Русская фантастика 2012
Шрифт:
— Синие грибы в декольте — тоже ты?
— Моя работа.
Это была гордость творца.
— Ты травил меня все это время!
Ты сорвала со стены генетический дешифратор — и мы побежали. Вернее, побежал я, а ты, стеная и размахивая пушкой, бросилась за мной.
Назовем вещи своими именами: это кризис отношений. По статистике, с кризисом сталкиваются девяносто процентов современных супружеских пар. Преодолеть кризис и сохранить отношения могут только те, кто действует сообща.
Те два часа, которые мы бегали по городу, я много думал. Мы все делали не так. Мы строили наши отношения на чистогане и агрессии, а надо — на бескорыстной любви и вере, что светлые
Опусти дешифратор. Простим друг другу все. Настал момент истины. Твоя способность противостоять моим препаратам, уничтожать побочные эффекты, возвращаться к своему обычному совершенному облику после любых трансформаций — это нечто уникальное. В твоем организме содержится какой-то элемент, который отражает любые попытки изменить тебя, — другого объяснения нет. Ты — особенная, ты — избранная. Спасение человечества — в тебе. Нам следует срочно все бросить и изучить твой феномен. Я абсолютно уверен, что через некоторое время твой организм переработает корректор и все изменения исчезнут. Например, твои губы уже стали прежними. Я обязан разгадать эту тайну.
Что ты говоришь? Надо просто любить себя? Такими, какими мы родились? Это какой-то антикварный романтизм, дорогая. Не ожидал от тебя. Хорошо, предположим, что так и есть. Но всякая любовь (любовь к себе — не исключение) — просто химия. Я извлеку эту химию из твоего организма. На ее основе я создам спасительную вакцину для себя и всего человечества заодно.
После этого человечество просто обязано дать мне Нобелевскую премию и оставить в покое. Вдвоем, прихватив диван, мы уедем к зеленым райским островам, где будем жить в любви и согласии до конца дней своих такими, какими создал нас Господь.
…Сейчас подумал. С учетом твоих привычек… Вдруг у вакцины на основе твоей химии тоже будут побочные эффекты? Например, спасенное человечество полюбит себя, залюбуется, как Нарцисс, заляжет на диваны и больше никогда не встанет, чтобы палец о палец ударить даже для собственного прокорма?
Боюсь, и в этот раз у меня не будет времени для предварительного тестирования продукта.
Максим Хорсун
Обузданное всемогущество
Бог Ветра, Луны и Утренней Звезды, известный под именами Кукулькан и Кукумац, а также под прозвищем Экатль, на исходе первого дня своего пребывания в Палаткуапи соблаговолил проверить работу резчиков народа хопи. Аллея стел из красно-коричневого базальта вела от трехэтажного дворца правителя, в котором теперь жил Экатль вместе со слугами и рабами, к просторной площадке для тлачтли. Умелые руки мастеров-хопи, вооруженных инструментом из превосходной стали, обратили глыбы высотою в два человеческих роста в долговечные носители информации. Указательный палец, украшенный кольцом в виде двух сплетающихся в спираль змей, скользил по причудливым завиткам и изгибам: бог ветра придирчиво осматривал богатые рельефы, терпеливо перечитывал глифы, опасаясь, что жрецы могли допустить ошибки, цитируя его наставления и притчи.
