Русская революция. Большевики в борьбе за власть. 1917-1918

Пайпс Ричард

* * *

В условиях режима, основанного на принудительном труде, конечно, не было места для свободных профсоюзов. Находились и логические аргументы, объяснявшие необходимость запрещения таких союзов: ведь в «рабочем» государстве интересы рабочих по определению не могут расходиться с интересами работодателей. Как сформулировал это однажды Троцкий, русский рабочий «не просто торгуется с советским государством» — нет, он повинен государству, всесторонне подчинен ему, ибо это — его государство»¹⁴⁰. Следовательно, подчиняясь государству, рабочий подчиняется самому себе, — даже если ему кажется, что это не так. Были также практические причины, не позволявшие относиться к профсоюзам терпимо: их деятельность была несовместима с централизованным планированием. В общем, большевикам не пришлось долго размышлять, прежде чем лишить независимости две главные организации российских рабочих — фабричные комитеты и профсоюзы.

Напомним,

что сразу после февральской революции фабричные комитеты получили влияние и распространились, при поддержке большевиков, по всей России в качестве органов рабочего контроля. В условиях нараставшей анархии развитие фабричных комитетов наносило ущерб профсоюзам, организованным по отраслям в национальных масштабах, поскольку рабочие находили больше точек соприкосновения со своими товарищами, трудившимися на том же предприятии, чем с рабочими одной с ними специальности, но занятыми где-то в других местах. Под влиянием синдикалистских идей фабричные комитеты приобрели ярко выраженную левую ориентацию и осенью 1917 года стали одним из главных источников политической силы большевиков.

Но стоило большевикам получить власть, и эти комитеты сделались им не нужны. Преследуя корыстные интересы и рассматривая предприятия как свою собственность, фабричные комитеты вмешивались в решение производственных вопросов и противодействовали экономическому планированию. В первые недели после Октябрьского переворота большевики, еще не утвердившись как следует в своей власти, продолжали с ними заигрывать. Декретом от 27 ноября 1917 года на всех предприятиях, где числилось не менее пяти человек, учреждались рабочие комитеты. Они получали доступ к учетной документации и должны были контролировать процесс производства, определять минимальную выработку и устанавливать цены на продукцию¹⁴¹. Это был чистый и неприкрытый синдикализм. Однако Ленин не более стремился отдать управление производством в руки рабочих, чем предоставить землю крестьянам, командование армией — солдатам или независимость — национальным меньшинствам. Все это были лишь средства, служившие единственной цели — завоеванию власти. Поэтому в декрет о фабричных комитетах он включил два пункта, на которые в то время почти никто не обратил внимания, но которые фактически давали правительству право его аннулировать. В одном из них было сказано, что решения выборных представителей рабочих и служащих, будучи обязательными для владельцев предприятий, вместе с тем «могут быть отменяемы... профессиональными союзами и съездами». В другом утверждалось, что на предприятиях, имеющих «общегосударственное значение» — то есть работающих на оборону или связанных с производством продуктов» «необходимых для существования массы населения», — рабочие комитеты несут ответственность перед государством за «строжайший порядок, дисциплину и охрану имущества». Как заметил один историк, эти туманные пункты привели вскоре к тому, что весь декрет о рабочем контроле «не стоил и бумаги, на которой он был написан»¹⁴².

Со временем фабричные комитеты были поставлены под контроль бюрократии и полностью выхолощены. В соответствии с декретом о рабочем контроле каждый фабричный комитет должен был представлять отчеты о своей деятельности в местный Совет рабочего контроля, который был, в свою очередь, подчинен Всероссийскому совету рабочего контроля. Руководители этих вышестоящих органов получали установки от Коммунистической партии и были обязаны выполнять все ее распоряжения¹⁴³. Эта бюрократическая надстройка не давала фабричным комитетам возможности создать собственную, независимую от государства организацию. При учреждении в декабре 1917 года Высшего совета народного хозяйства он был наделен властью над всеми существовавшими тогда хозяйственными органами, включая и Всероссийский совет рабочего контроля.

Судьба русского рабочего движения — в его анархо-синдикалистской, равно как и профсоюзной формах — была в значительной мере решена на Первом съезде профсоюзов, состоявшемся в январе 1918 года в Петрограде¹⁴⁴. Интеллектуалы-социалисты — как большевики, так и меньшевики — подвергли здесь критике анархо-синдикалистские тенденции, получившие развитие в среде рабочих, и отвергли требование рабочего контроля как вредное с точки зрения задач производства и враждебное идеям социализма. Несмотря на отчаянные попытки отстоять рабочий контроль, съезд, где тон задавали большевики (получившие в данном случае поддержку меньшевиков и эсеров), принял резолюцию, которая отнимала у фабричных комитетов многие средства контроля над производством и передавала их профсоюзам. Фабричные комитеты потеряли большую часть тех прав, которые были им гарантированы в ноябре, — включая право вмешиваться в финансовые дела предприятия. «Контроль над производством, — было сказано в резолюции, — не означает, что предприятие передается в руки рабочих».

