Русская идея: иное видение человека

Шпидлик Томас

Но и здесь мы можем сделать интересное филологическое замечание: понятие истины близко по значению понятию правды, справедливости. И во многих славянских языках именно слово правда означает истину. Как и славянофилы, народники 70–х годов XIX века (например, Н. Михайловский) отстаивали идею о том, что «правда–истина» должна соединиться с «правдой–справедливостью» [323] . В черновом варианте «Братьев Карамазовых», датированном 20 февраля 1880 года, Алеша Карамазов должен был стать мучеником не ради теоретической истины, но ради истины нравственной, ради правды, персонифицированной истины, ибо истина есть Христос [324] .

323

Н. БЕРДЯЕВ, Русская идея. С. 116.

324

R. ONASCH. Еп quite d’une Orthodoxie alternative. Le Christ et I’Eglise dans /' ceure de F. M. Dostoevskij//Mille ans. P. 249 ff.

Однако такой подход содержит в

себе и негативный аспект. Неспособность видеть истину в отрыве от нравственности привела многих русских к атеизму. М. Бакунин в книге Бог и государство [325] высказывает свои возражения против христианства следующим образом: как может религиозная истина быть истинной, если ее проповедь далеко отстоит от жизни?

Динамическая истина, плод творческого познания

325

Бог и госидарство. Петроград, 1918; Dieu et I’Etat, CEuvres. Paris, 1907— 1911. Т. I. P. 261–320.

Живая, конкретная истина вводится в историю спасения и его эволюцию. И потому многие мыслители скептически относятся к «истинам абсолютным и вечным». Свободные личности, пишет П. Лавров, стремятся к достижению свободных целей и выражают их в соответствии со степенью своего развития [326] . Будучи свободным, акт познания нуждается в творческом подходе. Книга Бергсона Творческая эволюция [327] сразу по выходе привлекла сочувственное внимание в России. Она была переведена на русский С. Булгаковым [328] и вызвала многочисленные отклики [329] .

326

COPLESTON, Philosophy. P. 140.

327

Paris, 1907.

328

Москва, 1909.

329

Ср.: Theophane. P. 52.

В особенности Николая Бердяева можно считать защитником жизненного творчества в процессе акта познания. Изначальное противоположение, лежащее в основе его философии — это противоположение «природы» и «духа», иными словами, свободы и необходимости, жизни и вещи. Наука интересуется только природой, объективным миром; она никогда не познает Истину, но только истины. Цель же философии заключается именно в познании Истины, что с самого начала предполагает избрание жизни [330] .

330

Н. БЕРДЯЕВ, Философия свободного духа. Париж, 1933. С. 31; ОН ЖЕ, Опыт эсхатологической метафизики. Творчество и объективация. Париж, 1947; Е. PORRET, Berdiaeff. Р. 105 Н.

II. По ту сторону рациональных понятий

Истина антиномична

Поскольку идеи не могут выразить всей истины, часто случается, что они противостоят друг другу. Это понимали мистики, и некоторые тексты Григория Паламы, затрагивавшие эту проблему, стали знаменитыми. Он говорит, что нужно уметь утверждать две вещи одновременно, сохраняя при этом их антиномичность как критерий благочестия [331] .

331

PG 150, 932d, Theophanes; ср.: П. ЕВДОКИМОВ, Женщина и спасение мира. С. 95.

В России были убеждены в том, что не только мистики могут приходить к подобным выводам [332] . Несмотря на то, что гегельянская теория «тезиса» и «антитезиса» стала очень популярной [333] , русские мыслители, тем не менее, с трудом верили в существование синтеза, могущего снять это противоречие. Во всеединстве остается coincidentia oppositorum (совпадение противоположностей) [334] ; цельная истина содержит в себе «антиномии» и невозможно «логически объяснить тайну этого противоречивого соотношения — объяснить ее так, чтобы она перестала быть тайной», — пишет Франк [335] .

332

Интересно отметить, что утверждал Л. Шестов, говоря о В. Белинском. «Как человек, искушенный опытом, — говорит он, — он слишком глубоко чувствовал, сколько опасности кроется во всяком чрезмерно страстном увлечении идеей. Он знал уже, что в глубине идеи таится неразрешимое противоречие, и потому старался держаться ее поверхности». Ср.: Л. ШЕСТОВ, Философия трагедии. Достоевский и Ницше. Москва, 2001. С. 157.

333

Н. ЛОССКИЙ, История русской философии. С. 425 и сл.; С. 268 и сл.

334

Л. Карсавин у Н. ЛОССКОГО, История русской философии. С. 381 и сл.; 395 и сл.; ср.: L. GANClKOV//EnFil II. Col. 1679

335

С. ФРАНК, Свет во тьме. Париж. С. 29.

