Русская готика
Шрифт:
Наталья спросила, куда они идут. Олег ответил, что к озеру. Ей хотелось взять его за руку (на ее ягодицах остались следы от его пальцев, метки).
– Так не расскажешь мне об особняке? Ты ведь живешь тут пять лет.
– Пять лет, – отозвался Олег.
– Ну? Разве ты не залезал в детстве в брошенные дома? Не лазил по чердакам и подвалам.
Он обратил на нее свой пронизывающий взгляд, но тут же отвернулся.
Я могла бы принадлежать ему всегда. Я ненормальная.
– Я родился и рос в деревне, – сказала Олег. – Там не очень-то много таких домов.
– А… Но все-таки были?
– Один или два. За рекой. Мы там играли, пока не подожгли нечаянно – костер разводили. Ох нам и попало. Но там ничего особенного не было. Ни привидений, ничего…
Он замолк,
– Привидений? – Наталья попыталась придать этому слову шутливый тон. – Ну-ка что там насчет привидений?
– Ничего. – Ни намека на юмор.
– То есть, ты их никогда не видел?
– Нет, конечно. Привидений не бывает, – сказал Олег.
Он раздумал идти к особняку и взял направление к озеру. По обеим сторонам тропинки потянулись высокие кусты. Наталья оторвала веточку. Олег обернулся на нее, но ничего не сказал. Ему не нравилось, когда так поступают.
– А в особняке? Значит, не был внутри?
– Я уже говорил, что не был.
Похоже, я ничего от него не добьюсь. Жаль. Но он что-то знает и молчит. Возможно, Олег что-то видел внутри дома… Например, тех повешенных.
– А ты не знаешь, что произошло с семьей прежнего покупателя? В девяносто пятом?
– Несчастный случай. Просто они умерли. Его жена и две девочки, одна из которых даже не его дочь, а подруга дочери… Нас ведь не водили на экскурсии в особняк, – сказал Олег. – Так что я не в курсе. – Говоря, он не поворачивался. Его реакция удивляла, но в то же время убеждал Наталью в том, что Олег скрывает правду.
«Но зачем мне это надо? Чтобы не спать по ночам и думать о призраках? Мне снились трое повешенных… Но я откуда мне знать, что это они?»
– Их повесили? – спросила Наталья.
– Кого?
Рассказать ему про сон?
– Те женщины?
Олег обернулся. Ну это уж совсем глупости, откуда мне знать? – говорил его взгляд.
– Я не знаю.
Несколько минут молчания отдалили их друг от друга. Наталья шла помахивая веточкой. Близость, которая была между ними, возможно больше не повторится. Если бы только знать, о чем Олег думает! Ей было обидно. Но разве она вправе была рассчитывать на откровенность незнакомого человека, странного человека, по определению Шведовой, пусть даже и между ними произошло это? Наверное, нет. Наталью подвело стремление найти родственную душу. Может быть.
– Значит, ничего, – сказала она.
– В каком смысле? – спросил Олег.
– Ничего странного.
– Ничего.
Он врет, он не мог не быть внутри. Наталья взмахнула рукой и хлестнула веткой по кустам.
Она не могла рассказать ему о том, что испытала вчера в доме. Внутренне не была готова. Следовательно, не может требовать от Олега того же. Если у них завяжутся какие-нибудь отношения, то, может быть, ситуация изменится.
Сквозь сон он слышал ее мысли, те, которые Наталья перебирала в уме, пока они шли к озеру. Привидений не бывает. Он врал, потому что не видел иного выхода. Эта женщина манила и пугала его. Чем? Олег не мог сказать. Так же было с Зоей, которую он никогда не понимал; когда она умерла, на него накатило отчаяние, появились даже мысли о самоубийстве, но Олег не решился на такой шаг. Мысли о Зое и боль ушли быстро, и его невеста осталась жить только во снах. Сны знали, кости знали, что было, что есть, что будет. Противиться их воле – только множить зло, Олег давно убедился.
Он боялся сходиться с Натальей, как было и с другими женщинами; глубоко внутри него еще сидел страх потери – и будет, видимо, сидеть до конца дней; у этого страха было много лиц, знакомых и незнакомых, но Олег точно знал, что среди них есть и отец, и мать, и Зоя.
кости не одобрят его связь с этой женщиной и неизвестно, что они могут сделать
К тому же тут был замешан особняк. Олег не видел связи между многими явлениями, но подозревал, что это незнание не будет вечным. Он, конечно, не мог (если и хотел) рассказать Наталье о повещенных женщине и девочках. Они явились ему год назад, примерно в это же время, летом.