Когда съезд обратился к вопросу о профсоюзах, мнения большевиков и меньшевиков разошлись. Меньшевики, поскольку они имели сильную поддержку в некоторых крупнейших отраслевых профсоюзах, выступали за их независимость. Позиция большевиков заключалась в том, что профсоюзы должны быть инструментами государства, его органами в деле «организации производства» и «восстановления подорванного хозяйства страны». К числу задач профсоюзов они относили «обеспечение всеобщей трудовой обязанности». Как было сказано в большевистской резолюции, «съезд убежден, что профсоюзы неизбежно превратятся в органы социалистического государства»: «Весь

процесс полного слияния профессиональных союзов с органами государственной власти (процесс так наз. огосударствления) должен явиться как совершенно неизбежный результат их совместной теснейшей и согласованной работы и подготовки профессиональными союзами широких рабочих масс к делу управления государственным аппаратом и всеми хозяйственными регулирующими органами»¹⁴⁵. Это вполне соответствовало традициям русской истории, где процесс огосударствления был всегда чрезвычайно силен, то есть государство всегда, рано или поздно, поглощало и подчиняло себе общественные образования, первоначально формируемые (иногда по его собственной инициативе) как самоуправляемые и независимые.

Поскольку фабричные комитеты были подчинены Всероссийскому совету рабочего контроля, который, в свою очередь, должен был отчитываться перед профсоюзами и их съездами, а задача профсоюзов заключалась в том, чтобы служить «органами социалистического государства», фабричные комитеты были обречены. Вся история организаций рабочего контроля, начиная с Первого съезда профсоюзов, — это история их неуклонного разрушения. Они увядали, таяли, умирали одна задругой. Последней попыткой спасти идею было безуспешное движение за создание в стране сети полномочных рабочих представителей, развернувшееся весной 1918 года. К 1919 году от фабричных комитетов осталось лишь воспоминанье.

Что касается профсоюзов, то они разрастались (не получая, впрочем, больших политических полномочий), так как война близилась к завершению и правительство все больше нуждалось в них для укрепления трудовой дисциплины. Партия постепенно присвоила себе право назначать профсоюзных руководителей на место тех, кто был избран, но не пришелся ко двору¹⁴⁶. В 1919 и 1920 годы государственные и партийные резолюции все еще содержали демагогические заявления, что профсоюзы помогают управлять хозяйством страны. Но в действительности они служили уже исключительно проводниками распоряжений правительства. Вот как определял роль профсоюзов Троцкий в 1920 году: «Без трудовой повинности, без права приказывать и требовать исполнения, профессиональные союзы превратятся в пустую форму без содержания, ибо строящемуся социалистическому государству профессиональные союзы нужны не для борьбы за лучшие условия труда — это есть задача общественной и государственной организации в целом, — а для того, чтобы организовать рабочий класс в производственных целях, воспитывать, дисциплинировать, распределять, группировать, прикреплять отдельные категории и отдельных рабочих к своим постам на определенные сроки, словом, — рука об руку с государством властно вводить трудящихся в рамки единого хозяйственного плана»¹⁴⁷.

Профсоюзы оказались более крепким орешком, чем фабричные комитеты. В 1920-1921 годы, по окончании гражданской войны, в рядах большевиков возникла взрывоопасная ситуация, связанная с практикой замены выбранных профсоюзных деятелей чиновниками, назначенными партией. Этот вопрос вызвал сильные внутрипартийные трения, которые Ленин использовал как предлог для запрещения в Коммунистической партии фракционной деятельности.

Коль скоро функция профсоюзов состояла не в защите интересов их членов, а в осуществлении государственной политики, было вполне логично сделать членство в них обязательным. Принудительный прием в профсоюзы не был заявлен как принцип, но по сути постепенно осуществлялся, охватывая все новые отрасли, так что к концу 1918 года три четверти всех рабочих, вольно или невольно, оказались членами профсоюза¹⁴⁸. Однако, чем шире был этот охват, тем слабее становилась сама организация.

Право на забастовки везде считалось неотъемлемым правом трудящихся. Это еще раз подтвердила и Третья всероссийская конференция профсоюзов, состоявшаяся в июне 1917 года¹⁴⁹. Ни в тот период, ни позднее коммунистическое правительство не издавало законов, прямо запрещающих забастовки. Тем не менее было очевидно, что большевики не потерпят, чтобы государственное предприятие прекратило работу из-за конфликта рабочих с администрацией. Законодательно запретить забастовки властям мешало то, что большинство промышленных предприятий все еще находилось в частных руках. Но и подтвердить право рабочих на забастовки власти не были готовы. На съезде профсоюзов в январе 1918 года профсоюзный деятель Г.В.Циперович утверждал, что профсоюзное рабочее движение, как и прежде, рассматривает забастовки в качестве средства защиты своих интересов, понимая при этом, что в условиях рабочего контроля их можно проводить более эффективно. Съезд, на котором большинство составляли большевики, проигнорировал эту формулировку¹⁵⁰. На практике забастовки были разрешены на частных предприятиях (пока они еще оставались) и запрещены на государственных. По мере национализации промышленности забастовочная деятельность оказывалась фактически вне закона. Вот как описывает один исследователь смысл отмены de facto права на забастовки в советской России: «Советские власти исходили из того, что условия объединения и возможности профессиональных союзов основываются не на праве призывать трудящихся к забастовкам, а на их политических взаимоотношениях с государством и партией. Во всех случаях ответственность за недопущение и прекращение забастовок была переложена на профсоюзы, то есть как раз на ту организацию, для которой право на забастовки является жизненно важным. Профсоюзы оказались в невозможном положении: им пришлось отрицать единственное право, которое могло сделать их сильными и обеспечить защиту их членам»¹⁵¹.