Русская Армения
Шрифт:
VIII
Развалины Ани, древней столицы царства армянского
Мы торопились воспользоваться хорошею погодою, которая в этой горной стране, в ноябре месяце, далеко не всегда бывает ясною и теплою, — чтобы успеть съездить в Ани, полюбоваться на знаменитые развалины его храмов и дворцов. Путешествие это — не особенно близкое и не совсем удобное. Приходится проезжать пустынными местами, населенными кочующими курдами, и искать ночлега, где Бог пошлет, потому что в самом Ани нет никакого жилья. Ехать в эту глушь, недавно еще бывшую в турецком владении, за нашею границею, без вооруженного конвоя — тоже рискованно. Зять наш, инженер Г., один из строителей тифлисско-карсской дороги, уже два года работал в этих местах и еще раньше побывал в Ани. Он-то и заведовал всем устройством нашей экспедиции. Нас собралась порядочная компания: мы трое с К-ном, зять наш и один его приятель, местный купец-армянин, П. Н. Дрампов, отлично знакомый со всеми местными условиями. Наняты были две коляски, по пятнадцати рублей
В пригородных деревнях виднеются и сады; однако, несмотря на юг, горная местность дает себя знать, и никаких южных плодов, — даже таких неприхотливых, как абрикосы, черешни, виноград, — здесь не родится. В здешних садах вызревают только плоды нашей курской или орловской губернии — яблоки, груши, вишни. Вместо виноградников, видны капустники, как и у нас в черноземной России. Впрочем, и овощи большею частью привозят сюда из других мест. Мы встретили, между прочим, шедший из Сардар-Абада в Александрополь длинный караван верблюдов, привязанных веревками друг к дружке и навьюченных обильными запасами лука, картофеля и всякой другой огородины.
Александрополь очень долго был пограничною русскою крепостью, и сейчас же за Арпачаем начиналась турецкая земля. До сих пор видны места, где, вплоть до 1877 года, стояли турецкие пограничные пикеты. Местные жители рассказывают, что в те печальные времена просто нельзя было жить в окрестностях Александрополя. Турки то и дело грабили, жгли, убивали людей даже на нашей стороне Арпачая, несмотря на то, что день и ночь вдоль реки ездили казацкие разъезды. Теперь тут сравнительная благодать, спокойствие и мир. В этом — великое и еще слишком мало ценимое нами значение больших государств, объединяющих под одною властью и одним законом когда-то враждебные друг другу области и народы, и водворяющих среди них мир и безопасность вместо прежней непрерывной войны, одинаково разорительной для каждой страны.
Селенья, мимо которых мы проезжаем, тоже хранят на себе выразительные следы былых беспокойных времен. Вон, под обрывистою Столовою горою приютилось старинное местечко Баш-Шурагель, а над ним, на обоих краях горы, торчат круглые башни старых укреплений. Еще раньше Баш-Шурагеля проехали мы село Баяндур, где издревле, были поселены греки вместе с армянами и где виднеются две большие церкви; тут долго стояла наша артиллерия, отлично исправившая на свой счет старую греческую церковь.
В Чир-Пелу уцелели остатки грандиозного каменного моста, когда-то сооруженного армянскими царями. Хотя он несколько в стороне от дороги, но мы сходили к нему пешком через каменистое поле, чтобы полюбоваться его развалинами. Это сооружение — чисто римского величия и искусства. Арпачай здесь бежит и ревет в глубоком и тесном каменном коридоре; этим сравнительно узким местом воспользовались старинные строители, чтобы перебросить с одной несокрушимой береговой стены на другую, такую же крепкую, громадный и великолепный мост из тесанных темно-красных камней, тщательно приточенных друг к другу.
Мост этот — целая крепость, поднимающая свои четыре высочайшие стены со дна этой бешеной пропасти. В нем три яруса. Внизу, между стенами, соединенными наверху сводами, — галереи для прохода пеших, жилье для стражи и проезжих, конюшни для лошадей.
В древней Армении был, говорят, обычай устраивать в мостах постоялые дворы своего рода для опоздавших путников, — что и до сих пор встречается во многих местностях турецкой Армении. Построить мост, водопровод, безопасный караван-сарай у восточных народов издавна считалось делом благочестия.
Высота этого моста, широкого как площадь, такова, что голова кружится, когда смотришь с него вниз, в волны бушующего Арпачая. Мост разрушен на самой середине реки, и с другого берега уцелела только маленькая
Село Чир-Пелу виднеется на том берегу, дальше, по обрывистому ущелью и, по всей вероятности, было прежде сильным укреплением.
В Кераче пришлось переправляться через Арпачай, на бывшую турецкую сторону, на которой находятся и развалины Ани. Оба рукава Арпачая разлились широко от бывших недавно дождей; наши лошади шли вброд выше пуза, так что и колеса хлебнули немного арпачайской водицы. Дорога на том берегу изрядно каменистая, жара делается тоже порядочная, и бедные коньки чувствуют это больше, чем кто-нибудь; а тут еще извозчики наши не совсем твердо знают полевые тропы, и едут, очевидно, наугад, более руководясь общим видом окрестностей.