Отчетливо… Олег курил, стоя рядом с особняком, и смотрел на его обшарпанные стены. Ему казалось, что от них исходит гудение, похожее на звук, издаваемый линиями ЛЭП. Особняк звал, его голос заглушал даже голос костей (хотя на мгновенье Олег подумал, что их голоса почти не отличаются). Он хотел войти. До этого ему доводилось бывать в заброшенном доме только два раза – и всегда при свете дня и на ослепительном солнце. Олег не отдавал себе отчета, что стремится что-то отыскать среди этих стен и опасно подгнивших балок. Что? В чем он испытывает нужду? Дом – не место для прогулок. Олег знал эту историю с человеком, который собирался курить этот особняк, тетя Ирина рассказала. По ночам Олег представлял себе висящие рядом тела. Ноябрьский стылый день – неудачное время для того, чтобы заниматься какими-либо строительными работами здесь (а какое-либо другое может быть удачным?). Тетя Ирина сказала, что при мертвецах нашли записку, якобы она была написана почерком женщины и не вызывала подозрений. Милиция допрашивала ее мужа, но ничего ему не предъявила. Дело закрылось. Следователям, видимо, просто было неохота заниматься заведомо неперспективным делом… Олег думал по-другому. Особняк способствовал тому, что эту историю замяли. Концы в воду – и тишина. Особняк во всем виноват. Иногда, местные рассказывали, он словно исчезал со своего места; если пройти в дождь или снег мимо, на определенном расстоянии, то можно просто не увидеть его на привычном месте. Может быть, всему виной угол зрения, думал Олег. Тем более, если перед человеком встает завеса из дождя или снега. Еще говорили, что особняк водит людей, оказавшихся рядом, не теми дорогами; точно леший в лесу, он заставляет сворачивать не туда; иной раз, по словам тети Ирины, человек мог бродить вокруг особняка часами и не найти дороги назад. «Неужели правда, что дом исчезает?» – спросил Олег. Тетя Ирина подтвердила, что видела это однажды сама, и с тех пор не подходит к нему близко. Особняк напоминал мираж, его очертания пропадали, размывались, но потом – мозг не успевает уловить изменений – все возвращается в норму. Человек испытывает безотчетный ужас. Но такое случает не часто. Особняк сам по себе, без этих странностей, грязное и плохое место. Грязное и плохое, сказала тетя Ирина.
Олег думал о ее словах, когда поднимался по искрошенным ступенькам крыльца. Особняк делает что-то с людьми. Заставляет их забывать о его существовании, не видеть, не помнить… Наверное, так ему удалось остаться нетронутым все это время. Но зачем? Олег, естественно, не понимал логики этого места. Он чувствовал только зов. Словно его приглашали на что-то посмотреть.
Олег вошел через парадный вход, слыша, как вода капает с балок после недавнего дождя. Через прорехи в крыше вода попадала на второй этаж, а потом стекала на первый. Тишина. Только звук капель. У Олега все сжимается внутри, он понимает, что поступает неверное, но зову противиться не в состоянии. Может быть, так с ним говорят кости. Он стоит в холле и оглядывается по сторонам. Воспоминания очень четкие, словно изображение на новом, хорошо отрегулированном телевизоре.
Грязное и плохое место. Олег пытался представить себе, как тут было до начала эры запустения. Какие здесь жили люди, о чем они думали, и что им было дорого в жизни. Капли воды падают на пол, засыпанный штукатуркой и гипсом. Этот дом умер, но продолжает жить. Олег не хочет идти дальше, но что-то его тянет: посмотри, не закрывай глаза, я хочу тебе что-то показать… Голос костей и вправду был неотличим от голоса особняка. Дом знал, как можно обратиться к Олегу. Иди, я покажу тебе что-то. Олег одолел половину лестницы, ведущей наверх и остановился, пригвожденный к месту. На балке, обнажившейся после обрушения части потолка, висят три тела. Их ноги видны на фоне дверного проема, ведущего в бальный зал на втором этаже (бальный зал наверху? – странно). Олег видит, как трупы поворачиваются и раскачиваются от сквозняка. Опухшие, почти черные от прилива крови лица, вывернутые вверх и в сторону шеи. Полуприкрытые глаза навыкате. У женщины между губ торчит кончик языка. Он серо-черного цвета и покрыт грязью. Олег пятится, шагая спиной назад. Трупы раздеты до нижнего белья. Раздеты.