бонда или Сигала? Как он бандитов убивал, и дымок потом с дула сдувал? Почему ты это делала?
– Ничего я ему не рассказывала. И фотографий не показывала. Он сам нашел мой альбом. И сжег его.
– Да... – задумался Чернов. – В рассказе я напишу, что ты подсунула ему альбом намеренно...
– Почему намеренно?
– Чтобы держать мальчика на крючке. Чтобы ревновал, то есть чувствовал свою от тебя зависимость, чтобы...
Чернов замолчал, придумывая третье "чтобы".
На утонившихся губах Ксении заиграла снисходительная усмешка.
– Ну, в общем, женщина, дорожащая психическим здоровьем мужа, не будет держать в доме фотографий предыдущего сексуального партнера, – выдал Чернов, ничего не придумав.
– А я им и не дорожила. И не любила. Старший сын на него похож и я... и я не отношусь к нему так, как к младшему.
Ксения была хмельна. Чернов в тот день взял полновесную пятизвездочную бутылку.
– Ну, ты даешь! Чувствовать неприязнь к сыну, потому что он похож на отца. Сдается мне, что ты не то, что не любила, ты ненавидела его...
– Ты не знаешь, какой он был! Скупой, самый умный, язвительный, всю жизнь провалялся на диване, созерцал, понимаешь. А я ему курсовые писала и учебники доставала. Когда завел подрядную фирму, все неприятные дела на меня свалил. Пожарников, налоговиков, энергетиков. Я бегала, зарабатывала, а деньги он держал при себе. И выдавал столько, сколько считал нужным.
– И много денег у него было?
– Не знаю. Всеми финансами заведовал он.
– Не знаешь... Хорошо... – протянул Чернов, раздумывая, не переместиться ли им в альков. Однако в глазах Ксении буйствовало прошлое, и он решил начать издалека: – Знаешь, что мне неприятно...
– Что?
– Твое отношение к Глебу. Понимаешь, я такой же, как и он. Твоя характеристика один к одному мне подходит. Я ревнив, не люблю выбрасывать денег, обожаю посозерцать и подцепить за ребрышко... И испытываю удовлетворение, когда делают за меня что-то неприятное...
Ксения недоверчиво улыбнулась. "Ты такой же, как все!?"
– А как вы жили? – продолжил вопрошать такой же, как все. – Ну, я имею в виду всякое такое.
– Никак. Ему это было надо раз в месяц.
– Значит, у тебя были любовники...
Женщина молчала. Она испытующе смотрела на Чернова. "Сказать, не сказать?"
– Значит, были...
– Не были, а был... – Ксения косо улыбнулась.
"Я на верном пути, – подумал Чернов. – Еще десять минут, и мы будем в алькове".
– Что-нибудь особенное?
– Не знаю, стоит ли рассказывать... Ты такое напридумываешь...
– Стоит, стоит! Давай, начинай, я весь горю от нетерпения.
– Да нет, я не могу...
Чернов никогда не видел Ксению такой смущенной.
– Можешь, можешь. Выпей рюмочку и сможешь...
Ксения, оперативно прислушалась к совету. Закусив конфетой, заговорила:
– Ну, слушай. Однажды под вечер я пошла в огород надергать на борщ морковки. И за забором из рабицы увидела человека в черной маске и в длинном армейском плаще. Я, конечно, застыла от неожиданности, а он улыбнулся как-то обыденно, виновато, может быть, достал из кармана тюбик с кремом, раскрутил его, спустил брюки, смазал свой... свой пенис и принялся онанировать...
– Господи! – воскликнул Чернов. – Ты надо мной издеваешься! Придумала, небось, чтобы посмеяться над моей любовью к психоанализу?
– Я никогда ничего не придумываю... – просто ответила Ксения. – Что было, то было.
– Ну, ты даешь! И что дальше? Ты пришла в себя и убежала в дом?
– Просто ушла. На следующий день он снова стоял у забора...
– Стоял и удобрял твои грядки спермой... Ты, конечно, кинула в него морковкой?
– Нет... Когда он кончил, я подошла и сорвала с него маску. И увидела известного в городе человека.
– Вот это кино... – покачал головой Чернов. – Ну и что дальше?
– Он накинул плащ, натянул брюки и сбивчиво рассказал, что у него давно не получается с женой. Только так. Только когда я на виду. И тут же, жалостливо улыбаясь, попросил показать ему мои... мои бедра. Ну, чтобы я обнажила...
– Понятно. Психиатры говорят, что эксгибиционисты показывают свои половые органы, рассчитывая на то, что зрители покажут им в награду свои. И чем все это кончилось?
– Мне стало его жалко. Он был такой потерянный, такой несчастный.