Русская полиция, Жуков Дмитрий Александрович

Русская полиция

на обложку

Жуков Дмитрий Александрович

Шрифт:

Как уже говорилось, вербовку и прием граждан в полицию проводили военные комендатуры разных уровней, полевая жандармерия, отделения тайной полевой полиции, СД, а в лагерную полицию — непосредственно персонал и коменданты лагерей для военнопленных. Задачи по вербовке возлагались и на местных руководителей гражданской администрации (старост, старшин и бургомистров), которым вспомогательная полиция формально подчинялась (по крайней мере, поначалу). К примеру, действиями полиции города Михайлов (Рязанская область) руководил городской глава Ежокин (Михайлов находился под оккупацией с 24 ноября по 6 декабря 1941 г.; за этот срок было открыто городское полицейское управление и отдел охраны при гарнизонной комендатуре) [42] .

Бучнев Ю. Михайлов — 41. Хроника событий осени—зимы 1941 г. Рязань, 2006. С. 57, 106.

Высший

фюрер СС и полиции в Центральной России обергруппенфюрер и генерал полиции и войск СС Эрих фон дем Бах-Зелевски

Порядок приема в полицию поначалу был не особенно жестким. Главным условием была политическая лояльность и враждебное отношение к «еврейскому большевизму». В результате вербовка в полицейские органы нередко носила формальный характер. Последнее обстоятельство легко позволяло советским подпольщикам, выдавая себя за «жертв» сталинских репрессий, проникать в полицейские органы, а также и в другие учреждения оккупационной власти.

Со временем требования к кандидатам повысились. Так, 23 декабря 1942 г. военный комендант города Орла генерал-майор Гаманн издал приказ, в котором он уточнил критерии для набора в полицию. Командиры, писал генерал, должны выбираться «по физической пригодности, внешнему виду, соответствующему репутации с места жительства и с предыдущей работы. Командный состав должен быть примером». В состав так называемой народной стражи (несла службу в городе) рекомендовалось принимать мужчин, которыми можно располагать вне их места жительства, а в состав народной стражи И (или уездной стражи) — тех, кто связан по работе и семейному положению со своим местом жительства. Окончательное решение о вступлении в полицию каждого кандидата принимал местный комендант [43] .

Цит. по: «Огненная дуга»: Курская битва глазами Лубянки. М., 2003. С. 348.

В сообщении Ленинградского штаба партизанского движения (ЛШПД) от 9 ноября 1942 г. отмечалось: «Немцы системой террора, обмана, шантажа и принудительными мобилизациями добиваются того, что некоторая часть местного населения и военнопленных пополняет оккупационные структуры» [44] . Применительно к набору в полицию такую трактовку едва ли можно назвать справедливой. К примеру, в Ленинградской области, как констатирует Н. Ломагин, «служба в полиции была весьма популярна среди населения в связи с тем, что полицейские и их семьи фактически не знали тягот оккупации... Как правило, полицейские в городе и в деревнях получали немецкий паек второй категории... Те же, кто часто принимал участие в боевых действиях против партизан, получали паек первой категории» [45] . Желание служить в полиции подогревалось, в частности, тем, что в оккупированных областях проходили мероприятия по отправке населения на работу в рейх, а сотрудники службы порядка от трудовой мобилизации освобождались.

Цит. по: В тылу врага. 1942. Сборник документов. Л., 1981. С. 270.

Ломагин Н.А. Неизвестная блокада. СПб., 2004. Кн. 1. С. 475.

Особая ситуация складывалась в лагерях для военнопленных. Здесь желающих добровольно вступить в полицию было несоизмеримо больше, чем в оккупированных городах и селах. Причиной этому было то, что получение должности полицейского было фактически единственной альтернативой смерти от голода и болезней (особенно в первый период войны).

Сотрудники подразделения вспомогательной полиции

Так, один из полицейских лагеря в селе Спаек Смоленской области, бывший курсант Московского военного училища имени Верховного Совета СССР Кирилл Клишин на допросе в НКВД объяснял свое предательство следующим образом: «Поступил полицейским в лагерь военнопленных, выполнял требования немцев, избивал русских военнопленных ради спасения своей жизни». Исследователь А. Шнеер замечает, что «голод — лишь одна из основных причин вступления в лагерную полицию. Многие, уверовавшие в победу немцев, шли на сотрудничество, считая, что надо приспосабливаться к новой власти и стоит начинать с лагеря» [46] .

Шнеер Л. Указ. соч. С. 255.

Действительно, ряд «оправдавших доверие» на должностях лагерных полицейских впоследствии были освобождены и стали стражами порядка в городской или сельской полиции. Например, Елизар Романович Филипиков, бывший майор Красной армии, вначале был начальником полиции лагеря военнопленных в городе Великие Луки, выявлял коммунистов, политработников и евреев, а впоследствии был назначен начальником городской полиции [47] .

