Русская фантастика 2012
Шрифт:
Проклятье. Сколько раз я слышал этот вопрос.
— Сотрудничать, — говорю я. — Послушай, Артем, я не стану обещать тебе золотые горы. Я вообще обещать не стану. Собственно, не ты, так другой. Другие. Не в этом дело. Мы помогаем людям, понимаешь? Помогаем реально. Иногда деньгами. Не бог весть что, но все же. Но главное — мы даем поддержку. Если тебе станет плохо, ты можешь позвонить мне. Оставить сообщение в Чуме. Не мне, так другому. Мы не бросаем своих.
Он сглатывает слюну.
—
— Крестниками.
— Сколько крестников тебя кинули?
Я чувствую, что начинаю краснеть.
— Много, — произношу я глухо. — Очень много. Наверное, каждый второй.
— В том-то и дело, — говорит он. — Я не кидаю. Никогда не кидал и не стану. Но если я соглашусь на… — Он запинается. — На сотрудничество, мне придется тебя кинуть. Мне не выбраться оттуда, понимаешь. Не соскочить. У меня ничего не осталось, только Чума. Я подсел на нее, думал: поиграю и брошу. Не вышло, меня затянуло, как и других. А потом меня подставили. Я дорос до десятой ступени, а один подонок на девятой, он обещал…
— Подожди, — прерываю я его. — Не рассказывай мне сейчас. Вот мой телефон. Выйдешь отсюда — позвони. В любом случае позвони, ладно? Я покажу тебе, как мы работаем. Покажу, что мы делаем. Что можно сделать. Потом решишь. Позвонишь?
— Хорошо, — говорит он. — Обещаю.
— Мне сказали, что сестры тебя собирают, — говорю я Насте. — А они, судя по всему, отвели тебя в салон красоты.
Настя преобразилась. Она совсем не похожа на себя утреннюю. Передо мной стройная, уверенно держащаяся миловидная девушка.
— Я всего лишь одолжила немного косметики, — говорит она. — Я тебе нравлюсь?
— Да, — говорю я искренне и вновь краснею, как недавно с Артемом. — Пойдем, машина во дворе.
— Что я должна буду делать? — спрашивает Настя, когда мы выезжаем на автостраду.
— Ничего. Пока ничего. Я не стану просить тебя никого подставлять или сдавать. За одним исключением.
— Вот как! Каким же?
— Настя, — говорю я, — давай я не стану читать тебе мораль и скажу напрямик. Ты ведь представляешь, чем мы занимаемся?
— В общих чертах.
— Хорошо. Меня интересует информация. На одного человека. Если, конечно, можно назвать его человеком.
— На императора?
— Да.
— Что тебя интересует?
— Все. Все, что ты о нем знаешь.
— Что ж… Это страшный человек.
— Я догадываюсь. Можно конкретней?
— Боюсь, что конкретики мало. Никто не знает ни кто он, ни где живет, ни сколько ему лет. У него механический, пропущенный через преобразователь голос. А вот он… Он знает все. Обо всех. Обо мне тоже. Знает, кто я. Где живу. Как выгляжу.
— Даже как выглядишь? Каким, интересно, образом?
— Однажды он велел мне явиться в одно пустынное место. Я пришла. Он проехал мимо на машине. Посмотрел на меня. И исчез. А возможно, это был и не он, а кто-то, меня сфотографировавший. Так он поступает со всеми, кого приближает к себе. Это ужасный человек. Беспощадный. Он забавляется тем, что тасует людей, как карты в колоде. Играет ими, жонглирует.
— Хороший мальчик, — говорю я. — Как он выглядит? Виртуально, разумеется.
— Так же, как его персонаж.
— Вот как? Кто же его персонаж?
— Он называет себя товарищ Сталин.
В квартире у Насти даже не беспорядок — погром. Я ошеломленно останавливаюсь на пороге. Как сказал бы Андрюхин, бардак с прицепом.
— Извини, не помню уже, когда делала уборку, — говорит Настя стыдливо. — Не до нее было. А потом — не успела.
— Ничего, — говорю я. — Ты уверена, что я могу войти? Сейчас самое время меня кинуть.
— Эх ты, Валенок. Я не кидаю.
Символично. Сегодня я слышу эти слова уже второй раз. Я вхожу, и Настя, взяв меня за рукав, тащит по коридору.
— Пожалуйста, не оглядывайся, мне действительно стыдно. Зато в спальне у меня полный порядок.
Спальней, впрочем, назвать это трудно. От нее в комнате лишь кровать в углу. В остальном это больше похоже на небольшой компьютерный центр.
Настя входит в сеть. На мониторе — заставка Чумы. Девушка вопросительно смотрит на меня.
— Я не стану мешать, — говорю. — Заходи, делай, что следует, на меня не обращай внимания. Ах да, одна просьба. У тебя сохранились его сообщения?
— Кого? Императора?
— Да.
— Конечно. В архиве. Правда, их немного, он предпочитает личные беседы.
— Совсем как покойный тезка, — говорю я. — Скинь, пожалуйста, то, что есть, на флэшку. Я займусь ими дома.
Выхожу из спальни и принимаюсь за уборку. Часа три я драю полы, уничтожаю кладбища пыли и перемываю Кордильеры посуды. Под конец чувствую, что устал как пес и как он же голоден.
— И этого человека называют Валенком, — говорит смущенная Настя. — Я закончила, сейчас будем пить чай. У меня где-то должно быть печенье. И коньяк.
С хрустом уминаю коробку печенья. Чай никуда не годится, зато коньяк хорош.
— У тебя есть кто-нибудь? — спрашивает Настя.
Давлюсь печеньем. Спешно запиваю его коньяком.
— Нет. Я один. С тех пор, как Вера… Ну, ты понимаешь. Были, конечно, связи. Кратковременные. А у тебя?
— Никого. И не было. С тех пор, как подсела на Чуму.