Русская история: мифы и факты. От рождения славян до покорения Сибири
Шрифт:
Нет оснований считать, что Тютчев знал тогда (или использовал позже) послания Феофила. Тем не менее сходство поразительное. Три столицы вечного русского царства — Москва, Рим (град Петров) и Константинов град. Вечность царства предопределена пророчеством Даниила о приходе царства «народа святых Всевышнего» (Дан. 7: 23—27), понимаемого на Руси как торжество православия. Вместе с тем в «Русской географии» заметна напрочь отсутствующая у Филофея геополитическая и имперская направленность. Мессианский империализм советского образца, опять с упоминанием Ганга, появился через 100 лет (1940) в стихотворении «Лирическое отступление» комсомольца Павла Когана:
Есть в наших днях такая точность, Что мальчики иных веков, Наверно, будут плакать ночью О времени большевиков. Но мы ещё дойдем до Ганга, Но мы ещё умрем в боях, Чтоб от Японии до Англии Сияла Родина моя.«От Японии до Англии» — не пространство, а перечень стран мира от я до а. Павел погиб в бою под Новороссийском в 1942 г. Мальчики умирали за Родину. В 1980-х гг. в Афганистане они гибли за интернациональный мираж. В 1990-е — за бандитский передел собственности страны.
Если вернуться к России 1850 — 1860-х гг., то идеи о Православной империи, достойной преемницы Византии (и даже Рима), витали тогда в воздухе. После появления в печати посланий Филофея и особенно после интерпретации их русскими историками, они вошли в обиход в виде расхожего выражения «Москва — Третий Рим». Но большинство мыслителей первого ряда не пользовались этим понятием. Упоминаний о «Москве — Третьем Риме» нет ни у Н.Я. Данилевского, мечтавшего о славянской федерации со столицей в Константинополе, ни в статьях и романах Ф.М. Достоевского, ни у К.Н. Леонтьева, несмотря на его византизм.
Исключением был B.C. Соловьёв — философ противоречивый, во имя вселенского единства пришедший от славянофильства к экуменизму, к идее объединения человечества в свободную теократию под властью русского царя и папы. Концепция «Москва — Третий Рим» была у Соловьёва периферийной и ярко выступила лишь в конце его творчества в стихотворении «Панмонголизм» (1894), когда Соловьёв разочаровался в теократической утопии и в будущем России:
Панмонголизм! Хоть слово дико, Но мне ласкает слух оно, Как бы предвестием великой Судьбины божией полно. Судьбою павшей Византии Мы научиться не хотим, И всё твердят льстецы России: Ты — третий Рим, ты — третий Рим. О Русь! забудь былую славу: Орёл двуглавый сокрушён, И жёлтым детям на забаву Даны клочки твоих знамён. Смирится в трепете и страхе, Кто мог завет любви забыть... И третий Рим лежит во прахе, А уж четвертому не быть.Первые две строфы этого стихотворения в слегка измененном виде использовал А.А. Блок в «Скифах». Сам Блок затронул тему Третьего Рима по касательной, значительно больше внимания ей уделяли другие представители Серебряного века. В начале XX столетия фраза «Москва — Третий Рим» получила широкое хождение среди творческой интеллигенции. Особенно часто она встречается в романах и эссе Д.С. Мережковского. Неудавшейся попытке России стать Третьим Римом посвящена его статья «Революция и религия» (1907). Усилия Петра I «вдвинуть Россию в Европу, для того чтобы сделать русский Третий Рим всемирным», закончились провалом: «Едва ли возможно вообразить себе, какую всесокрушающую силу приобретет в глубинах народной стихии революционный смерч».
О «Москве — Третьем Риме» писали и в историческом ключе. В 1914 г. был опубликован роман Л.Г. Жданова «Третий Рим», повествующий о молодых годах Ивана Грозного. С началом Первой мировой войны интерес к теме Третьего Рима ослабевает, а последовавшая революция и победа большевиков перевернули миросознание российской интеллигенции. Для тех, кто остался в России, разговоры о «Москве — Третьем Риме» стали совершенно неактуальны — большевики вовлекали всех в строительство нового общества, грядущего «Земного Рая». Комсомольская молодежь увлекалась мечтами о мировой революции. Впервые в истории России в международной политике была поставлена цель планетарного масштаба — победа коммунизма во всем мире. По инициативе Ленина делегации компартий из разных стран собрались в 1919 г. в Москве и учредили III Интернационал, или Коминтерн. Исполком Коминтерна располагался в Москве. Постепенно он превратился в инструмент советской внешней политики — СССР становился все более национальным и все менее нацеленным на мировую революцию.
Третий Рим и Третий Интернационал. Метаморфозу советского коммунизма по-своему понял живший в эмиграции философ Н.А. Бердяев. В 1937 г. он опубликовал на английском языке книгу «Истоки и смысл русского коммунизма», в которой развивает концепцию о русских истоках коммунизма, ставшего средством реализации всегда бытовавших в России мессианских настроений. По Бердяеву, искание истинного царства «характерно для русского народа на протяжении всей его истории». Но с Третьим Римом получилась неудача, поэтому «вместо Третьего Рима, в России удалось осуществить Третий Интернационал и на третий Интернационал перешли многие черты Третьего Рима. На Западе очень плохо понимают, что Третий Интернационал есть не Интернационал, а русская национальная идея. Это есть трансформация русского мессианизма».
Книга Бердяева была переведена на основные европейские языки и получила широкое признание. Признание, сослужившее недобрую шутку с автором и, что хуже, с образом России в современном мире. Обидно, конечно, что человек, искренне любящий Россию, написал произведение для России вредное. Но более важно, что Бердяев предложил идеи, позволившие нашим недругам утверждать о неизменной мессианской сущности России и СССР. В одной связке оказались Третий Рим, Третий Интернационал и мечта о мировом господстве. Идеи Бердяева, широко цитируемые на Западе, были сполна использованы в писаниях рыцарей холодной войны в 50 — 70-х гг. XX в. Работы 3. Бжезинского и Р. Пайпса, не столько антисоветские, сколько антирусские, придали зловещий оттенок всей российской истории, в том числе концепции «Москва — Третий Рим».
Тенденция видеть в России империю зла и искать в этом исторические корни сохранилась и после распада СССР. Примером может служить опубликованная в 2000 г. в Великобритании книга Питера Данкана «Третий Рим, святая революция, коммунизм и после», где вновь привлекается русский мессианизм для объяснения исторического опыта России. Ещё в большей мере подобные взгляды характерны для восточноевропейских авторов. Польский историк Анджей де Лазари, считающийся умеренным, высказывается о концепции «Москва — Третий Рим», как об «архетипе русского национализма». Ещё более резкие высказывания можно найти у современных украинских историков.
Миф «Москва — Третий Рим» в современной России. Между тем в постсоветской России интерес к идее «Москва — Третий Рим» резко возрос, а само выражение стало использоваться к месту и ещё чаще не к месту литераторами и публицистами. Появились и серьезные работы. К их числу следует отнести публикацию в России статьи русского эмигранта историка Н.И. Ульянова «Комплекс Филофея», вскрывающей необоснованность использования идеи псковского старца для обоснования извечных имперских устремлений России. Поистине классическим исследованием концепции Третьего Рима явилась вышедшая в 1998 г. книга Н.В. Синицыной «Третий Рим. Истоки и эволюция русской средневековой концепции (XV-XVI вв.)»