Русская драматургия ХХ века: хрестоматия
Шрифт:
[Присутствующие недовольны таки решением Подсекальникова, однако он, вынув револьвер, предлагает любому занять его место. Желающих не находится.]
Семен Семенович. Испугались, голубчики. Ну, так в чем же тогда вы меня обвиняете? В чем мое преступление? Только в том, что живу. Я живу и другим не мешаю, товарищи. Никому я на свете вреда не принес. Я козявки за всю свою жизнь не обидел. В чьей я смерти повинен, пусть он выйдет сюда. <…>
Вбегает Виктор Викторович.
Виктор Викторович. Федя Питунин застрелился. (Пауза.)И оставил записку. <…> «Подсекальников прав. Действительно жить не стоит».
Траурный марш.
1929
Общая
К середине 1950-х годов под влиянием мощного общественного импульса обнаружился огромный творческий потенциал художественной интеллигенции, в том числе и деятелей театра. На театральные подмостки, как свежий ветер, ворвалось дыхание жизни. Театральное десятилетие с 1957 по 1967 год вообще было богато на открытия ярких режиссерских имен. Незабываемы такие явления, как Ленинградский Большой драматический театр, возглавляемый Г.А. Товстоноговым, только появившийся «Современник» во главе с О.Н. Ефремовым, выдающиеся постановки А.В. Эфроса в Центральном детском театре, а потом и в Московском театре им. Ленинского комсомола, спектакли Михаила Туманишвили в грузинском Театре им. Руставели или рождение Театра драмы и комедии на Таганке в 1965 году.
Однако было бы неверным представлять время театральной «оттепели» исключительно в оптимистических красках. Конец 1950-х-1960-е годы – период по-своему драматический, в чем-то даже парадоксальный. С одной стороны, гражданская зрелость общества требовала воплощения во всех сферах общественного бытия, и сделано было для этого все же немало. Но, с другой стороны, в искусстве, в том числе и театральном, по-прежнему господствовали командный стиль, волевое администрирование. Не потому ли зрители тогда так и не увидели на столичной сцене пьес замечательного драматурга Александра Вампилова? В том и состоял парадокс времени, что представители творческой интеллигенции неизбежно сталкивались с практическими трудностями в осуществлении своих замыслов.
Расширяется жанровый диапазон драматургии: развивается и социально-психологическая драма, и историко-документальная пьеса, и комедия. Интерес к молодому герою-современнику, стремление к жизненной правде, к воссозданию реальности с ее острыми проблемами и конфликтами свойственны были всей литературе «оттепели», но драматургии в особенности.
С середины 1950-х годов, когда оживились культурные связи с зарубежными странами и знаменитые европейские театры стали гастролировать в Советском Союзе, драматурги и зрители получили возможность приобщиться хотя бы к некоторым интересным явлениям западноевропейской и американской драматургии. Особенно велик в те годы был интерес к творчеству и теоретическим концепциям Б. Брехта. Не случайно Театр драмы и комедии на Таганке открылся спектаклем по его пьесе «Добрый человек из Сезуана».
Главное место в репертуаре театров заняла социально-психологическая драма, исследовавшая нравственные проблемы жизни современного и, как правило, молодого героя. «Молодежная» тема, окрасившая творчество многих прозаиков, в драматургии оказалась связана в первую очередь с именем В.С. Розова («В добрый час!», 1955; «В поисках радости», 1956).
С жизненными устремлениями молодых героев драмы связывались прежде всего мотивы дороги, путешествий, дальних странствий, помогавших им обрести себя, свое призвание. Для тогдашних юных романтиков Сибирь или целина были не просто географическими понятиями, а символами иной жизни, непохожей на заурядную, мещанскую повседневность, и, соответственно, иных нравственных ценностей. Казалось, стоит только отправиться в путь, сменить привычную городскую квартиру на таежную палатку, и твоя жизнь обретет истинный смысл и сам ты изменишься – станешь сильнее, мужественнее, узнаешь цену истинной дружбе, может быть, встретишь свою любовь. Эти настроения тоже были приметой времени, и неудивительно, что они получили в драматургии самое широкое распространение, в частности, нашли отзвук в таких популярных в свое время пьесах, как «Иркутская история» А. Арбузова (1959) и «Океан» А. Штейна (1960).