Экатль занимался стелами в относительном одиночестве. Армия чиновников, слуг и телохранителей расположилась прямо на ступенях, ведущих на террасы Верхнего города. Приближаться к богу смертные не смели — на то был дан приказ, но все-таки они не упускали одинокую фигуру из виду: требовательному Кукулькану в любую секунду могло что-нибудь понадобиться. А Кукулькан, как всякий другой избранный второго поколения, был экспансивен, капризен и чуть-чуть инфантилен. Иногда его выводили из себя мелочи вроде едва заметного пятна какао на юбке жреца, за что целый город карался мором, а иногда избранный и небожитель был способен великодушно простить племенам братоубийственные войны и
Тем жарким вечером бог ветра выглядел удовлетворенным: на белокожем лице, украшенном шелковистыми усиками и кучерявой бородкой, то и дело появлялась ласковая улыбка. В широко расставленных колючих глазах светились искорки самодовольства. После того как его золотая обитель возникла из сгустившегося утреннего света на центральной площади Палаткуапи, во дворце был затеян грандиозный пир. Сам правитель города, сладкоголосый и рыхлотелый Уомочинкин, прислуживал богу: подносил яства и прохладную воду. Насытившись и выслушав отчет Уомочинкина о делах в Палаткуапи, Экатль выбрал самых красивых и здоровых девственниц города. До того момента, пока солнце не опустилось за пирамиду с гробницей Ицамна, он с превеликим удовольствием обучал черноволосых красавиц житейским премудростям. И хотя ни к одной девушке Экатль не прикоснулся даже ветерком от своего чистого дыхания, он понял, что в каждой из них с этого дня прорастает зерно новой жизни.
…В то время, когда Экатль проверял правильность рельефов и глифов, на окраине города из черных предзакатных теней возник агатовый ковчег цицицими. Экатль в тот же миг почуял присутствие своих извечных врагов: на то он и был богом ветра. А ветер сразу наполнился гнилостным запахом сероводорода. Гиганты цицицими весь путь провели в барокамерах, и как только ковчег лег брюхом на маисовое поле, пассажиры без промедления выбрались наружу. Хопи падали ниц перед пришедшими на закате, а те были в полтора раза выше любого из смертных и прятали головы под шлемами, похожими на вместительные, начищенные до блеска медные котлы. Шлемы соединялись гибкими трубками с ранцами жизнеобеспечения, закрепленными за спинами гигантов. Цицицими носили облегающие одеяния из серебристой ткани. Из рукавов выглядывали мощные кисти рук, из узких штанин — босые ступни. Помимо прочего, цицицими были неравнодушны к побрякушкам из золота и платины: браслетам, которые они нанизывали на запястья и щиколотки, бусам и тяжелым кольцам. Как, кстати, и Экатль. Эта страсть к блестящему роднила всех избранных, сколь бы непохожими друг на друга внешне они ни были.
Предводителю цицицими понадобилось совсем немного времени, чтобы отыскать бога ветра. Он, не церемонясь, нарушил одиночество Экатля. Полсотни телохранителей кинулись к своему любимому Кукулькану, но один решительный жест заставил их замереть на входе в аллею.
— Будь ты проклят, качина — моя застарелая хворь! — гулко заорал гигант; его усиленный шлемофоном голос разнесся на всю округу. — Пусть сгниет твое семя!!!
— Голеад! Будь ты проклят! — Экатль с достоинством двинулся навстречу врагу. — Убирайся в ту дыру, из которой явился ты, недостойный!!!
— Не упади, мой старый-старый-старый враг… — Голеад осторожно обнял бога ветра. Экатль на несколько мгновений задержал дыхание: от предводителя цицицими непереносимо разило болотной гнилью. — И как принимают голопузые в этом Цикле?
— Не упади, Голеад! Голопузые есть голопузые, — ответил Экатль, кивая в сторону смертных. — Сколько ни учи, сколько ни карай, они все равно остаются наполовину растениями, из которых созданы. Но люди по-прежнему милы моему сердцу.
— Чувствую, ты прибыл сам. Это правда?
— Правда, — вздохнул Экатль. — Со мной лишь слуги и рабы. Избранных осталось слишком мало…
— …и все они — в Совете! — вставил Голеад.
— …а Множество — велико, — закончил Экатль.
— Да, мой мальчик. Множество — оно велико! — согласился цицицими.
Голеад поглядел на ближайшую стелу. Сквозь круглое оконце в его шлеме виднелись миндалевидные глаза без белков и крошечный бугорок с двумя щелками, который был у цицицими вместо носа.