Русская поэзия XIX века. Том 2

Коллектив авторов

<1840>

ДОРОГА

Глухая степь – дорога далека, Вокруг меня волнует ветер поле, Вдали туман – мне грустно поневоле, И тайная берет меня тоска. Как кони ни бегут – мне кажется, лениво Они бегут. В глазах одно и то ж - Все степь да степь, за нивой снова нива - «Зачем, ямщик, ты песни не поешь?» И мне в ответ ямщик мой бородатый: «Про черный день мы песню бережем». «Чему ж ты рад?» – «Недалеко до хаты – Знакомый шест мелькает за бугром». И вижу я: навстречу деревушка, Соломой крыт, стоит крестьянский двор, Стоят скирды.- Знакомая лачужка, Жива ль она, здорова ли с тех пор? Вот крытый двор. Покой, привет и ужин Найдет ямщик под кровлею своей. А

я устал – покой давно мне нужен; Но нет его… Меняют лошадей. Ну-ну, живей! Долга моя дорога! Сырая ночь – ни хаты, ни огня. Ямщик поет – в душе опять тревога – Про черный день дет песни у меня.

<1842>

* * *

Пришли и стали тени ночи На страже у моих дверей! Смелей глядит мне прямо в очи Глубокий мрак ее очей; Над ухом шепчет голос нежный, И змейкой бьется мне в лицо Ее волос моей небрежной Рукой измятое кольцо. Помедли, ночь! густою тьмою Покрой волшебный мир любви! Ты, время, дряхлою рукою Свои часы останови! Но покачнулись тени ночи, Бегут, шатаяся, назад. Ее потупленные очи Уже глядят и не глядят; В моих руках рука застыла, Стыдливо на моей груди Она лицо свое сокрыла… О солнце, солнце! Погоди!

<1842>

ТИШЬ

Душный зной над океаном, Небеса без облаков; Сонный воздух не колышет Ни волны, ни парусов. Мореплаватель, сердито В даль пустую не гляди; В тишине, быть может, буря Притаилась, погоди!

<1843>

ЗИМНИЙ ПУТЬ

Ночь холодная мутно глядит Под рогожу кибитки моей, Под полозьями поле скрипит, Под дугой колокольчик гремит, А ямщик погоняет коней. За горами, лесами, в дыму облаков Светит пасмурный призрак луны. Вой протяжный голодных волков Раздается в тумане дремучих лесов. Мне мерещатся странные сны. Мне все чудится: будто скамейка стоит, На скамейке старуха сидит, До полуночи пряжу прядет, Мне любимые сказки мои говорит, Колыбельные песни поет. И я вижу во сне, как на волке верхом Еду я по тропинке лесной Воевать с чародеем-царем В ту страну, где царевна сидит под замком, Изнывая за крепкой стеной. Там стеклянный дворец окружают сады, Там жар-птицы поют по ночам И клюют золотые плоды, Там журчит ключ живой и ключ мертвой воды - И не веришь и веришь очам. А холодная ночь так же мутно глядит Под рогожу кибитки моей, Под полозьями поле скрипит, Под дугой колокольчик гремит, И ямщик погоняет коней.

<1844>

В ГОСТИНОЙ

В гостиной сидел за раскрытым столом мой отец, Нахмуривши брови, сурово хранил он молчанье; Старуха, надев как-то набок нескладный чепец, Гадала на картах; он слушал ее бормотанье. Немного подальше, тайком говоря меж собой, Две гордые тетки на пышном диване сидели, Две гордые тетки глазами следили за мной И, губы кусая, с насмешкой в лицо мне глядели. А в темном углу, опустя голубые глаза, Не смея поднять их, недвижно сидела блондинка. На бледных ланитах ее трепетала слеза, На жаркой груди высоко поднималась косынка.

