Русская Индия

Непомнящий Николай Николаевич

1716 год, мая 18. Грамота Петра I персидскому шаху о пропуске А. И. Кожина через Персию в Индию.

(л. 51) Божиею милостию мы, пресветлейший и державнейший великий государь, царь и великий князь Петр Алексеевич, всеа Великия и Малыя и Белыя Росии самодержец, и многих государств и земель восточных и заладных и северных отчич и дедич и наследник и государь и обла-адатель, наше царское величество, объявляем чрез сие всем, комуведати надлежит, а особливо великому государю его шахову величеству персицкому, что послан от нас, великого государя от нашего царского величества, купчина Александр Иванов сын Кожин с некоторыми вещами и товары в государство его шахова величества индейского и для покупки тамо про нас, великого государя, потребных (л. 51 об.) индейских товаров. Сего ради всех областей, а особливо его шахово величество персицкое,

дружебно просим подданных же их управителей городов, мест и пристаней морских и кому где какое на земле и на море управление и надсмотрение приказано и вверено, благоволительно желаем, дабы, вышепомянутого посланного от нас, великого государя, купчину Александра Кожина, со всеми обретающимися при нем мореходными судами, людьми, лошадьми и вещьми, не токмо свободно и без задержания как в Ындию едущаго, так и оттуду назад возвращающегося пропускать, но и когда где случится ему зачем в том пути остановиться и побыть, то ему соизволить и в протчем всякие приятные вспоможения (л. 52) и благоволения оказывать, за что мы, великий государь наше царское величество, взаимно в наших государствах тех областей, а особливо его шахова величества персицкого подданным такими ж меры воздавать повелим.

Во свидетельство сего дана сия наша царского величества грамота за нашею государственною печатью, в нашем царствующем граде Санкт-Петербурге лета от Рожества Христа спасителя нашего бога 1716 мая 18 дня, государствования нашего 34-го году.

Запечатана малой росийскою печатью.

Подписал граф Иван Алексеевич Мусин-Пушкин.

^{ЦГАДА, ф. Посольский приказ. Сношения России с Хивой, 1716 г., д. I, л. 51–52. Отпуск.}

К концу весны у Бековича оставалось 2200 человек, пригодных к дальнему походу. С этими силами и двинулись на Хиву. Шли извилистым, неисследованным маршрутом: река Эмба — урочище Богату. Затем повернули к Аралу и долго шли берегом моря. У колодца Чильдан сбежали последние туркмены-проводники. Остался один верный Ходжа Нефес. Он и повел отряд караванными тропами от колодца к колодцу.

Стремясь не доводить дело до военного столкновения, Бекович выслал вперед отряд в 100 казаков под командой Корейтова с письмом к хивинскому хану, в котором вновь заявлял о мирных намерениях посольства.

На одном из привалов в устье Аккул в лагерь прискакали гонцы от Корейтова, сообщив, что письмо передано и что сюда следует посол хивинского хана. Встретив посла, Бекович всячески заверил его, что идет с миром. Посол уехал к хану.

Вскоре отряд вышел в долину Амударьи, откуда до Хивы было рукой подать.

Здесь, у озера Айбутар, дорогу экспедиции преградили хивинские войска.

Так совпало, что правление Шергози (1715–1727) было периодом восстановления могущества Хивинского ханства. Хан положил конец междоусобицам, укрепил свои позиции, собирал дань с покоренных племен. Он чувствовал себя уверенно и в конце концов склонился к военному решению возникшей проблемы.

Боевое столкновение было неизбежно.

1716 год, мая 18. Грамота Петра I падишахи Индии Джахандар Шаху о посылке в Индию с товарами и грамотами А. И. Кожина.

(л. 39) К шаху индейскому Божиею поспешествующею милостию мы, пресветлейший и державнейший великий государь, царь и великий князь Петр Алексеевич, всеа Великия и Малыя и Белыя Росии самодержец, московский, киевский, владимерский, новгородский, царь казанский, царь астраханский, царь сибирский, государь псковский и великий князь смоленский, тверский, югорский, пермский, вятский, болгарский и иных государь, и великий князь Новагорода Низовские земли, черниговский, резанский, ростовский, ярославский, белоозерский, удорский, обдорский, кондинский и всеа Северный страны повелитель, и государь Иверские земли, карталинских и грузинских царей, и Кабардинские земли, черкаских и горских князей и иных многих государств и земель (л. 39 об.) восточных и западных и северных отчич, и дедич, и наследник, и государь и облаадатель, велеможнейшему великому государю высокопрестольному шаху Шауалем, вашему величеству индейскому восточныя страны повелителю, наше царского величества любительное поздравление. Понеже мы, великий государь наше царское величество, за потребно разсудя, послали в государство ваше, великого государя вашего шахова величества, купчину Александра Иванова сына Кожина, дав ему из нашей казны несколько потребных товаров и велели ему те товары в государстве вашего шахова величества продав, также и купить тамо потребных индейских

