Русская корлева. Анна Ярославна
Шрифт:
— Говорите, не бойтесь, — настаивала Анна.
И одна из сестер, которую звали Фотина, подняла голову и тихо ответила:
— Они нас не обижали. Тарас и Мирон ласковые. А обидели нас вон те, из наших. Они нам противны.
— И что же вы хотите? — продолжала расспрашивать Анна. — Чтобы я наказала воинов и отрубила им головы?
— Нет, нет, не наказывайте их! — в страхе закричали сестры. — Они ни в чем не виновны.
— А за себя вы не боитесь? Ведь родители желают вам блага.
— Не будет нам без Мирона и Тараса благой жизни. Съедят нас, — ответила с горечью Хриса.
— Что
Гречанки заулыбались, повеселели, на родителей посмотрели без страха, и бойкая Фотина ответила Анне:
— Мы пойдем за Мироном и Тарасом на Русь. То всем нам во благо.
Миндовг наблюдал за происходящим на площади из дворца, и, когда сестры улыбнулись, он понял, что Анна победила, и теперь уже окончательно сделал вывод, что придется позволить продолжать поиски мощей.
Вскоре на площади все мирно завершилось. Увидев Мирона и Тараса, которых вели под стражей, сестры ринулись к ним. Толпа уступила девицам дорогу, стражники — тоже, и Хриса и Фотина угодили в объятия молодых ратников. Анна подошла к родителям сестер.
— Нужно ли кого наказывать? — спросила она. Мать с отцом промолчали. — Хотите ли, чтобы мои воины обвенчались с вашими дочерями в храме Святого Василия? Выкуп — за мной, свадьба — тоже.
И тогда сказал свое слово отец:
— Жена, мы не будем беднее, ежели у нас из девяти дочерей останется семь?!
— Что уж, отец, мы будем богаче. Как выйдут старшие замуж, так у нас появятся два зятя, — ответила супруга и поклонилась Анне. — Мы благословляем Хрису и Фотину.
— Вот и благословляйте принародно, — согласилась Анна и позвала молодых: — Идите сюда, грешники! — Подошли все четверо. — На колени! — повелела Анна.
Венчание Христины-Златой и Тараса, Фотины-Светлой и Мирона состоялось в храме Святого Василия в тот же день. А вечером на площади при свете факелов Анна устроила угощение для горожан и крестьян селения Христы и Фотины.
Все пили вино, веселились до полуночи, а потом провожали молодоженов в поставленные близ казармы шатры.
На другой день утром у Анны и Анастасии была короткая беседа.
— Скажи, любезная Настена, что нам делать дальше? — спросила княжна. — Может, рассказать обо всем Миндовгу?
— Ни слова Миндовгу. Он хитер и приставит к делу своих людей, а мы останемся ни с чем.
— И как же тогда быть?
— Надо вскрывать колодец так, как будто мы идем в никуда.
— А нужно ли сказать грекам о том, что ведомо нам?
— Тоже не надо, матушка-княжна. Мы с тобой не святые и могли ошибиться. Вот вскроем колодец и тогда уж… А сейчас вели лучше Анастасу привести на кладбище к терновнику двадцать воинов. Туда и я иду. И чтобы у них были заступы, кирки, веревки, большая бадья. Еще деревянные стойки, ворот — все, что нужно для работы в колодцах. Скажи Анастасу — он все знает.
— И больше ничего тебе не надо? — спросила Анна.
Анастасия подумала, что хорошо бы укрыть работы от посторонних глаз, и попросила:
— Еще поставь вокруг кладбища стражей и накажи им никого не пускать… Так будет лучше.
— А если Миндовг спросит, зачем стражи?
— Скажи,
— Он не поверит.
— Убеди. Ты ведь это можешь.
— С тобою не заскучаешь, Настена. Ладно, иду исполнять твою волю.
К полудню все, о чем просила Анастасия княжну, было исполнено. На кладбище пришли воины, и закипела работа. Им пришлось снять полсажени мягкого грунта, пока добрались до горловины колодца. И здесь были обнаружены четыре каменных лотка для водостока. Зачем они здесь были положены, Анастасия знала: по ним в колодец стекала с площади дождевая вода. Под мягким грунтом начинался в скальной породе колодец. Он был забросан камнями. Двадцать воинов, сменяя друг друга, спускались в колодец, укладывали камни в бадью и воротом поднимали ее вверх. Работали молча, сосредоточенно. До темноты прошли около трех сажен ствола. На ночь Анастас выставил у колодца пост, и вокруг кладбища продолжали стоять воины. С рассветом вновь закипела работа. Анна не приходила на кладбище. О том, как идут дела, она узнавала от Анастасии. К середине третьего дня воины расчистили двадцать две сажени колодца. По расчетам Анастасии, был уже близок выход в подземный водоем. Но пока никаких признаков того, что искали, не было. Из ствола поднимали лишь ровные тесаные камни. Присматриваясь к ним, Анастасия догадалась, что они были взяты из стен какого-то строения, потому что на некоторых камнях остались следы раствора.
Воины, выбираясь из колодца на отдых, говорили, что видят звезды и над ними черное небо. Третий день уже был на исходе, когда вдруг из колодца вырвался и оборвался отчаянный крик. И заскрипел ворот, ратники торопливо поднимали бадью. Воин, успевший забраться в нее, казалось, был без признаков жизни. Его вытащили из бадьи, положили на траву. Кто-то принес воды и плеснул ему в лицо. Ратник глубоко вздохнул и открыл глаза, оглядел товарищей и выдохнул:
— Слава Богу, жив!
— Что с тобой? — спросила Анастасия.
— Вонь, злая вонь, — ответил он тихо. А передохнув, продолжал: — Бадья еще спускалась вниз, как я увидел словно живую воронку на воде. В нее осыпался песок, но, похоже, булькало, и я почувствовал вонь. Голова закружилась, я успел положить в бадью лишь два камня и подумал, что пора убираться. Я влез в бадью, крикнул и больше ничего не помню. Спасибо братцам, спасли.
Вместо огорчения Анастасия испытала радость: она близка к цели. Но, посмотрев на воинов, поняла, что никто из них не отважится первым спуститься после случившегося. И, словно в подтверждение этой мысли, к ней подошел Анастас:
— Настена, как работать дальше? Спускаться туда опасно. Эта вонь заполонит весь колодец. Мы погубим воинов.
— Нет, не погубим. — Анастасия соображала быстро. — Зажгите факел и опустите его в колодец. Тление выгорит.
— Неужели все так просто? — удивился Анастас.
— Да, да, и не возражай, славный.
Анастас распорядился принести витень. Его привязали к палке, которую закрепили на конце веревки, зажгли и опустили в колодец. Витень горел ровно, но у самого дна огонь начал тускнеть, а потом вдруг вспыхнул с новой силой, засветился ярко. Тому способствовал газ тления. Но вот он выгорел, и факел снова стал тускнеть.