Русская идея: иное видение человека
Шрифт:
Чтобы понять это утверждение, следует напомнить о том, что русские мыслители ощущали себя непосредственно ответственными за все человечество. Истинный смысл этой ответственности был христологическим, кенотическим: Христос спас людей, став одним из них, «истощив Самого Себя» [965] . Достоевский был убежден, что русские способны к такому кено–зису. Версилов, чьими устами Достоевский высказывает многие свои мысли, говорит, что европейцы «несвободны, а мы [русские] свободны. Только я один в Европе, с моей русской тоской, тогда был свободен… Всякий француз может служить не только своей Франции, но даже и человечеству, единственно под тем лишь условием, что останется наиболее французом; равно англичанин и немец. Один лишь русский, даже в наше время, то есть гораздо еще раньше, чем будет подведен всеобщий итог, получил уже способность становиться наиболее русским именно лишь тогда, когда он наиболее европеец. Это и есть самое существенное национальное различие наше от всех… Я во Франции — француз, с немцем — немец, с древним греком — грек и тем самым наиболее русский. Тем самым я — настоящий русский и наиболее служу для России, ибо выставляю ее главную мысль» [966] . Вот почему в другой работе, говоря о Пушкине, Достоевский даже утверждает, что русский человек — всечеловек, что ему свойственна всемирная отзывчивость. В соответствии с этой характеристикой русский народ — это народ–богоносец, поскольку он восприимчив ко всему [967] .
965
См. выше с. 57–58 наст, издания.
966
Подросток. Ч. III, гл. 7, Ш//Собр. соч. Т. 13. С. 377.
967
Н. БЕРДЯЕВ, Русская идея. С. 70.
Итак, установлены нравственные основания универсальной миссии. Но существуют и другие основания «гносеологически религиозного» порядка. Русское богословие стремится к снятию противоречий не в совокупности добродетелей или абстрактных принципов, но в личности Христа, Который ввел нас в тайну Св. Троииы и Который Сам есть принцип Всеединства [968] .
В заключение можно привести слова Вл. Соловьева: ««Не добро человеку быть одному». То же можно сказать и о всякой нации. Девятьсот лет тому назад мы были крещены Святым Владимиром во имя Животворящей Троицы, а не во имя бесплодного единства. Русская идея не может заключаться в отречении от нашего крещения. Русская идея, исторический долг России требует от нас признания нашей неразрывной связи с вселенским семейством Христа и обращения всех наших национальных дарований, всей мощи нашей Империи на окончательное осуществление социальной троицы, где каждое из трех главных органических единств, Церковь, государство и общество, безусловно, свободно и державно, не в отъединении от двух других, поглощая или истребляя их, но в утверждении безусловной внутренней связи с ними. Восстановить на земле этот верный образ божественной Троицы — вот в чем русская идея. И в том, что эта идея не имеет в себе ничего исключительного и партикуляристи–ческого, что она представляет лишь новый аспект самой христианской идеи, что для осуществления этого национального призвания нам не нужно действовать против других наций, но с ними и для них, — в этом лежит великое доказательство, что эта идея есть идея истинная. Ибо истина есть лишь форма Добра, а Добру неведома зависть» [969] .
968
См. выше с. 64 наст, издания.
969
Вл. СОЛОВЬЕВ, Русская идея//О христианском единстве. С. 245–246.
Глава пятая. Человек и космос
I. Человек перед лицом космоса и в космосе
«Естественное» созерцание
Когда говорят о связи человека с космосом, то нередко смешивают два отношения: человек может ощущать себя как бы перед лицом той реальности, которая предстает перед его взором, или же он может чувствовать себя включенным в эту реальность, которую он воспринимает как органическое всеединство. Из первого отношения родилась древняя «физика», наука de rerum natura (о природе вещей). Святые Отцу, одухотворив эту науку, превратили ее в theoria physike, «естественное созерцание» [970] . Хотя греки и разработали принципы этой «космической молитвы», они сравнительно редко прибегали к ней из–за интеллектуального характера своего мышления, которое больше было сосредоточено на «природе» космоса, а не на конкретном космосе, да к тому же, скорее, в контексте эстетическом. Однако такое отношение весьма часто встречалось у русских аскетов в эпоху Кирилла Туровского [971] и было частью молитвенной практики «паломников». Архимандрит монастыря Митрофана Воронежского Прокофий Коропцев однажды произнес большую речь на эту тему, которую заключил следующими словами: «Несомненно, что видимая природа — это книга, насыщенная разнообразными сведениями о земной и загробной жизни. Надо только научиться использовать их…» [972] .
