Русская литература в ХХ веке. Обретения и утраты: учебное пособие

Кременцов Леонид Павлович

В Театре сатиры поставили комедию Н. Хикмета «А был ли Иван Иванович?» о простом рабочем парне, который становится карьеристом, бездушным чиновником. После третьего показа спектакль был запрещён.

Закрыли альманах «Литературная Москва». Редакция была общественная, на добровольных началах. Имена её членов гарантировали высокий художественный уровень публикуемых произведений, а также обеспечивали полную меру гражданской ответственности (достаточно назвать К. Паустовского, В. Каверина, М. Алигер, А. Бека, Э. Казакевича). Первый выпуск вышел в декабре 1955 года. Среди его авторов были К. Федин, С. Маршак, Н. Заболоцкий, А. Твардовский, К. Симонов, Б. Пастернак, А. Ахматова, М. Пришвин и др.

По

свидетельству В. Каверина, над вторым сборником работали одновременно с первым. В частности, в нём напечатали большую подборку стихов М. Цветаевой и статью о ней И. Эренбурга, стихи Н. Заболоцкого, рассказы Ю. Нагибина, интересную статью М. Щеглова «Реализм современной драмы», рассказ А Яшина «Рычаги», статью А. Крона «Заметки писателя».

Первый выпуск альманаха продавался с книжных прилавков в кулуарах XX съезда. Дошел до читателя и второй выпуск. Для третьего выпуска «Литературной Москвы» предоставили свои рукописи К. Паустовский, В. Тендряков, К. Чуковский, А. Твардовский, К. Симонов, М. Щеглов и другие писатели и критики. Однако этот выпуск альманаха был запрещён цензурой, хотя в нём, как и в первых двух, не было ничего антисоветского. Принято считать, что поводом к запрещению были опубликованные во втором выпуске рассказ А. Яшина «Рычаги» и статья А. Крона «Заметки писателя». В. Каверин называет ещё одну причину:

Марк Щеглов затронул в своей статье амбиции одного из влиятельных тогда драматургов.

В рассказе А. Яшина четверо крестьян в ожидании начала партсобрания откровенно разговаривают о том, как трудно живется, о районном начальстве, для которого они – только партийные «рычаги в деревне», участники кампаний «по разным заготовкам да сборам – пятидневки, декадники, месячники». Когда пришла учительница – секретарь парторганизации, их словно подменили: «Всё земное, естественное исчезло, действие перенеслось в другой мир». Страх – вот то страшное наследие тоталитаризма, которое продолжало владеть людьми, превращая их в «рычаги» и «винтики». Таков смысл рассказа.

А. Крон выступил против идеологической цензуры: «Там, где истиной бесконтрольно владеет один человек, художникам отводится скромная роль иллюстраторов и одописцев. Нельзя смотреть вперед, склонив голову».

Запрещение «Литературной Москвы» не сопровождалось всенародным судилищем, как это было сделано с Пастернаком, но было созвано общее собрание коммунистов столицы, на котором у общественного редактора «Литературной Москвы» Э. Казакевича требовали покаяния. Оказывалось давление и на других членов редколлегии.

Через пять лет ситуация повторилась с другим сборником, также составленным по инициативе группы писателей (К. Паустовского, Н. Панченко, Н. Оттена и А. Щтейнберга). «Тарусские страницы», изданные в Калуге в 1961 году, включали в себя прозу М. Цветаевой («Детство в Тарусе»), повесть Б. Окуджавы «Будь здоров, школяр!», рассказы, стихи, эссе других авторов. Цензоры распорядились уничтожить тираж, хотя в «Тарусских страницах» уже не было резкостей и свободомыслия А. Крона и М. Щеглова из «Литературной Москвы». Пугал сам факт инициативы писателей «снизу», их самостоятельность, нежелание быть «рычагами» в политике партийных чиновников. Авторитарная система лишний раз пыталась продемонстрировать своё могущество, преподать урок непокорным.