товаров. Сего ради мы, великий государь наше царское величество, вас, (л. 40) великого государя ваше шахово величество, просим: да благоволите того купчину нашего к себе допустить, и сию нашу грамоту у него приняв, показать к нему вашу милость, и повелеть ему посланные с ним товары в государстве вашего величества продать, и тамошних товаров купить повольно и безпошлинно. И по отправлении того паки к нам с милостию отпустить и в пути по чину ево тако ж де надлежащую иметь и употреблять вольность. А в чем вашему шахову величеству в государстве нашем есть потребность, о том изволите с ним, купчиною, к нашему царскому величеству писать или словесно наказать. И мы, (л. 40 об.) великий государь, то по желанию и для дружбы и любви вашего величества охотно исправить укажем. При сем желаем мы, великий государь наше царское величество, вам, великому государю вашему шахову величеству, благопостоянного на лета много здравия и всякого благоповедения.

Писан в нашем царствующем граде Санкт-Питер-бурге лета от Рожества Христа спасителя нашего бога 1716-го майя 18 дня, государствования нашего 34-го году.

(Подтекстом приписано) Писана та грамота на большом александрийском листу з заставицы и фигуры золотыми, как х королям пишется. Титло царского величества по московский, а шахова титла велеможнейшему великому государю высокопрестольному шаху Шауалем писано золотом. Копии не вложено. Запечатана малой росийскою печатью, кустодия фигурная.

^{ЦГАДА, ф. Посольский приказ. Сношения России с Индией, д. 16, л. 39–40 об.}

Русские войска расположились вдоль озера, используя его как естественный рубеж, и загородили обозом.

Разведка боем продолжалась весь световой день. К вечеру хивинцы отступили, чтобы напасть завтра. Но за ночь русские вырыли глубокий ров и обнесли свой лагерь валом. Важное значение имели пушки. У хивинцев их не было. Да и выучка русских войск была выше. Несмотря на численное превосходство наступавших (их было от 16 до 24 тыс.), прорвать оборону русских они так и не смогли.

Тогда Шергози начал переговоры. Его посол, Ишим-ходжи, сообщил, что на русский лагерь напали без ведома хана, о чем тот весьма сожалеет.

Бекович направил к хану своего посла — татарина Усейнова. Тот вернулся с вестью, что хан устроил совещание с приближенными и утром даст ответ.

Утром хивинцы снова атаковали и снова были отбиты.

Но Бекович по-прежнему верил в возможность договориться мирным путем. Усейнов снова помчался к хану. На этот раз Шергози сделался будто шелковым. Он отвел войска от озера и обещал наказать виновных. В знак особого уважения к Бековичу он прислал к нему Колумбая с другими вельможами, которые дали понять, что готовы на существенные уступки.

Назавтра Бековича пригласили к хану для личных переговоров. Шергози заявил, что принимает все условия русского царя. Очевидно, его «покорность» обманула Бековича, почувствовавшего себя победителем.

Шергози пообещал разместить русских солдат в своих владениях со всеми возможными удобствами, но посетовал, что в Хиве не найдется в достатке ни жилья, ни провианта, ни фуража. Поэтому он предложил разделить силы русских на пять частей, разместив каждую в соседних с Хивой городах.

По одним сведениям, Бекович простодушно угодил в эту коварную ловушку и недрогнувшей рукой отдал соответствующий приказ своим войскам.

Только этого раздробления русских и ждали хивинцы. Едва разделенные отряды разошлись в разные стороны, как на них напали из засады. Большую часть изрубили, остальных взяли в плен. Самого Бековича, а также Самонова и других командиров зарубили на глазах хана в его парадной палатке.

По другой версии, Бековича пленили и под пытками заставили написать приказ о разделении единого отряда. Старший в лагере офицер — майор Франкенберг, немец по происхождению, — не верил хивинцам ни на грош. Опытный командир, он понимал, что пороха, картечи и съестных припасов в лагере хватит на несколько месяцев, пресной воды — целое озеро за спиной, да и пушки могут сказать свое решающее слово. Экспедиционный корпус вполне мог контролировать положение, несмотря на десятикратный перевес сил в пользу противника. Окажись на месте майора волевой поручик Кожин, он, несомненно, поступил бы вопреки приказу и, глядишь, спас бы служивых. Но у майора в крови была немецкая дисциплинированность. Вопреки логике и собственному видению ситуации он, зная руку Бековича, подчинился нелепому письменному приказу.