970
La spirituality. P. 323; La priere. P. 146, 197.
971
Слово о небесных силах, приписываемое преп. Кириллу; ср.: PODSKAL–SKY, Christentum. S. 102.
972
ПРОКОФИЙ КОРОПЦЕВ, Публичные чтения… Воронеж, 1878. С. 65.
Практические наставления о том, как можно прилагать природу к молитве, можно найти у св. Тихона Задонского в его книге Сокровище духовное, от мира собираемоеВ ней он обучает аллегорическому истолкованию, в соответствии с которым каждая видимая вещь является символом невидимой реальности. Богословское обоснование такого «естественного созерцания», содержащееся у о. П. Флоренского, имеет ту же аргументацию, что и Беседы, на Шестоднев св. Василия Великого [973] .
973
Т. SPIDLIK, La sophiologie de S. Basile//ОСА 162, Roma, 1961. P. 25 ff.
Первые слова книги Бытия — это рассказ о творении. Господь сотворил небо и землю (Быт. 1,1). Патристическая традиция всегда истолковывала это место как напоминание о двух мирах — видимом и невидимом, существующих «неслиянно и нераздельно». Эта формула содержит узловой пункт онтологии и находится в согласии с утверждением Флоренского о том, что «онтологизм» того или иного явления означает его принадлежность к двум мирам — видимому и невидимому — и, следовательно, способность мира невидимого символическим образом «являть себя» в мире видимом, так и способность видимого мира таким же символическим образом открывать для себя мир невидимый [974] . В личностном плане степень истолкования двух миров зависит от веры каждого, от степени его духовной аскезы, от степени достигнутой святости. Подвижник, достигший святости, становится живым свидетелем невидимого мира в этом мире, свидетелем «взаимопроникновения» двух миров друг в друга (а эта способность даруется Христом) и потенциальной «открытости» невидимого мира для каждого из нас [975] .
974
Свящ. П. ФЛОРЕНСКИЙ, Собрание сочинений. Т. I. Статьи по искусству. Париж, 1985. С. 193.
975
Там же. С. 204–205; ср.; V. LEPAKHINE, L’ontologisme de I’icone dans I’interpretation de Paul Florenskij//Mille arts. P. 278: «Чем больше усилий прилагает личность для того, чтобы приблизиться к Богу, тем сильнее действует благодать, которая дается ей для того, чтобы помочь в этом, и тем в большей степени открывается ей мир невидимый и сбрасывает свои покровы, так что и она сама раскрывается для воздействия на нее божественных энергий, чтобы преобразившись, стать наконец способной (по мысли Флоренского) к непосредственному созерцанию идей вещей, ноуменов».
Учение св. Василия Великого и Оригена о Логосе, воплотившемся в космосе, можно найти и в произведениях Г. Сковороды [976] , Ломоносова [977] , Арсеньева [978] и других мыслителей. Лосев пишет, что весь мир есть слово, лестница различных степеней «словесности». «Человек — слово, животное — слово, неодушевленный предмет — слово. Ибо все это — смысл и его выражение» [979] .
976
Ср.: Т. SPIDUK, Les grands mystiques russes. Paris, 1979. P. 352.
977
GOERDT, I. S. 197–202.
978
О жизни преизбыточествующей. С. 105.
979
А. Ф. ЛОСЕВ, Философия имени. Москва, 1927; Н. ЛОССКИЙ, История русской философии. С. 376.
Красота космоса
Аллегорический метод истолкования космоса включает в себя размышления, способные изнурить наш дух. Чтобы облегчить восхождение духа к Богу, считает Василий Великий, достаточно любоваться красотой мироздания [980] . Говоря о природе, русские философы переходят от языка абстрактного к воскрешению в памяти живого личного опыта встречи с Богом. Поразительные описания таких «экстазов» можно встретить у Вл. Соловьева, Н. Трубецкого, о. Павла Флоренского, о. Сергия Булгакова [981] .