Но группа московских писателей продолжала активную деятельность. Они настаивали на публикации романа А. Бека «Онисимов» (под названием «Новое назначение» роман был опубликован во второй половине 80-х годов), добивались публикации без купюр мемуаров Е. Драбкиной о последних месяцах жизни Ленина (это стало возможным только в 1987 году), встали на защиту романа В. Дудинцева «Не хлебом единым», провели в ЦДЛ вечер памяти А. Платонова. За доклад на этом вечере Ю.

Карякин был исключен из партии. Восстановили его в парткомиссии ЦК только после письма в его защиту, подписанного десятками писателей-коммунистов Москвы. Отстаивали они и книгу В. Гроссмана в ноябре 1962 года, когда заведующий отделом культуры ЦК Д. Поликарпов обрушился на него с несправедливой критикой. Роман Гроссмана «Жизнь и судьба» был уже к тому времени арестован, «главный идеолог страны» М. Суслов заявил о том, что это произведение будет напечатано не раньше, чем через двести лет. Писатели требовали ознакомить их с текстом арестованного романа, защищали честное имя художника.

В марте 1962 года состоялись очередные встречи Политбюро с писателями и художниками. Хрущёв вел себя вызывающе, кричал, прерывал А. Вознесенского, Е. Мальцева, В. Аксёнова.

И все же литературная жизнь не остановилась. Произведения обруганных авторов продолжали печатать. Твардовский в «Новом мире» поместил очерки Е. Дороша, повесть С. Залыгина «На Иртыше», где впервые в легально опубликованной литературе правдиво рассказывалось о коллективизации. Появились первые произведения В. Войновича, Б. Можаева, В. Семина и ряда других интересных писателей.

30 ноября 1962 года Хрущёв посетил выставку художников-авангардистов в Манеже, а потом на встрече руководителей партии и правительства с творческой интеллигенцией злобно говорил об искусстве, «непонятном и ненужном народу». На следующей встрече удар пришелся по литературе и литераторам. Обе встречи готовились по одному сценарию.

Однако художников, почувствовавших, как нужно их слово народу, трудно было заставить замолчать. В 1963 году Ф. Абрамов в очерке «Вокруг да около» на ином, чем в романе «Братья и сестры», уровне правды и бесстрашия вернулся к разговору о деревенской действительности. Он писал об изнанке половинчатых и сумасбродных преобразований в деревне, долго страдавшей от «беспаспортного» рабства. В результате Абрамов, как и опубликовавший за два месяца до него очерк «Вологодская свадьба» А. Яшин, вызвал на себя шквал разгромных рецензий. Активно действовал оппозиционный «Новому миру» и другим прогрессивным изданиям журнал «Октябрь» (редактор В. Кочетов). Именно с этим печатным органом были связаны тенденции сохранения идеологических схем и установок недавнего прошлого, продолжения административного вмешательства в культуру. Тенденции прослеживались прежде всего в подборе авторов, в «идейно-художественной» (характерный термин того времени) направленности публикуемых произведений.

С середины 60-х годов стало очевидно, что «оттепель» неотвратимо сменяется «заморозками». Усилился административный контроль за культурной жизнью. Деятельность «Нового мира» встречала всё больше препятствий. Журнал стали обвинять в очернительстве советской истории и действительности, усилился бюрократический нажим на редакцию. Каждый номер журнала задерживался и приходил к читателю с опозданием. Однако смелость и последовательность в отстаивании идей «оттепели», высокий художественный уровень публикаций создали большой общественный авторитет «Новому миру» и его главному редактору А. Твардовскому. Это свидетельствовало, что высокие идеалы русской литературы продолжали жить, несмотря на попытки скомпрометировать их.

Понимая, что произведения, затрагивающие основы существующего строя, не будут опубликованы, писатели продолжали работать «в стол». Именно в эти годы создал многие произведения В. Тендряков. В повестях и рассказах, увидевших свет при его жизни, он касался разных сторон жизни нашего общества. Но только сегодня можно по достоинству оценить его правдивые произведения о коллективизации («Пара гнедых», «Хлеб для собаки»), о трагической судьбе русских солдат отечественной войны («Донна Анна» и др.).