Русская драматургия XVIII – XIX вв. (Сборник)

Пушкин Александр Сергеевич

Без сомненья.

Хлёстова

Шампанское стаканами тянул.

Наталья Дмитриевна

Бутылками-с, и пребольшими.

Загорецкий

(с жаром)

Нет-с, бочками сороковыми.

Фамусов

Ну вот! великая беда,Что выпьет лишнее мужчина!Ученье – вот чума, ученость – вот причина,Что нынче, пуще, чем когда,Безумных развелось людей, и дел, и мнений.

Хлёстова

И

впрямь с ума сойдешь от этих, от однихОт пансионов, школ, лицеев, как бишь их;Да от ланкартачных [91] взаимных обучений.

Княгиня

Нет, в Петербурге институтПе-да-го-гический, так, кажется, зовут:Там упражняются в расколах и в безверьи,Процессоры!! У них учился наш родня,И вышел! Хоть сейчас в аптеку, в подмастерьи.От женщин бегает, и даже от меня!Чинов не хочет знать! Он химик, он ботаник,Князь Федор, мой племянник.

91

Ланкартачный – искаженное «ланкастерский», по имени английского педагога Ланкастера (1771–1838).

Скалозуб

Я вас обрадую: всеобщая молва,Что есть проект насчет лицеев, школ, гимназий;Там будут лишь учить по-нашему: раз, два;А книги сохранят так: для больших оказий.

Фамусов

Сергей Сергеич, нет! Уж коли зло пресечь:Забрать все книги бы да сжечь.

Загорецкий

Нет-с, книги книгам рознь. А если б, между нами,Был ценсором назначен я,На басни бы налег; ох! басни – смерть моя!Насмешки вечные над львами! над орлами!Кто что ни говори:Хотя животные, а все-таки цари.

Хлёстова

Отцы мои, уж кто в уме расстроен,Так все равно, от книг ли, от питья ль;А Чацкого мне жаль.По-христиански так, он жалости достоин;Был острый человек, имел душ сотни три.

Фамусов

Четыре.

Хлёстова

Три, суд'aрь.

Фамусов

Четыреста.

Хлёстова

Нет! триста.

Фамусов

В моем календаре…

Хлёстова

Всё врут календари.

Фамусов

Как раз четыреста, ох! спорить голосиста!

Хлёстова

Нет! триста, – уж чужих имений мне не знать!

Фамусов

Четыреста, прошу понять.

Хлёстова

Нет! триста, триста, триста.

Явление XXII

Те же все и Чацкий.

Наталья Дмитриевна

Вот он.

Графиня внучка

Шш!

Все

Шш!

(Пятятся от него в противную сторону.)

Хлёстова

Ну, как с безумных глазЗатеет драться он, потребует к разделке!

Фамусов

О

Господи! помилуй грешных нас!

(Опасливо.)

Любезнейший! ты не в своей тарелке!С дороги нужен сон. Дай пульс. Ты нездоров.

Чацкий

Да, мочи нет: мильон терзанийГруди от дружеских тисков,Ногам от шарканья, ушам от восклицаний,А пуще голове от всяких пустяков.

(Подходит к Софии.)

Душа здесь у меня каким-то горем сжата,И в многолюдстве я потерян, сам не свой.Нет! недоволен я Москвой.

Хлёстова

Москва, вишь, виновата.

Фамусов

Подальше от него.

(Делает знаки Софии.)

Гм, Софья! – Не глядит!

София

(Чацкому)

Скажите, что вас так гневит?

Чацкий

В той комнате незначущая встреча:Французик из Бордо, надсаживая грудь,Собрал вокруг себя род веча,И сказывал, как снаряжался в путьВ Россию, к варварам, со страхом и слезами;Приехал – и нашел, что ласкам нет конца;Ни звука русского, ни русского лицаНе встретил: будто бы в отечестве, с друзьями;Своя провинция. – Посмотришь, вечеркомОн чувствует себя здесь маленьким царьком;Такой же толк у дам, такие же наряды…Он рад, но мы не рады.Умолк. И тут со всех сторонТоска, и оханье, и стон.Ах! Франция! Нет в мире лучше края! —Решили две княжны, сестрицы, повторяяУрок, который им из детства натвержён.Куда деваться от княжён! —Я одаль воссылал желаньяСмиренные, однако вслух,Чтоб истребил Господь нечистый этот духПустого, рабского, слепого подражанья;Чтоб искру заронил он в ком-нибудь с душой,Кто мог бы словом и примеромНас удержать, как крепкою вожжой,От жалкой тошноты по стороне чужой.Пускай меня отъявят старовером,Но хуже для меня наш Север во сто кратС тех пор, как отдал всё в обмен на новый лад, —И нравы, и язык, и старину святую,И величавую одежду на другую,По шутовскому образцу:Хвост сзади, спереди какой-то чудный выем,Рассудку вопреки, наперекор стихиям;Движенья связаны, и не краса лицу;Смешные, бритые, седые подбородки!Как платья, волосы, так и умы коротки!..Ах! если рождены мы всё перенимать,Хоть у китайцев бы нам несколько занятьПремудрого у них незнанья иноземцев.Воскреснем ли когда от чужевластья мод?Чтоб умный, бодрый наш народХотя по языку нас не считал за немцев.«Как европейское поставить в параллельС национальным? – странно что-то!Ну как перевести мадам и мадмуазель?Ужли сударыня!!» – забормотал мне кто-то…Вообразите, тут у всехНа мой же счет поднялся смех.«Сударыня! ха! ха! ха! ха! прекрасно!«Сударыня! ха! ха! ха! ха! ужасно!» —Я, рассердясь и жизнь кляня,Готовил им ответ громовый;Но все оставили меня. —Вот случай вам со мною, он не новый;Москва и Петербург – во всей России то,Что человек из города Бордо,Лишь рот открыл, имеет счастьеВо всех княжён вселять участье,И в Петербурге и в Москве.Кто недруг выписных лиц, вычур, слов кудрявых,В чьей, по несчастью, головеПять, шесть найдется мыслей здравых,И он осмелится их гласно объявлять, —Глядь…