Русская корлева. Анна Ярославна
Шрифт:
— Ну, топчитесь вдвоем. А я пойду на коня, душа ветра жаждет, — сказала Анна и покинула колымагу.
Двигались россияне медленно. Случалось, останавливались в понравившихся городах на день, на два. Иногда Анна и французы посещали правителей городов и земель. Всюду дочь Ярослава Мудрого принимали с великим почтением. Может быть, по этой причине или велением, благорасположением судьбы путешествие Анны и ее спутников через Богемию, Венгрию и Австрию протекало благополучно. Правда, чем дальше уходили русичи на запад, тем слякотнее и теплее становилась погода. И пришлось менять сани, коих в поезде было много, на колесные
Анна все чаще стала вызывать из колымаги Анастасию. Твердила ей:
— Тебе надо больше ходить. Когда матушка бывала на сносях, она и часу не оставалась без ходьбы. Сновала туда-сюда. Так и родов, похоже, не замечала.
— Ты права, моя королева, — соглашалась Анастасия.
Она раз за разом, настойчиво называла Анну королевой.
Та на нее сердилась, но наконец смирилась. Анастасия же охотно выполняла совет Анны и покидала колымагу. При этом виновато говорила:
— Мне ведь не у кого было перенимать, как себя вести, когда затяжелеешь.
Они шли обочиной дороги и жадно смотрели на новую природу, на непривычные для них селения, хутора. Постепенно западный мир все больше привлекал внимание Анны и Анастасии. Они увидели города, которые были непохожи на города Руси. В Западной Богемии и Австрии они располагались за мощными каменными стенами. Их площади и улочки были стиснуты каменными домами, кои, за редким исключением, походили на маленькие крепости с окнами-бойницами. Храмы, кои довелось увидеть Анне и Анастасии, имели строгий и даже мрачный облик. А в самих храмах и следа не было того величия, той радующей глаз красоты, какие царили в церквах и соборах Руси. Во время посещения храмов россиянок всегда сопровождали каноник-канцлер Анри и епископ Готье. И Анна спрашивала их о том, что было непонятно ей в обрядах богослужения и почему храмы не несут в себе притягательной силы. У каноника и епископа мнения на сей счет были различными.
— Западные страны не так богаты, как Россия, и уж тем паче Византия, и потому не могут позволить себе возводить храмы из мрамора и блистающей серебром и золотом отделки, — говорил Анри.
Епископ Готье утверждал иное по поводу бедного убранства храмов и их сурового внешнего облика. И был ближе к истине.
Нам не нужны храмы, несущие блеск и позолоту. Они искушают верующих, отвлекают их от прилежания в молитвах, от раскаяния и скорби, толкают на грешные мысли и еретичество.
Анна слушала каноника и епископа, не подвергая их слова сомнению, хотя с Готье могла бы в чем-то и поспорить. Может быть, лишь по той причине, что он не нравился Анне. И все-таки, по ее мнению, у священнослужителя Готье не было понятия о милосердии. Он не был склонен к прощению грехов ближнего, ежели тот покаялся. Похоже, Готье не помнил слов Спасителя: «Если брат покаялся в грехах семь раз, прости его и за седьмой грех».
Первое осложнение на пути русичей во Францию случилось на рубеже Германской империи. Едва французские послы пересекли границу державы, как их остановили конные солдаты. Они были в рыцарских доспехах, в шлемах и с поднятыми забралами, вооруженные копьями и мечами, все с мрачными лицами. На переговоры с германцами поспешили каноник-канцлер Анри д’Итсон и граф Госселен. Они знали немецкую речь и надеялись, что получат разрешение двигаться дальше.
— Мы
Высокий, крепкий рыцарь-барон, возглавляющий заставу, сказал кратко и жестко:
— Пропустить не можем. Воля императора Генриха Третьего для нас превыше всего: не нарушим!
— Но мы же сегодня с великой Германской империей в добрых отношениях. Мы добрые соседи! — пытался умаслить барона граф.
— Не ведаю того. Франция от меня далеко. Добрые и мирные соседи — так не бывает. И здесь мне никого не велено пропускать, тем более воинов, — стоял на своем барон.
Анри д’Итсон помнил, как обговаривали с королем возможность проезда через земли Германской империи. И выходило, что настал час назвать имя графа Бруно Эгисхейма Дагсбурга.
Однако за время отсутствия каноника Анри в католическом мире много изменилось. Граф Бруно уже сидел на престоле вселенской церкви, был избран папой римским и наречен Львом Девятым. И когда Анри д’Итсон попросил рыцаря-барона пропустить послов и их спутников именем графа Бруно Эгисхейма, тот сухо ответил:
— Ищи своего графа в иной земле. Он теперь наместник Иисуса Христа в Риме.
К большому удивлению рыцаря, каноник Анри возрадовался.
— Всемогущий Господь! — воскликнул он. — Ты внял молитвам верующих в тебя и вознес своего сына на престол вселенской церкви!
И, произнеся хвалу Всевышнему, каноник подумал, что теперь может возвестить католическому миру о том, что он, каноник-канцлер Анри д’Итсон, и все, кто следует с ним в Париж, сопровождают мощи святого Климента из далекой Таврии и путь им всюду должен быть открыт. И он сказал о том рыцарю-барону:
— Мы везем святыню, с нами мощи папы римского Климента, погибшего за веру десять веков назад! Святого Климента!
Однако железный рыцарь не понял восторга француза и не придал значения его словам о мощах какого-то святого, о котором не знал и не слыхивал. Он твердил свое:
— Волю императора мы не нарушим!
Вскоре каноник и граф вернулись ни с чем. Узнав, что переговоры шли впустую, Анастас подъехал к колымаге Анны, в коей она сидела с Анастасией, и сказал:
— Княжна Ярославна, германцы не хотят пропускать нас на заставе. Дай моим воинам взять рыцарей в хомут. Тогда и двинемся вперед.
— Господи, Анастас, как мог ты удумать подобное. Нет, дерзостью мы не пройдем по этой земле.
Анна вышла из колымаги, попросила подать ей коня и велела Анри д’Итсону идти следом за нею. Подвели коня, Анна поднялась в седло и медленно поехала к заставе. Съехавшись с отрядом немецких воинов, спросила Анри д’Итсона:
— Святой отец, что вы с графом сказали рыцарю?
— Чтобы открыли нам путь, дочь моя. Мы сказали о мире и дружбе Франции и Германии. Однако рыцарь и слушать нас не пожелал.
— Не забыл ли ты поведать, что мы исполняем волю папы римского?
— И о том сказал, славная княжна. Ведь на престоле теперь любезный мне бывший граф Бруно. Я ведь о нем говорил.
— И что же? Не поворачивать же нам вспять!
Немецкий рыцарь не знал, что перед ним княжна россов, но красота ее поразила молодого барона настолько, что он почувствовал, как застучало его сердце. В это время каноник-канцлер Анри сказал ему: