Русская история: мифы и факты. От рождения славян до покорения Сибири
Шрифт:
Первая, связанная с народным творчеством и панегириком царю в писаниях о взятии Казани и продолженная поэмой М.Ю. Лермонтова, статуей М.М. Антокольского, картиной В.М. Васнецова и первой серией фильма С.М. Эйзенштейна «Иван Грозный», рисует образ великого царя, грозного, но справедливого, настоящего хозяина земли Русской. Другая, идущая от писаний князя Курбского и жития митрополита Филиппа, отраженная в «Истории» Н.М. Карамзина, творчестве А.К. Толстого, картине И.Е. Репина и нашедшая место во второй серии фильма Эйзенштейна, представляет Грозного жестоким тираном, уничтожившим лучших русских людей и своих близких и делами своими подготовившим российскую Смуту. Первая мифология была изначально утверждающая, вторая — кризисная, но в ходе истории обе они сместились к отрицательному знаку, хотя по разным причинам.
Сталин разгромил школу марксистов-историков Покровского, но лозунг его — «история есть политика, опрокинутая в прошлое» — он запомнил. Сталин успешно использовал историю в политике, но был он не только политик — Сталин был блестящий мифотворец (впрочем, у него были возможности). Сталин вплетал в ткань русской национальной мифологии миф о себе. Делать это было непросто из-за антирусского прошлого большевиков и инородческого происхождения самого вождя. Сталину нужны были такие русские мифы, которые можно было срастить с собственным образом и своей политикой. Такие мифологические образы он нашел в лице Ивана Грозного и Петра I. Дальнейшее было делом техники, но никакая пропаганда не помогла бы, если бы не успехи самого Сталина, кровавым путем, но сумевшего сохранить страну в суровых испытаниях и расширившего ее границы. Шёл и обратный процесс (особенно после смерти вождя) — нарастало осознание цены, которую заплатили за успехи Сталина советские люди.
В результате сложились две мифологии о Сталине, в каждую из которых оказалась вплетена соответствующая мифология о Грозном. Для людей постсталинского периода Сталин и Грозный оказались неразрывны. Перефразируя Маяковского, можно сказать: 4 Мы говорим Сталин — подразумеваем Грозный. || Мы говорим Грозный — подразумеваем Сталин». Дальнейшая оценка неизбежно отражает мировоззрение автора, который не хочет ни продолжения «стрельбы рикошетом», когда целят в тирана или систему, а попадают в Россию, ни претворения в жизнь поговорки «Лес рубят, щепки летят». Ведь обе мифологические связки Грозный—Сталин оправдывают одну из этих альтернатив. Словно для России нет другого выбора, кроме как вернуться в 1990-е гг. и докрушить себя на радость «цивилизованного сообщества» либо, напротив, закрыть границы наглухо и пересажать несогласных и сомнительных. Поэтому я не приемлю ни либералов, разглагольствующих о кровавых тиранах и холопской природе народа, ни сторонников железной руки и лесоповала. Мифы, ставшие объектом крестового похода либо, наоборот, поклонения, сейчас просто мешают спокойно жить, двигаться в направлении, которое Михаил Булгаков в письме Сталину назвал не революцией, а эволюцией.
Заключая рассмотрение мифов об Иване Грозном, можно сказать, что они разделились на две группы, противоположные по оценке первого русского царя. Мифы каждой группы срослась с соответствующими по знаку мифами об Иосифе Сталине. Оба мифокомплекса присутствуют в национальной памяти. К счастью, на сегодняшний день они не являются ведущими в сознании русского народа. Похоже, что Россия переболела крайностями мифотворчества. Достигнутое важно закрепить в сознании следующих поколений, что в большой мере зависит от хороших учебников истории и хороших учителей. Здесь тот случай, когда знанием полезно рассеять туман мифологии.
8. ПРИСОЕДИНЕНИЕ СИБИРИ: ИСТОРИЧЕСКАЯ МИФОЛОГИЯ
Оттоле же солнце евангелское землю Сибиръскую осия, псаломский гром огласи, наипаче же во многих местех поставишася гради и святыя божия церкви и монастыри создашася.
Савва Есипов «О взятии Сибирских земли», 1636 г.