Термин «антиномия» постепенно становится привычным, и потому о. П. Флоренский пытается установить его происхождение. Он говорит, что почти с полной уверенностью можно утверждать, что это слово с самого начала было юридическим термином: contentio legum contrariarum, который использовал уже бл. Августин. Кант ввел этот термин в философию, ибо «склад его мышления и всей натуры был насквозь правовой и даже законнический». После него «положение «антиномии» как термина настолько упрочилось и пользование им настолько распространилось, что обсуждать дальнейшую историю

термина было бы слишком кропотливо» [336] . В качестве символа, указующего на антиномический характер нашего познания, Флоренский выбирает образ военного метательного снаряда, известного еще в древности и называвшегося у римлян тигех ferreus — западня, используемая для того, чтобы преграждать дорогу неприятельской коннице [337] . Этот снаряд «представляется естественным символом для антиномического догмата, который всегда говорит «да», устанавливаясь плотно любою гранью своей, но всегда при этом выставляет вверх острие, имеющее ранить того, кто вообразит, что этим «да» догмат обессилен и уничтожен» [338] .

336

Свящ. П. ФЛОРЕНСКИЙ, Столп и утверждение истины. XXVI. С. 582–586: к истории термина «антиномия».

337

См. рисунок к письму 6–му в «Столпе…». С. 143.

338

Там же. С. 808.

Психологический фон

Иностранные наблюдатели [339] часто бывают удивлены «противоречиями русской души», резкими сменами противоположных эмоций. Бердяев развивает эту тему в своем раннем труде Душа России. В этой работе, являющейся частью сборника Судьба России, содержится следующее утверждение: «Русский народ есть в высшей степени поляризованный народ, он есть совмещение противоположностей» [340] . В известной степени эти свойства отражают условия российского климата, при котором ледяной холод сменяется жарким летом [341] . Русские не озабочены разрешением противоречий, они в них живут. В литературе мы находим множество свидетельств, подтверждающих это. Все, кто читали романы Достоевского, бывали поражены странностями его персонажей. В них можно обнаружить переплетение противоречий и иррациональных элементов, больную, разрывающуюся на части душу, психологические изъяны, и, однако, у тех же самых героев бывают сильные мистические порывы и, несмотря на свою нравственную безудержность, они постоянно заняты разрешением «последних» вопросов. Но особенно сильно чувствуется в них жажда общения, неважно с кем и неважно о чем, может быть, даже и с дьявольскими силами, равно как и с Богом [342] .

339

Е. PORRET, Berdiaeff. Р. 12.

340

Душа России. Москва, 1916; ср.: Судьба России… Москва, 1918; Русская идея. С. 5.

341

Т. SPIDLJK, Les grands mystiques russes. Paris, 1979. P. 373 ff.

342

J. — L. SEIFERT, Die Weltrevoluzioncire von Bogomil iiber Huss zu Lenin. Wien, 1931.

Поэт Н. Минский даже утверждал, что наша жизнь и цивилизация столь мало связаны друг с другом, что единственным абсолютом является «не–бытие» (по–гречески tne on); и потому он назвал свою теорию «ме–онической» философией, исходя из того, что единственное несомненное знание есть незнание [343] . В связи с этим мы хотели бы привести следующее остроумное высказывание J1. Толстого: «Только немцы бывают самоуверенными на основании отвлеченной идеи — науки, то есть мнимого знания совершенной истины. Француз бывает самоуверен потому, что он почитает себя лично, как умом, так и телом, непреодолимо обворожительным как для мужчин, так и для женщин. Англичанин самоуверен на том основании, что он есть гражданин благоустроеннейшего в мире государства, и потому, как англичанин, знает всегда, что ему делать нужно, и знает, что все, что он делает как англичанин, несомненно хорошо. Итальянец самоуверен потому, что он взволнован и забывает легко и себя, и других. Русский самоуверен именно потому, что он ничего не знает и знать не хочет, потому что не верит, чтобы можно было вполне знать что–нибудь» [344] .

343

H. М. МИНСКИЙ, Религия будущего (Философские разговоры). С. — Пе–тербург, 1905; ср.: Н. ЛОССКИЙ, История русской философии. С. 429.

344

Л. Н. ТОЛСТОЙ, Война и мир. Ч. 1, X. Самара, 1996. Т. 3. С. 45–46.

Истина мета–логична

При столкновении с логическими противоречиями человек может поддаться искушению поверить в существование «высшей логики». Наша Аристотелева логика, говорит Н. Васильев, всего лишь большой набор возможных логик [345] . Но большинство мыслителей не верят в эту утопию. Однако даже если бы она была возможна, это все равно не разрешило бы проблемы. На самом деле человек, по мысли К. Аксакова, обрел познание под «бременем логики», но он прекрасно понимает, что истинная наука должна стремиться к познанию за пределами этих границ [346] . Живая истина — это сила, утверждает А. Хомяков. Эту силу нельзя постичь разумом. Поскольку она не является объектом, она принадлежит к «допредметной» реальности. Другими словами, это «принцип металогический» [347] .

345

Как Н. Лобачевский создал свою систему неевклидовой геометрии, независимую от аксиомы о параллельных прямых, так и мы можем принять неаристотелеву логику, независимую от принципа противоречия (Н. ВАСИЛЬЕВ, Воображаемая (неаристотелева) логика//Журнал Министерства Народного Просвещения. Август, 1912. С. 207–246).

346

GOERDT, I. S. 306 ff.

347

V. A. GRATIEUX, A. S. Khomiakov et le mouvement Slavophile. Vol. II. Paris, 1939. P. 207.