Русская правда
Шрифт:
Поели, прошли через другую дверь в малую совсем тёмную избу без окон, где вдоль стен были полати в два яруса, на которых лежали сенники, набитые душистым сеном. Укрылись плащами, завалились спать. Каменец поднялся ещё до рассвета, он привык отдыхать помалу, несколько часов сна ему хватало. Хозяйка затапливала печь, он взял две репки, краюху вчерашнего хлеба, выпросил щепоть соли, налил в горлатку квасу, вскочил на коня и ускакал: умыться и поесть можно и возле какого-нибудь ручья. Некогда задерживаться, да и опасно…
Несколько дней спустя возле ворот Словенского конца в Новгороде произошло незначительное событие, достойное разве что разговора баб у колодца. Неподалёку от въезда в город сидел грязный босой старик с протянутой рукой. К воротам подъезжала простая телега, нагруженная сеном. Конь вдруг вздыбился, рванул резко в сторону, угол повозки задел нищего, одетого в рубище 108 . Старик
108
Рубище – ветхая рваная одежда
Часом позже Князь Господина Великого Новгорода Ярослав Владимирович вышел из трапезной палаты и направился в избу, где работали писцы. Княжеский дворец, деревянный, в три жилья с теремом Ярослав построил недавно. Это были настоящие палаты, с полом, потолками и даже окнами. Первое на Руси стекло делали в Киеве, отец держал заморского мастера с нашими подмастерьями, чтобы делали бусы, браслеты для его жён и наложниц, да для продажи. Ярослав заказал им пластин для окон. Они получились с ладошку, да мастера сладили раму с круглыми отверстиями, два-три десятка таких ладошек – и вот тебе большое окно! А сколько сразу света! У него в каждой палате были окна, да не по одному! Он любил свет! Залезут, как кроты, в свои тёмные избы и ютятся там всю зиму. Он любил простор, размах! Но больше всего он любил власть! Поэтому и не стал жить в Рюриковом городище, как прежние князья, как отец, а приказал выстроить себе хоромы на Торговой стороне Новгорода, в Словенском конце рядом с Торжищем. Отстроились быстро, народ из дерева веками строит, избу в три дня ставят. Лес брал у купцов готовый, пятилетний, на корню 109 ! Зато какие хоромы получились! Только сени тёмные, но в сенях да переходах окон не сделаешь!
109
На сосне или лиственнице в лесу делали узкие затёсы и снимали вниз тонкие полоски коры, оставляя дерево расти ещё лет пять и просмаливаться на корню. Рубили поздней осенью; высыхая на солнце, оно становилось крепким, как кость. Некоторые брёвна были до 15 м. длиной
Так вот, шёл князь в писчую избу, а сзади, как всегда, два гридня для охраны. Он ходил медленно, неторопливо, чтобы скрыть лёгкую хромоту, оставшуюся с детства. Вдруг в полутёмном переходе гридень мягко заступил ему дорогу и сказал негромко, но твёрдо:
– Поговорим, княже… Не бойсь, не трону, не для того пришёл. Я твой приказ сполнил, твоя очередь… Обещался ты, что отпустишь семью мою из холопов, я всё сделал, гонец уже привёз весть, мне о том ведомо…
– Что же ты, как тать, в темноте, пришёл бы по-людски, моё слово княжеское нерушимое, – проговорил Ярослав с некоторым облегчением, но, крутя головой, пытался высмотреть, куда подевался второй гридень.
– На ларе он лежит, в сенях, не серчай на него, княже, он против моего умения просто кутёнок 110 ; и на меня не серчай, я только жить хочу, а тебе вреда никакого не будет, если слово своё сдержишь. А свидетели нам с тобой ни к чему.
Князь попробовал дёрнуться в сторону, но что-то твёрдое и острое упёрлось под рёбра.
– Не нужно, княже, если отказываешься от своего слова, сейчас скажи, я уйду, ты мне без надобности, и так на мне греха хватает…
110
Кутёнок – щенок
– Нет, нет… – заторопился Ярослав. – Я всё выполню, как ты мог подумать?..