Однако драматургов-шестидесятников интересовали
Важное место в драматургии 1950-1960-х годов продолжала занимать военная тема. События Великой Отечественной войны требовали уже не публицистического прочтения, а нового уровня нравственного осмысления. Этические проблемы – героизм и предательство, честь и бесчестье, долг и совесть – оказались в центре внимания в таких пьесах, как «Гостиница «Астория»» (1956) А. Штейна, «Барабанщица» (1958) А. Салынского, «Где твой брат Авель?» (1956) Ю. Эдлиса, «Соловьиная ночь» (1969) В. Ежова.
Возросший в годы «оттепели» интерес к истории способствовал появлению и серьезной исторической прозы, и исторической драматургии. По-прежнему официальной критикой приветствовалось в первую очередь стремление драматургов воплотить на сцене образ вождя мирового пролетариата. Удивительно, однако, что даже в этой области драматургии нашлись свои «отщепенцы», произведения которых не без труда пробивались на сцену. Речь идет прежде всего о пьесах М. Шатрова. Одна из ранних его пьес «Именем революции» (1958) была выдержана вполне в духе погодинской ленинианы, но в дальнейших произведениях – «Шестое июля» (первая редакция – 1964, вторая редакция – 1973), «Большевики» (1967), «Так победим!» (1981) – драматург по мере сил и тогдашних (конечно, весьма ограниченных) возможностей старался пройти путь от «мифа о вожде пролетариата» к подлинным историческим реалиям сложного и противоречивого революционного и послереволюционного времени.
Опыт М. Шатрова свидетельствовал, что драматург, обращаясь к историческому документу, может добиться успеха только тогда, когда пытается аналитически этот документ осмыслить, а не пересоздать в угоду сложившейся политической конъюнктуре, как это позволили себе сделать, например, С. Алешин в пьесе «Дипломат» (1967) или А. и П. Тур в пьесе «Чрезвычайный посол» (1967). Подобный «псевдодокументализм» был весьма распространен в те годы в драматургии. Его натиску, помимо М. Шатрова, пытался противостоять и Л. Зорин, создавший историко-документальные драмы «Декабристы» (1967) и «Медная бабушка» (1970).
Отечественный театр следующего десятилетия – 1970-х годов – был совершенно особым явлением: здесь на сцену нередко пробивалась правда, которую невозможно было увидеть на теле– и киноэкране из-за того, что телевидение и кино были гораздо более доступны массовой аудитории. Театр для российской интеллигенции периода застоя был и искусством, и политической трибуной, и местом подлинных духовных откровений.
Продолжил в эти годы свой трудный путь Театр на Таганке, не снижал художественной планки и Г.А. Товстоногов в Ленинградском БДТ. В полный голос заявило о себе новое поколение талантливых театральных режиссеров – М. Захаров, Л. Додин, Р. Стуруа, А. Васильев, Ю. Еремин, Р. Виктюк, К. Гинкас и др. Так что говорить о застое в развитии отечественного театра никак не приходилось.
И все же признанным лидером в литературе 1970-х годов была не драматургия, а проза, чутко реагировавшая на изменения в общественном сознании, остроконфликтная, многоплановая. И она мощным потоком хлынула на театральные подмостки, заметно потеснив в репертуаре собственно драматические произведения. Критика даже назвала этот период десятилетием инсценировок. Романы, повести, рассказы Ф. Абрамова, Ч. Айтматова, Ю. Бондарева, Б. Васильева, Д. Гранина, В. Распутина, Ю. Трифонова, В. Шукшина, В. Быкова, В. Тендрякова с разным успехом инсценировались в театрах по всей стране.