980
La sophiologie de S. Basile. P. 227 ff.
981
См. замечательные автобиографические тексты о. С. Булгакова, цитируемые Н. Лосским в его Истории русской философии. С. 250–253.
Достоевский описывает подобное отношение устами старца Зосимы в Братьях Карамазовых. «Люби повергаться на землю и лобызать ее. Землю целуй и неустанно, ненасытимо люби, всех люби, все люби, ищи восторга и исступления сего… Любите все создание Божие, и целое и каждую песчинку. Каждый листик, каждый луч Божий любите. Любите животных, любите растения, любите всякую вещь. Будешь любить всякую вещь — и тайну Божию постигнешь в вещах» [982] .
982
Братья Карамазовы. Ч. II, кн. 6, III//Собр. соч. Т. 14. С. 289, 292.
Красота мироздания ведет нас к познанию Бога. Но можно подойти к этому вопросу и с другой стороны: тот, кто познает Бога, раскрывает для себя истинную красоту мироздания как Откровение. Чтобы понять истинную красоту мироздания, пишет С. Франк, необходимо размышлять о том, как Бог вызвал мир к существованию, тем самым придав творению ценность и смысл [983] .
В соответствии с такой логикой, учение о сотворении мира из ничто не может быть понято буквально. Прежде всего, «ничто», из которого должен был возникнуть мир, есть «просто слово, ничего не обозначающее»; далее, возникновение мира «уже предполагает время, тогда как само время может осмысленно мыслиться лишь как момент или измерение мирового бытия». «Если мир именно в своем «мирском» начале резко отличается от всего «осмысленного», т. е. от самого Первоначала как «Смысла»…, то, с другой стороны, в его связи с Богом, в его отражении Бога… он все же есть некое отдаленное подобие Бога. Мы это непосредственно чувствуем всякий раз, как воспринимаем его красоту». Мир есть все же явление Бога, теофания, самораскрытие Бога. И значит, что «наряду с богочеловечностью или богочеловечеством… нам одновременно открывается и «богомирность», теокосмизм мира» [984] .
983
Ср.: COPLESTON, Philosophy. Р. 360.
984
С. Л. ФРАНК, Непостижимое//Сочинения. Москва, 1990. С. 519, 523, 527; Н. ЛОССКИЙ, История русской философии. С. 350 (Семен Франк).
Следовательно, важно решить вопрос относительно «основания мира» не как метафизическую проблему о его причине, проблему, которую Франк считает беспредметной, но как проблему о «смысле мирового бытия», которое «имеет свое основание в реальности иного порядка, чем оно само», что мир возник из «Первоосновы или первоначала как «Божества»» [985] .
Вл. Соловьев сводит эти рассуждения о космосе к двум золотым правилам. Первое из них: «Имей в себе Бога. Кто имеет в себе Бога, тот ко всему относится по мысли Божией, или «с точки зрения абсолютного»». Второе правило таково: «Относись ко всему по–Божьи» [986] . П. Евдокимов напоминает, что такое отношение полностью совпадает с традицией греческих Отцов: «Для западного сознания мир реален, а Бог есть нечто призрачное, гипотетическое, побуждающее к выработке доказательств Его существования. Для Востока же иллюзорным и призрачным является мир, и единственным подтверждением его реальности является самоочевидное существование Бога» [987] .
985
С. Л. ФРАНК, Непостижимое//Сочинения. С. 517 и сл.; Н. ЛОССКИЙ, История русской философии. С. 350; В. ЗЕНЬКОВСКИЙ, История русской философии. Т. II. Ч. 2. С. 168; Е. ТРУБЕЦКОЙ, Смысл жизни//Смысл жизни. Антология. Вып. II. Москва, 1994. С. 350 и сл.
986
Оправдание добра. Ч. II, гл. 8, VII//Собр. соч. Т. VII. С. 188.
987
P. EVDOKIMOV, Uamour fou deDieu. P. 130–131.