Среди голой, каменистой равнины вдруг вырезались вдали, на фоне знойного неба, две узкие и высокие старые башни.
— «Хоша-Ванк»! — обрадованно сказал наш извозчик, указывая кнутом на башни.
«Хоша-Ванк» значит по-армянски: «две церкви».
Этот древний монастырь — своего рода преддверие бывшей армянской столицы, и путешественники, посещающие развалины Ани, конечно, стараются не миновать его.
Скоро мы были у этих оригинальных двух башен. Они пересекают дорогу в монастырь и стоят как два его сторожа, образуя между собою ворота. Свод над воротами провалился, по-видимому, недавно, потому что на виденных мною рисунках и фотографиях он еще изображается; одна из башен тоже без верху, и самих ворот, запиравшихся когда-то на замки и запоры, разумеется, следа нет. Ворота эти служили в старину для въезда армянских царей в монастырь Хоша-Ванк, где они имели обыкновение отдыхать по пути в Ани. С приворотных башенок звонили в колокола, чтобы дать знать монастырю о приближении царского поезда. В то время дорога в Хоша-Ванк была вымощена камнем, следы которого еще заметны.
Сам Хоша-Ванк лежал теперь впереди нас, позади громадной круглой пропасти, на которой змеились среди болот рукава Арпачая. Вид этого монастыря глубоко характерен. Это — подлинный отрывок из древней истории Армении. Его черные средневековые стены с башнями и бойницами из тесанных камней тесно обступили древние островерхие храмы типического армянского стиля, такие же черные и такие же с головы до ног каменные, как и сами они. Весь этот крепко защищенный замок живописно вырезался своими темными угловатыми очертаниями на безоблачно-синем небе, над самыми обрывами пропасти, отделявшей его от нас.
Пока экипаж объезжал эту широкую и глубокую котловину, мы с К-ном и Петром Ник. решились спуститься по крутым обрывам пропасти вниз, к Арпачаю, чтобы пробраться на торчавший внизу, среди его разливов, скалистый островок, чрезвычайно картинно увенчанный развалинами двух древних церквочек. Порядочно промочив ноги в болотистой низине, мы все-таки добрались кое-как, с камушка на камушек, до привлекавших нас развалин. Стены пропасти, по которым мы спускались, все из красного и желтого туфа, легко поддающегося железу. Вероятно, поэтому они все изрыты пещерами не только кругом монастырской котловины, но и гораздо дальше, вдоль всего русла Арпачая. Из этого же туфа, по-видимому, были выстроены и многие верхние части тех прелестных маленьких церковочек, которые стоят на островке. Храмики эти, самой изящной архитектуры, — в сущности, не что иное как мавзолеи, выстроенные над прахом похороненных здесь армянских царей. Кругом их — целое кладбище, заваленное обломками тех же полуразрушенных храмов. Простая каменная гробница царя Ашота III-го, установленная на пьедестале из четырех ступеней, с надписью 970 года, удивительным образом совершенно уцелела среди хаоса наваленных камней. Первый храм и был посвящен его памяти, а другой, кажется, — царю Гагику I-му.
Не совсем легко было вылезти из болотистой пропасти, окружающей мавзолеи древних царей, на ту сторону, к подножию монастырских стен. Маленькая, бедная деревушка, наполовину врывшаяся в каменные скаты горы, обсыпала монастырь. К нему приходится подниматься по крышам и дворам ее, среди отчаянного лая собак и среди удивленно зевающей толпы оборванных старух и грязных детишек.
Старый, совсем лысый монах-настоятель встретил нас и стал водить по монастырю. Снаружи он кажется далеко не таким обширным и прекрасным, каким оказался внутри. Все это постройки благородного архитектурного стиля, с смелыми куполами, с величественными колоннадами притворов, с тонкою каменною резьбою, с множеством старинных надписей — совершенно в том же роде, как посещенные нами раньше древние монастыри Кегарта, Сурп-Кеворка, Иогана-Ванк и др. Кроме храма, тут и великолепные залы, в которых армянские цари собирали на совещание по государственным делам своих князей и вельмож. Сейчас видно, что это был не какой-нибудь глухой, заброшенный монастырь, а место чтимое и украшаемое царями. Из надписи на одном столбе видно, что монастырь был уже возобновлен в 935 г. царем Абасом, — следовательно, построен значительно ранее. Назывался он, собственно, «Горомоси-Ванк», а название Хоша-Ванк получил от двух воротных башен, носивших это имя. Разрушил его султан сельджуков, Альп-Арслан, в 1064 году. По рассказам летописцев, турки перерезали такое множество монахов, живших в монастыре и в окрестных пещерах, что трехлетний младенец утонул в ручье крови. Но впоследствии монастырь был, очевидно, восстановлен, потому что на нем видны надписи 1174–1336 годов. Из одной надписи узнаем, что в 1198 г. архимандрит Мхитар провел в Горомоси-Ванк с величайшим трудом ключевую воду, что не удавалось прежде даже царям.