8.1. Вместо введения
«Гостинец» Ермака. Первое, что приходит на ум при словах «присоединение Сибири», — это взятие Ермаком Сибирского царства. Подвиг Ермака «со товарищи» вошел в число героических мифов сразу и без оговорок. Характер подвига был самый эпический. Горстка казаков-разбойников завоевала целое царство и поднесла царю в «гостинец»:
Ты прими-де Грозный царь, ты поклон от Ермака, Посылаю те в гостинец всю Сибирскую страну, Всю Сибирскую страну, дай прощенья Ермаку!Грозный царь Иван Васильевич повёл себя как в песнях поется, — сменил гнев на милость, простил удалых разбойников и по заслугам пожаловал. Станичники Ермака брали Сибирское царство напрямую, дерзко и жёстко и никогда подло. К побежденным татарам, вогулам [138] , остякам [139] , Ермак был великодушен. Даровал забвение прошлого и обещал покровительство и защиту. Казаков за обиды местных наказывал. В памяти сибирских татар Ермак остался героем, а не злодеем.
138
Вогулы — манси.
139
Остяки — ханты.
Поход Ермака лишен бесчеловечной жестокости испанской Конкисты. Казаки не отличались от конкистадоров в настойчивости, выносливости, боевом мастерстве, но не было у казаков склонности понапрасну истреблять «туземцев». Для них агаряне-татары и язычники вогулы и остяки оставались людьми. Для испанцев и португальцев и особенно англичан индейцы настоящими людьми не были. Западные христиане сомневались, есть ли у них душа. По отношению к индейцам не было моральных преград. Кортес и Писарро обманом взяли в заложники императоров Мексики и Перу. Ермак же Сибирское царство завоевал честно. А противник у него, о чём нередко забывают, был много серьезнее ацтеков и инков.
Казаки бились не с индейцами в стеганых доспехах из хлопка и оружием из дерева и камня, а со всадниками в железных кольчугах, вооруженных булатными саблями и монгольскими луками. Всадники эти были потомками грозных воинов Синей Орды, вместе с Тохтамышем спаливших Москву и при Шейбанидах завоевавших Среднюю Азию. Русских они знали не понаслышке и сами вторгались в русские пределы. Для сибирских татар приход станичников Ермака означал ответный удар враждебного соседа, но никак не явление белых богов из «Страны усопших», как думали об испанцах ацтеки. Для хана Кучума русские были всего лишь неверные собаки, данники его предков Чингизидов. От казаков татары не ждали чудес: татарские легенды о Ермаке появились от его дел.
Удивительно, что горстка казаков вообще сумела завоевать Сибирское царство. Ведь противник уступал русским лишь отсутствием несовершенных пищалей, зато превосходил числом и знанием местности. Татары не боялись ружейного и пушечного грома и уж точно не разбегались, как индейцы, при виде человека на лошади. Сами славились как отличные наездники. Да и храбрости татарам не занимать. Вогулы тоже лютые воины. Остяки в открытом бою смирнее, зато искусны в засадах. И все же казаки взяли Сибирское ханство, его столицу Искер, известную также как Кашлык и Сибир, и продержались там три года в малом числе и без помощи. Они всё это смогли и сообщили о -«гостинце» царю. На третий год Ермак и часть дружины погибли, казаки покинули Сибирь, но оставили вклад в будущее России, до сих пор -«прирастающей Сибирью» [140] .
140
Ломоносов: -«России могущество будет прирастать Сибирью» (Ломоносов М.В. Прибавление. О северном мореплавании на Восток по Сибирскому океану. 1764).
Чтя подвиг Ермака «со товарищи», следует иметь в виду, что освоение русскими Сибири началось задолго до ермаковцев и продолжилось после гибели атамана. С древнерусских времен были столетия походов к «человецам незнаемым в восточной стране», преодоление неодолимых преград — огромных расстояний, сурового, а в Приполярье — жестокого климата, голодовок, цинги, умелых и часто губительных засад местных жителей. Ещё замечательнее подвиги землепроходцев, продолживших дело Ермака. За полвека они прошли «встречь солнцу» весь Азиатский континент и вышли к Тихому океану. Огромная территория, кладовая богатств, спасительная для нас сегодня, стала достоянием России. Казаки и промысловые люди, прошедшие всю Сибирь, заслужили почётное место в народной памяти и право стоять в одном ряду с Ермаком и его дружиной.