Шнеер приводит многочисленные случаи, когда за право стать пособником оккупантов между военнопленными разгоралось нешуточное соперничество.

К примеру, в шталаге № 326 в Зенне «начался конфликт между русскими и украинцами: почему для полиции отбирали только украинцев? Дело дошло до настоящего побоища между пленными, и для его прекращения немецкая охрана была вынуждена применить оружие» [48] .

«Следствие продолжается» / «Родина», 2008. № 12. С. 76. 29 декабря 1942 г. в ходе штурма Великих Лук частями РККА Е.Р. Филипиков (1904—1943) отдал приказ своим подчиненным отходить в район вокзала для участия в обороне города. 16 января 1943 г. был захвачен и расстрелян красноармейцами. См.: Органы государственной безопасности СССР в Великой Отечественной войне. Сборник документов. Т. 4. Кн. 1. Секреты операции «Цитадель». 1 января — 30 июня 1943 года. М., 2008. С. 109.

Шнеер А. Указ. соч. С. 257.

Бывший редактор орловской оккупационной газеты «Речь» В. Самарин в своих послевоенных воспоминаниях условно разделил сотрудников русской полиции на четыре категории. Первую, по его мнению, составляли убежденные антибольшевики, патриоты, боровшиеся против большевизма, а не служившие немцам. Вторая категория была представлена антибольшевиками, считавшими, что они должны мстить. Они нередко совершали жестокости и ничего, кроме вреда, не приносили. Третья категория — люди, работавшие в полиции для того, чтобы «не умереть с голоду и не ехать в Германию». Четвертую категорию составляли агенты партизан и подпольщиков. Основная их задача заключалась в натравливании немцев на население и население на немцев, а также «получать нужную подполью информацию» [49] .

Цит. по: Чуев С.Г. Власовцы — пасынки Третьего рейха... С. 84.

В свою очередь представители партизанского движения в своих воспоминаниях не жалели черной краски и жестких эпитетов в адрес полицейских. Так, начальник штаба брянского партизанского отряда им. Щорса (в последующем партизанской бригады им. Щорса) В.А. Андреев [50] писал: «Нас, участников партизанской борьбы, до глубины возмущало то, что среди русских людей находились отщепенцы, которые шли на немецкую службу. Они вербовались из числа забулдыг, преступников или кулацких отпрысков. Отыщут, бывало, гитлеровцы такого проходимца, назовут его полицейским, вручат ему бумагу с фашистским орлом и свастикой, дадут винтовку с одним-двумя патронами, и заново испеченный служака начинает властвовать» [51] .

См.: Приложение № 1. Перечень партизанских формирований, принимавших участие в борьбе с бригадой Каминского на территории южных районов Брянщины (1941—1943) / Жуков Д.А., Ковтун И.И. Русские эсэсовцы в бою. Солдаты или картели? М., 2009. С. 252—253.

Андреев В. Народная война. М., 1949. С. 131.

И. Ильиных, воевавший в составе 4-й Клетнянской партизанской бригады (Орловская область), вспоминал: «С оккупацией из всех щелей вылезли подонки, уголовные преступники. С их помощью фашисты огнем и мечом стали насаждать в районе «новый порядок». По окрестным селам разъезжали вооруженные банды, сгоняли жителей и объявляли им о создании волостных управ и назначении старост» [52] .

Командир Житомирского партизанского соединения А. Сабуров, начинавший войну в лесах Орловской области, отмечал: «Да, немцы назначают полицейских, старост, бургомистров, даже городскую управу. Но что это за люди? Это преступники, бежавшие из тюрьмы, бывшие кулаки, эмигранты. Да, эмигранты. Их привозят в Советскую Россию из Франции, Германии, Чехии, Венгрии, Австрии, — отовсюду. Они выдают себя за советских людей, становятся во главе самоуправлений и не смеют шага шагнуть без разрешения фашистского начальства» [53] .

Ильиных И.Л. Шестьсот дней в боях и походах. Тула, 1969. С. 207.

Сабуров А. За линией фронта. (Партизанские записи). Книга первая: Партизанский край. М., 1953. С. 258.

Составители сборника очерков истории органов внутренних дел Ставропольского края пишут: «Вступившие на территорию края оккупанты разместили свои службы безопасности, гестапо, полицию в сохранившихся зданиях органов внутренних дел. Оккупанты приняли меры по организации полиции и привлечению в нее местного населения. В нее вербовались, прежде всего, недовольные Советской властью, репрессированные, обиженные, осужденные, высланные во время коллективизации, раскулаченные, дезертиры, уголовники и т.д. Кроме того, оккупанты привлекали к сотрудничеству людей различными посулами: оплатой, пайком, а также угрозами. И это им в значительной мере удавалось сделать» [54] .

век служа закону: очерки истории органов внутренних дел Ставропольского края. Ставрополь, 2005. С. 235.