<1844>

* * *

Уже над ельником из-за вершин колючих Сияло золото вечерних облаков, Когда я рвал веслом густую сеть плавучих Болотных трав и водяных цветов. То окружая нас, то снова расступаясь, Сухими листьями шумели тростники; И наш челнок шел, медленно качаясь, Меж топких берегов извилистой реки. От праздной клеветы и злобы черни светской В тот вечер наконец мы были далеко - И смело ты могла с доверчивостью детской Себя высказывать свободно и легко. И голос твой пророческий был сладок, Так много в нем дрожало тайных слез, И мне пленительным казался беспорядок Одежды траурной и светло-русых кос. Но грудь моя тоской невольною сжималась, Я в глубину глядел, где тысяча корней Болотных

трав невидимо сплеталась, Подобно тысяче живых зеленых змей. И мир иной мелькал передо мною - Не тот прекрасный мир, в котором ты жила; И жизнь казалась мне суровой глубиною С поверхностью, которая светла.

<1844>

ВЫЗОВ

За окном в тени мелькает Русая головка. Ты не спишь, мое мученье! Ты не спишь, плутовка! Выходи ж ко мне навстречу! С жаждой поцелуя К сердцу сердце молодое Пламенно прижму я. Ты не бойся, если звезды Слишком ярко светят: Я плащом тебя одену Так, что не заметят! Если сторож нас окликнет – Назовись солдатом; Если спросят, с кем была ты,- Отвечай, что с братом! Под надзором богомолки Ведь тюрьма наскучит; А неволя поневоле Хитрости научит!

<1844>

* * *

Развалину башни, жилище орла, Седая скала высоко подняла И вся наклонилась над бездной морской, Как старец под ношей ему дорогой. И долго та башня уныло глядит В глухое ущелье, где ветер свистит; И слушает башня – и слышится ей Веселое ржанье и топот коней. И смотрит седая скала в глубину, Где ветер качает и гонит волну, И видит – в обманчивом блеске волны Шумят и мелькают трофеи войны.

<1845>

ЗАТВОРНИЦА

В одной знакомой улице Я помню старый дом, С высокой темной лестницей, С завешенным окном. Там огонек, как звездочка, До полночи светил, И ветер занавескою Тихонько шевелил. Никто не знал, какая там Затворница жила, Какая сила тайная Меня туда влекла И что за чудо-девушка В заветный час ночной Меня встречала, бледная, С распущенной косой. Какие речи детские Она твердила мне: О жизни неизведанной, О дальней стороне. Как не по-детски пламенно, Прильнув к устам моим, Она, дрожа, шептала мне: «Послушай, убежим! Мы будем птицы вольные - Забудем гордый свет… Где нет людей прощающих, Туда возврата нет…» И тихо слезы капали - И поцелуй звучал - И ветер занавескою Тревожно колыхал.

<1846>

ТАТАРСКАЯ ПЕСНЯ [78]

Посв. Г. П. Данилевскому

Он у каменной башни стоял под стеной; И я помню, на нем был кафтан дорогой; И мелькала под красным сукном Голубая рубашка на нем… Презирайте за то, что его я люблю! Злые люди, грозите судом - Я суда не боюсь и вины не таю! Не бросай в меня камнями!… Я и так уже ранена… Золотая граната растет под стеной; Всех Плодов не достать никакою рукой; Всех красивых мужчин для чего Стала б я привораживать! Но Приютила б я к сердцу, во мраке ночей Приголубила б только его - И уж больше любви мне не нужно ничьей! Не бросай в меня камнями!… Я и так уже ранена… Разлучили, сгубили нас горы, холмы Эриванские! Вечно холодной зимы Вечным снегом покрыты оне! Говорят, на чужой стороне Девы Грузии блеском своей красоты Увлекают сердца… Обо мне В той стране, милый мой, не забудешь ли ты? Не бросай в меня камнями!… Я и так уже ранена… Говорят, злая весть к нам оттуда пришла; За горами кровавая битва была; Там засада была… Говорят, Будто наших сарбазов [79] отряд Истреблен ненавистной изменою… Чу! Кто-то скачет… копыта стучат… Пыль столбом… Я дрожу и молитву шепчу… Не бросай в меня камнями!… Я и так уже ранена…

78

Татарская песня эта была доставлена покойным Абаз-Кули-Ханом одному польскому поэту, Ладо-Заблоцкому. Он перевел эту песню по-польски, прозой; я, как умел, русскими стихами…

79

Сарбазы – персидские солдаты.