– Мог, княже, мог… И писак отошли на часик…
Они дошли рядом до конца перехода и вошли в небольшую избу, где за длинным столом, заваленным пергаментными листами, сидело несколько писцов. Все встали, поклонились, князь подошёл к старику, писавшему стоя в углу за высоким чуть наклонным столом, отослал остальных, начал диктовать грамоту:
– Моя воля… освободить
111
Скарбник – казначей, от скарб – имущество
112
Куны – так называли мелкие серебряные монеты на Руси, в гривне было 25 кун. Гривна – крупная серебряная монета, их чеканили на Руси с 10 века с изображением князя Владимира
Писец закончил, посыпал грамоту песком, подал князю с куском бересты, тот взял из ящичка сначала вислую печать 113 , потом подумал, выбрал большую, стоящую на отдельной подставке, ещё с трезубцем Рюрика, макнул в краску, поставил оттиски. Подошёл к гридню, стряхнул песок прямо ему на ноги, протянул грамоты.
– Прости, княже, что так, спасибо тебе, мы в расчёте, больше ты меня не увидишь…
Гридень в шапке («Почему в шапке-то летом?» – совсем некстати подумал писец) быстро выскользнул за дверь и запер её снаружи на засов. Через час вернулись другие писцы, отперли избу, сильно удивлённые… Князь, как ни в чём ни бывало, беседовал с писцом, сидя на лавке под окном, затем встал и вышел непривычно быстро, сильно хромая. Что-что, а держать лицо Ярослав умел! Старый писец сразу приступил к работе, так и не сказав им ни слова… А князь уже сидел в малой палате, раздавая приказания. Сюда притащили из сеней второго гридня, он лежал, как полено, ещё с час, потом встал, как ни в чём ни бывало, но ничего не помнил… Скоро пришёл воевода, стали прибегать гридни с докладами:
113
Вислая печать – подвешивалась к грамоте на шнурке
– Скарбник выдал две мошны, как было приказано в грамотке твоей, одну агарянскими дирхемами 114 , другую нашими гривнами, только пришёл за ними не гридень, а гость 115 …
– Отрок из младшей дружины прибежал к холопу твоему Щуке, отдал грамоту, что ему дал твой гридень в шапке, и мошну с гривнами, велел собираться всем и уезжать; тот до сих пор сидит на лавке кулём, словно в оторопи, боится твоего гнева и не может поверить…
114
Агарянское царство – так называли Арабский халифат, серебряные дирхемы которого доходили на Русь через Среднюю Азию по Волжскому торговому пути с 8 века, агаряне – арабы, мусульмане
115
Гость – русский купец, торгующий с другими странами или заморский купец
– Он что, грамоте княжеской не верит? – князь изобразил сильное удивление даже с налётом гнева. – Ну, так скажите ему, пусть едет, слово княжеское нерушимо! Да проследить тихо, куда поедет, да не придёт ли к нему кто…
– Понял, княже, всё исполню, только шибко он умный…
– Он, значит, умный, а все мы скудоумы 116 … Что ещё сделано?
Вперёд вышел Константин 117 , помощник старого посадника новгородского:
116
Скудоум – дурак
117
Константин Добрынич – сын новгородского воеводы Добрыни, дяди князя Владимира по матери (брата Малуши)
– На всех воротах из города стоят наши дружинники, они его в лицо помнят, узнают… В Софийской стороне 118 тоже, всюду дозоры, на всех концах, и в Словенском, и в Неревском, и на Торге… Птица не пролетит мимо них…
– Не совсем ты понимаешь, кого ищем… А как же эта птица в город залетела? Вот ещё что сделай, – и князь стал что-то говорить Константину шёпотом, тот только кивал… Сделаем, мол…
Поздним, тихим и тёплым вечером того же дня недалеко от торга в лёгких кисейных сумерках, наползавших с Волхова, раздался истошный бабий крик:
118
Названа по деревянной церкви св. Софии, построенной в к. 10 века над Волховом